Страница 216 из 326
Зачем держусь? Зачем терплю? Подвожу саму себя под монастырь. Ради чего? Ради кого? Ради человека, который меня предал? Нет. Ради фон Вейганда.
Я не вынесу, если он убьет Стаса.
Плевать. Будь что будет. Доведу до точки кипения, выжду, понаблюдаю. Окончательно деградирую, дабы не чувствовать ужаса. Онемею, околею изнутри.
Я могу контролировать взрыв. Могу, могу. Наверное. По крайней мере, я очень хочу в это верить.
***
Настоящая сила заключается в способности признать собственные ошибки. Не юлить, не отпираться, не делать вид а-ля «я это не я». А честно, смело и открыто заявить — виновен, накосячил, не отрицаю.
Именно по этой причине я отваживаюсь нанести визит фон Вейганду. Да, именно потому что я сильная, зрелая и самодостаточная личность. Вовсе не из-за первородного страха, не из-за тревоги, которая колотит все мое существо день за днем, пожирая жалкие остатки гордости и самообладания.
Я не знаю почему отправляюсь к нему в офис. Действительно ли собираюсь поведать о разговоре со Стасом, назвать адрес злополучного отеля в Мюнхене, где у нас назначена встреча.
Я пробую успокоить себя тем, что просто соскучилась.
Я тщательно привожу в порядок несколько запущенную внешность. Депрессия плохо сказывается на фигуре, а на лице проявляется еще во сто крат хуже.
Я старательно наношу макияж. Глаза выделяю ярче, выравниваю тон кожи.
Господи, какая бледная. Самой жутко. А ведь на дворе лето. Жаркая пора, позагорать бы, поплескаться в море, оттянуться по полной.
Я подбираю платье, которое успешно маскирует лишние килограммы, подчеркивает тонкую талию и скрывает объемные бедра.
Потом усаживаюсь в сверкающее авто, называю водителю адрес.
Я не вижу охраны, но четко понимаю: эти ребята не дремлют, постоянно рядом. Стоит выйти за порог, отправляются следом за мной. Я не представляю сколько их, как они все выглядят. Но я точно знаю — они всегда близко.
Меня без проблем пропускают в здание офиса. Не задают ни единого вопроса, не требуют назваться.
Любопытно, здесь где-нибудь есть моя фотография? Снимок в красивой витой рамочке с золотой подписью внизу.
Хозяйская шлюха. Новая подстилка Валленберга. Так они меня величают? Или более официально и строго? Любовница. Дама сердца.
А может им безразлично? Может просто не замечают.
Ага, как же.
Моя природная мания преследования обостряется под пристальными взглядами. Женщины и мужчины внимательно изучают меня, будто сканируют.
Что он в ней нашел? Зачем ему эта девка? Откуда ее выкопал? Почему такой влиятельный человек выбрал столь невзрачный экземпляр?
Я сталкиваюсь со своим отражением в зеркале лифта. Прямой контакт. Неожиданно. Я невольно отшатываюсь, будто обжигаюсь.
— Охренеть, — присвистывает внутренний голос. — Горячая штучка.
Длинные светлые волосы распущенны, струятся по обнаженным плечам. Разноцветное платье кажется откровенным вызовом в серо-стальных стенах сего офиса. Диковинные, яркие узоры буквально бьют по глазам. Красное и черное, зеленое и малиновое. Очень смелое и опасное сочетание. В миллиметре от безвкусицы.
— У тебя сейчас грудь вывалиться, — сурово замечает скептик. — Постыдилась бы идти на заклание в столь развратном виде.
— Это отвлекающий маневр, — поясняю терпеливо. — Люди пялятся в декольте, никто не обращает внимания на необъятную задницу. Все продумано.
Туфли на внушительной платформе, крохотная сумочка через плечо.
Надеюсь, я выгляжу достаточно мило, чтобы растопить ледяную глыбу? Хм, то есть господина фон Вейганда.
Не успеваю толкнуть дверь в его кабинет, створки разъезжаются сами. Быстро, как по команде. До чего техника дошла.
— Проходи.
Оперативно.
Покорно ступаю вперед. Не чувствую ног, но движусь довольно грациозно. Будто плыву. По колкому льду. Приближаюсь к невесомости.
— Хочешь фокус покажу? — маскирую смущение за нервной улыбкой. — Давай прочту твои мысли. Ты думаешь, чем обязан, чем заслужил мой визит, отказываешься верить своему счастью.
Я скрываюсь за показной бравадой. По привычке. Мой юмор горчит, и это чертовски необычный, неприятный привкус. Натужный, болезненный, вымученный.
Я иду дальше. Мерными, мелкими, неспешными шагами. Я замираю у огромного дубового стола. И я не вижу ничего вокруг. Обстановка теряется, очертания мебели расплываются, отступая на второй план.
Передо мной горят только глаза фон Вейганда. Бездна манит и зовет, побуждает склониться, нырнуть прямо в пылающую черноту.
— У меня встреча с японцами, — говорит он, отворачивается и разрывает зрительный контакт, начинает собирать документы. — Через три минуты.
Признаюсь, я надеялась на гораздо более теплый прием.
— Ничего, — с трудом отдираю язык от нёба. — Подождут.
Гребаное дежавю.
Сенатор Уокер ждал. Эти тоже потерпят. Или нет?
— Что произошло? — спрашивает фон Вейганд.
— Так, — инстинктивно передергиваю плечами. — Заглянула поболтать.
Он берет папку и выходит из-за стола, останавливается напротив, бросает выразительный взгляд на часы.
— Тогда приступим, — чуть ослабляет галстук. — У тебя есть сто двадцать секунд.
— Почему сто двадцать? — искренне удивляюсь. — Разве не сто восемьдесят? Прости, для миллиардера ты не слишком хорошо разбираешься в подсчетах и…
— Я учел время, уже потраченное тобой, и время, которое понадобится, чтобы добраться до конференц-зала.
Вроде совсем мало секунд прошло, а тянет врезать ему, влепить несколько увесистых пощечин, вмазать по первое число.
— Что можно успеть за сто двадцать секунд? — возмущению нет передела. — Послать тебя к черту?
— Будет достаточно затруднительно нанести визит самому себе, — усмехается. — К тому же, теперь не сто двадцать. Восемьдесят две.
Я хочу сказать ему, что он ублюдок. Подонок, скотина, беспринципная сволочь. Я хочу ударить его. Чтоб почувствовал. Мою боль. Хоть немного. Хоть на половину.
Я открываю рот, но мне не удается вымолвить ни слова.
Я застываю. Цепенею. Не могу пошевелиться.
Фон Вейганд выглядит усталым. Не замечаю ни седины, ни морщин. Только создается впечатление, будто он не спал несколько дней. Совсем. Не смежал веки ни на миг.
Он измотан. Под покрасневшими глазами обозначились мрачные тени. Взор искрит токсичным безумием.
Я подаюсь вперед. Цепляюсь за полы идеально-черного пиджака, льну к горячему, сильному телу. Зажмурившись, вдыхаю родной аромат.
Его запах нельзя спутать с другим. Уловлю, выхвачу. Всегда, везде. Безошибочно. Из тысячи, из миллиона иных.
Грешный, порочный. Ранящий насквозь. Пробирающийся под кожу. Порабощающий. Проникающий прямо в кровь, бегущий по стынущим жилам кипящей смолой.
Я не знаю, нужно ли ему это, но я перед ним на коленях. Иначе не умею.
— Ты пил? — улавливаю ноты алкоголя. — Перед важной встречей?
— Я выпью и после, — отвечает глухо.
— Ты пьян, — выдыхаю пораженно.
— Это не помешает заключить контракт.
— Серьезно?
Фон Вейганд перехватывает мои запястья, слегка сжимает, отстраняет, выстраивает между нами незримую стену.
— Будешь меня отчитывать? Жизни учить? — издевательски хмыкает. — Советую уложиться в оставшиеся десять секунд.
— Пошел ты, — роняю на автомате, яростно прибавляю: — К японцам.
Да, пожалуй, здесь пьяна только я.
Пьяна.
Им. От него.
И у меня сдают нервы.
Я хватаю его за горло. Обвиваю мощную шею ладонями. Действую неожиданно. Притягиваю ближе.
Я накрываю его рот. Своими губами. Я не дышу. Не живу. Я существую лишь ради ответа. Ради слабого, едва ощутимого движения уст.
Я не знаю, что это. Все что угодно. Только не поцелуй.
Мы примерзаем друг к другу. Крепко. Очень. И кислород перекрыт. Мы обесточены. Под ногами больше не существует никакой почвы.
Мы врастаем друг в друга. И поверьте на слово. Это действительно больно. Невыносимо. Угнетающе, нестерпимо.