Страница 250 из 326
— Он обязательно свяжется с вами, — учтиво сообщает секретарь. — Позже.
Пора паниковать или еще подождем?
Допустим, с левой бабой никто бы не спешил соединять, но тактично послать подальше десяток крутых предприятий не каждый отважится.
Или меня раскусили? Пусть так. Фон Вейганд не стал бы терпеть телефонный террор. Он бы пресек истерию в момент. Он ведь не прятался от меня и не скрывался. Так куда вдруг исчез? Почему настолько резко? Почему?!
Я отвлекаюсь от стандартной рефлексии, перестаю посыпать голову пеплом несбывшихся надежд. Мозг находит новую навязчивую идею. Еще вчера я выла и рыдала, в отчаянии каталась по полу, а сегодня разрабатываю план поисков фон Вейганда. Прогресс. Хотя смотря с какой стороны взглянуть.
Под сердцем сворачиваются в клубок ледяные змеи. Вдоль позвоночника скользит холод. Сон не идет. Не удается сомкнуть глаз по ночам. Лишь утром отключаюсь от реальности абсолютно измотанная.
Сама не отдаю себе отчет в том, почему так сильно переживаю.
Нет улик. Нет доказательств. Нет преступления.
Только предчувствие.
Тяжелое, гнетущее.
Оно выкручивает суставы. Выпивает энергию. Вытягивает жилы. Уничтожает и разрушает изнутри. Окончательно расшатывает психику.
Умом понимаю, фон Вейганд мог улететь на другой континент. В мире существует много мест, куда до сих пор не добрались мобильные операторы. Пустыня. Джунгли. Вариантов хватает.
Однако от этих размышлений не становится легче.
Секретарь не дает точного ответа о возвращении. Андрей кажется испуганным. Но это тоже домыслы.
Фактов ноль.
Нет оснований для беспокойства. Вроде бы. А я на взводе. Физически не способна успокоиться. Готова взорваться в любой момент.
Может, все обо всем знают? Просто лишнего не болтают.
Я зачеркиваю очередную цифру в календаре.
Может, он оставил меня? Забыл. Наплевал. Вычеркнул. Может, даже издеваться и наказывать уже скучно? Выбросил. Вышвырнул из памяти.
Наступает двадцатый день.
— Господин Валленберг ждет вас, — сообщает Андрей.
— Что? — спрашиваю тупо. — Где?
— Внизу, на кухне.
— Он приехал?
Узел внутри закручивается туже.
Как я пропустила его приезд? Не услышала ни шагов, ни голоса. Ничего не почувствовала. Никакой перемены. Как это вообще возможно?
Рефлекторно отступаю назад.
— Что он говорил? — спрашиваю тихо. — Он что-то сказал вам?
— Он желает говорить не со мной, а с вами, — спокойно произносит Андрей. — Пройдите, и сами все узнаете.
Молча киваю. Отхожу в сторону, бросаю взгляд в зеркало. Отражение не радует. Вид у меня уставший. Синяки до сих пор не сошли, контрастно выделяются на бледной коже, расцветают позорными пятнами на горле и на запястьях. Губы в кровоподтеках. Очень мило.
Либо меня долго и методично насиловали. Либо убили и забыли закопать. Либо осуществили все и сразу, причем необязательно в таком порядке.
Пожалуй, стоит подкраситься, замазать все изъяны тональным кремом, скрыть мрачные тени под глазами. Нужно одеться получше, более привлекательно.
А впрочем, все это едва ли задобрит фон Вейганда.
Скорее уж распалит темные желания.
Но разве не этого я добиваюсь?
Медлю пару мгновений.
Распускаю волосы, не расчесываю спутанные пряди, просто поправляю небрежным движением. Провожу ладонями по бедрам, приглаживаю платье. Блеклое, совсем неприметное.
Отлично, я готова к выходу. Нет причины оттягивать неизбежное. Пора приступать к активным действиям.
Покидаю комнату, спускаюсь по лестнице.
Вроде бы на меня должно накатить облегчение. Но ничего подобного не происходит. Ноги не гнутся, немеют и отнимаются, зато руки дрожат, пальцы отбивают барабанную дробь. Сосредотачиваю все внимание на том, чтобы не полететь вниз по ступенькам. Не рухнуть к ногам палача раньше времени.
Интересно, почему он назначил свидание на кухне?
Обычно вызывает в кабинет или приходит сам.
Хочет прирезать. Точно. Там полным-полно ножей. Дикое искушение для фантазии. Как же устоять.
Я поворачиваю ручку и открываю дверь. Осторожно. Не тороплюсь. Делаю глубокий вдох и ступаю вперед. Стойкий запах ванили заполняет пространство. Приятный аромат. Во рту моментально накапливается слюна. Сглатываю. Прохожу дальше.
Печь включена. Шипит масло.
Мотаю головой. На автомате. Будто хочу развеять мираж. Но ничего не выходит. Видение остается прежним.
Высокая темная фигура. Прямо по курсу. Возле плиты.
Здесь невозможно ошибиться.
Он… готовит?
Завтрак. Обед. Ужин.
Остатки моего самообладания?
Элегантный костюм из темной ткани сидит на нем идеально, подчеркивает широкие плечи, статность и статус. Черные туфли начищены до блеска. В образе нет ничего случайного. Все продумано до мелочей. Детально.
Господин Валленберг.
Сомнений нет.
И все же… что-то не так. Не могу объяснить что именно. Но что-то выбивается из общей картины.
Ступаю дальше.
Приближаюсь.
Он вдруг выпрямляется, вскидывает голову, поворачивает так, словно прислушивается к моим шагам.
Господи.
Боже.
Нет.
Не верю.
Невозможно.
Осознание накатывает раскаленной волной.
Та же фигура. Та же манера держаться. Жест в жест.
Только череп не выбрит. Волосы подстрижены коротко. Густые. Седые. Вот в чем таится подвох. И конечно, это не единственное отличие. Далеко не единственное.
Андрей забыл уточнить, какой именно Валленберг меня ждет.
— Do you want a pancake? (Хочешь блинчик?) — любезно интересуется милый дедушка-нацист.
Открываю рот.
И молчу.
Я не в силах выдавить из себя ни единого звука. Пытаюсь. Правда. Однако любые старания оказываются напрасны. Язык прилипает к нёбу.
Определенно. Голый Майкл Фассбендер удивил бы меня гораздо меньше, чем Вальтер Валленберг, пекущий блины.
Я примерзаю к полу.
— Are you all right? (Ты в порядке?)
Он окидывает меня рентгеновским взглядом. Пронизывает насквозь. Осматривает с ног до головы за один миг. После вновь поворачивается к плите. Продолжает колдовать над сковородой.
— No (Нет), — выдыхаю глухо. — Not at all (Совсем нет).
По ходу я приняла запрещенные вещества. Иначе как наркоманским приходом это объяснить нельзя. Меня накачали. Героином. Или от чего еще так вставляет?
— What happened? (Что случилось?) — спрашивает удивительно реальная галлюцинация.
Я доигралась.
Нервы. Хроническое недосыпание. Нельзя постоянно жить в кредит. Здоровье тоже ресурс. А любой ресурс имеет свойство истощаться.
— You (Вы), — выдаю, едва разлепляя губы. — At the kitchen (На кухне).
Он поднимает сковороду. Подбрасывает блин. Отправляет на тарелку, где выстроена стопка таких же блинов. Ровных. Идеальных.
Прямо шеф-повар. Мастер.
— My house (Мой дом), — роняет небрежно. — My hobby (Мое хобби).
Продолжает жарить блины. Действует легко, со знанием дела. Такое впечатление, будто занимается этим каждый день.
Черт. Вот ведь незадача. Учитывая мое нестабильное психическое состояние, я даже не замечу, что сошла с ума. Никто не заметит. Ну, супер теперь.
Будем побеждать. По-всякому. В тайне от санитаров.
— Cooking? (Готовка?) — не могу не округлить глаза. — Seriously? (Серьезно?)
— It’s a good way to relax (Это хороший способ расслабиться), — абсолютно невозмутимый тон. — Or what do you think I should do? Torture people at the dungeon? (Или чем по-твоему я должен заниматься? Пытать людей в подземелье?)
Отключает плиту, берет тарелку с блинами, ставит на стол передо мной.
— I’m too old for that (Я слишком стар для этого), — продолжает без особых эмоций, так, что невозможно понять, серьезен он или издевается. — It's exhausting (Это утомительно).
— I can imagine (Могу представить).
— I doubt (Сомневаюсь), — жестом приказывает мне присесть.
Подчиняюсь.
— Do you know how hard it is to cut somebody’s head off? Physically, I mean. It requires a great effort (Знаешь, как трудно отрубить чью-то голову? В смысле, физически. Это требует значительного усилия), — он смотрит прямо на меня. — Please, take a pancake (Прошу, возьми блинчик).