Страница 205 из 326
Сопротивление бесполезно, капитуляция неизбежна.
Он такой высокий и огромный, а я маленькая. Не нужно ничего представлять, от одной мысли о его тотальном превосходстве становится жарко.
Выпрямляюсь, двигаюсь вперед. Пробую сосредоточить внимание на архитектуре. Голодным взором впиваюсь в Teatro alla Scala.
Строгие линии, четкие контуры. Мягкая подсветка. Снаружи достаточно демократично и не чопорно. Зато внутри царит невероятная роскошь. Отделка в светлых тонах, позолота, утонченный декор. Множество зеркал.
Не сдерживаю возглас удивления, оглядываюсь по сторонам.
Соглашусь, встречала и покруче. Однако здесь живет совершенно особенный дух. Витает неуловимая магия искусства.
— А ты знала, что «Ла Скала» построили на месте церкви? — вдруг спрашивает фон Вейганд.
— Нет, — нервно сглатываю.
Ожидаю продолжения, однако напрасно. Меня не удостаивают ни единой фразой, просто ведут дальше.
Пытаюсь отвлечься, рассматриваю публику вокруг.
Не все присутствующие облачены в идеальные костюмы и вечерние платья. Кто-то одет повседневно. А кто-то дефелирует в бриллиантах и норковых манто.
Замечаю мужчин и женщин в длинных черных мантиях. Служащие театра. Карабинеры? Капельдинеры? Не помню как правильно.
Мы поднимаемся по лестнице, а я не чувствую ног.
На горизонте маячит буфет.
Столы ломятся от изысканных явств. В основном закуски. Разные виды сыра. Креветки. Жюльены и тарталетки. Шампанское. Вино. Найдется апперетив на любой вкус.
Сюда пускают не всех, только избранных посетителей из VIP-лож.
Самое время забыться в еде и алкоголе, однако кусок в горло не лезет. Раскаленный ком застывает в районе гортани. С трудом перевожу дыхание.
Какого черта играю в партизана?
Надо рассказать, хотя бы про Гая. Начать с малого. Да и Стаса беречь незачем. Стоит опасаться лишь за собственную задницу, которая вновь нарывается на приключения и неприятности.
Открываю рот, но не успеваю вымолвить ни слова.
— Good to see you, Wallenberg (Приятно вас видеть, Валленберг), — раздается бархатный баритон.
Поворачиваюсь на звук и вижу довольно привлекательного мужчину средних лет. Блондин с голубыми глазами. По росту не уступает фон Вейганду. Широкоплечий, атлетического телосложения.
— Senator Waker (Сенатор Уокер), — шеф-монтажник ограничивается легким кивком.
Вот это люди, практически в Голливуде.
Единственный Уокер, что мне отлично известен, — Уокер, который техасский рейнджер. Не спорю, отдает нафталином. Однако под сердцем все равно клубится ностальгия.
— Small world (Мир тесен), — губы политика змеятся в коварной ухмылке.
Вроде красивый, обаятельный, тем не менее очень отталкивающий. Мутный и скользкий тип, не внушает ни капли доверия.
— I bet you remember my wife (Бьюсь об заклад, помните мою супругу), — заявляет ледяным тоном.
Только теперь замечаю его спутницу.
— He surely does (Разумеется, он помнит), — дама расплывается в многозначительной усмешке.
Стерва, не иначе как клинья подбивает.
Еще и стройная. С гигантской грудью и осиной талией. Почти без морщин. Да она нарывается. Зараза. Кошка драная.
Пусть поумерит аппетит, не то патлы ей повыдергиваю.
— But I have never seen this young lady before (Но я никогда прежде не встречал эту юную леди), — заключает сенатор.
— Баронесса Бадовская, — заявляю с лучезарной улыбкой. — I am pleased to meet you (Рада познакомиться).
— Are you just friends or more? (Вы просто друзья или нечто большее?) — осведомляется нахальная сенаторша, пожирает фон Вейганда голодным взором. — Would you like me to remind you about our cooking lessons? (Хотите, напомню о наших уроках готовки?)
— Darling (Дорогая), — резко обрывает ее супруг, грубо гасит запал: — Go and get some drinks (Сходи за напитками).
— That is all you need me for (Я только для этого тебе и нужна), — брезгливо кривится, не спешит взбунтоваться, лишь напоследок отпускает колкость: — What can I say? There are men who knows how to use a rolling pin six ways from Sunday. Don’t be jealous, sweetheart. (Что сказать? Существуют мужчины, которые пользуются скалкой долго и умеючи. Не ревнуй, милый.)
Тянет врезать ей в торец.
Какая на хрен скалка? Какие уроки готовки?
Сжимаю и разжимаю кулаки.
— Excuse her behavior (Простите ее поведение), — равнодушно замечает сенатор. — She is on antidepressants (Она на антидепрессантах).
По ходу таблетки не помогают, смените лечащего врача.
— Never mind (Ничего страшного), — отмахивается фон Вейганд.
Что?!
А если бы посреди зала возник Гай Мортон и поведал про то, как мы вдохновенно лепили вареники? Пекли пирожки в интимной обстановке? Нарезали салат «Айсберг» тет-а-тет?
Понаблюдала бы я за твоей реакцией.
— Baroness, I should confess I owe everything I have to this person (Баронесса, я должен признаться, что обязан этому человеку всем, чем владею), — говорит Уокер, изучая меня немигающим, рыбьим взором. — He helped me a lot during the election campaign (Он очень помог мне во время предвыборной кампании).
— You overestimate my contribution (Вы переоцениваете мой вклад), — холодно произносит шеф-монтажник.
— No, I am very realistic (Нет, я очень реалистичен), — отрицательно качает головой. — I hope we could discuss the new case as soon as possible (Надеюсь, мы можем обсудить новое дело поскорее).
— We could do it after the performance (Можем обсудить после спектакля), — отвечает ровно.
— It is better to start now (Лучше начать сейчас), — бросает настойчиво, для верности прибавляет: — Believe me (Поверьте).
Ну, хорошо, не кипишуй.
Давай поболтаем прямо тут, все равно народ вокруг сплетничает преимущественно на итальянском. Заведение приличное, никто не посмеет подслушать. Поэтому не стесняйся, смело обнажай истину.
Главное, чтоб твоя прибабахнутая женушка не вернулась.
— Жди здесь, — вкрадчиво сообщает фон Вейганд, отпускает мою руку.
— Нет, — вырывается непроизвольно, интинктивно устремляюсь за ним.
Не уходи, не оставляй одну в темноте.
— Не смей, — бормочу сдавленно.
Пусть повсюду ярко горят люстры и задорно хохочут чужаки. Без тебя только мрак и одиночество. Без тебя ничего нет.
— Успокойся, — отрезвляет суровым тоном.
Тяну его за локоть, заставляю наклониться.
— Kocham cie (Люблю), — жарким шепотом выдаю на ухо. — Не беспокойся, не чокнулась. Это по-польски.
После памятного провала с лордом Мортоном я решила подстраховаться. Выучила несколько колыбельных и еще пару фраз по мелочи.
— Jestes moim powietrzem (Ты мой воздух), — выдыхаю судорожно, резко повышаю градус розово-сахарной сопливости: — Moje slonce, moj kwiatuszku. (Мое солнце, мой цветочек.)
— Знаю, — роняет лаконично.
— В смысле?
— Знаю польский, — охотно уточняет. — Не в идеале, но суть понимаю.
Любопытно.
А есть на свете хоть что-нибудь тебе неведомое?
— Не скучай, — мягко отстраняет и удаляется для приватной беседы.
Да, пожалуй.
Ты не догадываешься как быть нормальным человеком.
Обычным. Среднестатистическим. Заурядным. Уязвимым. Слабым. В принципе просто разным. С правом на ошибку, на смену планов.
Беру бокал шампанского, делаю глоток.
Значит, он спал с этой отвратительной бабой? Ладно, если судить объективно, она очень даже ничего. Сойдет.
Боже, ощущение такое, будто пуля входит в шейный позвонок.
Зря себя накручиваю, нужно расслабиться.
Пью до дна, залпом. Поворачиваюсь за добавкой и почти наталкиваюсь на неизвестного паренька.
Темная мантия, сверкающая цепь. Кар… Стоп, погоди. Карабинеры снаружи, а внутри капельдинеры. Вроде не путаю. Иногда могу блеснуть интеллектом. Учителя должны мною гордиться.
— В'язень Азкабану чекає на вас (Узник Азкабана ждет вас), — заявляет незнакомец на чистейшем украинском.
Часто моргаю, стараюсь изгнать морок.