Страница 170 из 326
Невольно срываюсь.
— Как ты, вообще, такое представляешь?
— Отлично, — произносит невозмутимо, медленно проводит пальцами по моим волосам. — В ярких красках.
— Не катит, — отказываюсь. — Я ханжа, и я сдаюсь. С радостью попробую. В следующий раз. На сегодня лимит исчерпан. Устала чувствовать себя идиоткой.
Фон Вейганд неспешно наматывает спутанные локоны на кулак.
— Давно это представляю, — протягивает лениво, улыбается уголками губ. — Второй день нашего знакомства. Ты заходишь в кабинет, подходишь к ксероксу, начинаешь снимать копии с документов.
— Постой, — прошу на автомате, отрицательно мотаю головой. — Ты не можешь помнить.
— Я помню всё, — заверяет мягко. — Красные босоножки на деревянной платформе. Тонкая серебряная цепочка вокруг левой лодыжки. Красная джинсовая юбка. До середины бедра, при ходьбе поднимается выше. Из-за шикарной задницы, которую так плотно обтягивает. Вот и приходится постоянно поправлять.
Господи.
Отказываюсь верить в реальность происходящего.
— Разве мужчины обращают внимание на шмотки? — спрашиваю с подозрением, пытаюсь поймать на подтасовке вещественных доказательств.
— Зависит от того, чьи шмотки, — легко парирует удар и окончательно выбивает почву из-под ног. — Белая футболка, на ней чёрная надпись — I never kiss on the first date unless… (Я никогда не целуюсь на первом свидании, если только…)
— Unless you ask nicely, (Если только ты хорошенько не попросишь,) — завершаю фразу.
— Именно, — подтверждает и добивает: — Твоя заколка ломается, падает на пол. Волосы рассыпаются по плечам. Бьюсь об заклад, не подозреваешь, насколько эротично это выглядит.
— Ты следил за мной, когда я ксерила? — из горла вырывается истеричный смешок.
Глупый вопрос.
Он следил за мной всегда.
— Хорошо, — киваю. — Не будем откладывать, воплотим идею в реальность.
Отстраняюсь, отползаю чуть дальше.
Вдыхаю и выдыхаю, стараюсь сосредоточиться.
Оцениваю грядущий фронт работ.
— Только, чур, не смеяться, — предупреждаю сурово.
Где чувство собственного достоинства, где иллюзия стыда и совести, где хоть слабая пародия на горделивую непреклонность.
В отпуске.
А я здесь.
Дрожу, действую неловко.
Слишком тороплюсь, стараюсь успеть, пока не передумала. Наклоняюсь, нервно дёргаюсь. Сбиваюсь, тут же отпрянув в сторону.
Не отваживаюсь начать, отчаянно тяну время.
Напрасно пробую побороть трепет. Тело вибрирует, буквально звенит от запредельного напряжения. Мышцы сводит болезненная судорога.
Sei still. (Тихо.)
Труден лишь первый шаг.
Наверное.
Надеюсь.
Только бы.
Смотрю на противника в упор.
Облизываю пересохшие губы. Медленно, медленно. Не моргаю. Не отвожу взгляд, не отворачиваюсь. Глаза в глаза.
Слегка приподнимаюсь, вращаю бёдрами. Плавно и неспешно, по кругу. Пытаюсь уловить загадочную мелодию.
Не призывный перебор гитары, не первобытный бой барабанов. Беззвучный ритм похоти пронизывает насквозь, вынуждает пылать и содрогаться.
Оживаю, наполняясь искристым пламенем. Извиваюсь, выгибаюсь, двигаюсь, точно по спирали. Отбрасываю волосы назад, перебрасываю с одного плеча на другое.
Отдаюсь порочному танцу, теряюсь в пространстве.
Словно во сне, окутанная призрачным туманом, обращаюсь в языческое божество. Леденею и загораюсь вновь.
Резко наклоняюсь вперёд, опираюсь на крепко сжатые кулаки.
Мягкие локоны падают на широкую грудь фон Вейганда, струятся каскадом, будто податливые волны омывают скалистый берег.
Опускаюсь ниже.
Ниже и ниже.
Выписываю замысловатые зигзаги, оставляю раскалённые следы на прохладном песке. Изображаю страсть без прикрас.
Жарко и бесстыдно.
Вкрадчивыми ласками, жадными поцелуями. Шёлковыми прядями, влажными губами. Сквозь плоть и кровь, с затаённой нежностью.
Подавляю ужас и отчаяние.
Застываю на грани.
Пульс оглушает.
Но я не отступаю.
Лишь немного отстраняюсь.
Касаюсь своих волос дрожащими пальцами, отмеряю прядь потолще и обматываю локон вокруг вздыбленного члена. Обвиваю плотнее, у самого основания.
Не шевелюсь, едва дышу.
Цепенею.
Что дальше?
Ему хочется так или иначе? Нравится? По кайфу? Добавить ещё? Сжать сильнее? Взять в рот?
Что мне делать.
В это конкретное мгновение.
— Пусть твои волосы будут везде, — прошептал фон Вейганд, отдавая распоряжения. — Не торопись, прояви изобретательность.
Хватит секретов, признавайся.
Угадала?
Заранее чувствую себя гребаной извращенкой.
Вдруг выстрел пришёлся мимо?
Хотя какие тут могут быть варианты.
Моего маньяка возбуждают не только садистские грёзы о голой и окровавленной рабыне в подвале. На горизонте возникают новые и необычные, неформатные развлечения.
Или банальные?
Девственницу в третьем поколении впечатлить проще некуда. Иной вопрос — сразить наповал мастера постельных утех.
Чем его удивить?
Искренностью.
Не играю, не лгу.
Ничего не таю.
Подчиняюсь зову природы, повинуюсь инстинкту. Трусь щекой о восставшую плоть, провожу языком по вздувшимся венам.
Кажется, сойдёт.
Однако лучше уточнить.
Нависаю над мускулистым телом, дразнящим шёпотом интересуюсь:
— Правильно? — прижимаюсь крепче. — Нормально?
Напрягшийся член упирается в живот.
Лаконичный и предельно понятный ответ, но я продолжаю допрос с пристрастием.
— Ты уже делал так раньше? — осекаюсь. — С остальными?
— Разумеется, — с усмешкой произносит фон Вейганд. — Регулярно.
— Ты понимаешь, что причиняешь мне боль? — бросаю с горечью.
— А ты? — отражает вопрос.
— Я люблю тебя, — звучит жалко.
— Очень зря, — заявляет с убийственной иронией.
— Просто… п-просто не умею, — в горле ком, непрошенные слёзы душат.
— Сосать? — спрашивает саркастически. — Брать до упора?
— Ничего, — всхлипываю. — Н-ничего не умею.
Он поднимается на постели, разом обрывает истерику и принуждает заткнуться, сгребает меня в объятья.
Слабо вздрагиваю.
Он алчно прижимается ухмыляющимся ртом к моим губам, заставляет задохнуться и простонать.
Забываю обо всём.
Теряю последнюю связь с реальность.
Сокрушительная сила дробит на части, выкручивает суставы, вламывается внутрь, в сокровенную суть, распахивает настежь и уничтожает, сжигая дотла, выпивая досуха.
Дико, безумно, неистово.
До дрожи в каждом позвонке.
Это не поцелуй.
Это сквозное ранение.
Привкус свинца запекается на устах, а в глазах полыхает затмение.
Это не любовь.
Это преступление.
Damn. (Проклятье.)
— Мы вдвоём, больше никого нет, — шепчет фон Вейганд. — Неужели не заметила? Я не ищу профессионалку, которая будет заглатывать по самые яйца.
— Прекрати, — бормочу возмущённо, укоризненно сетую: — Как грубо.
— Да, meine Kleine, (моя маленькая,) — выдыхает шумно. — Тут нет ни твоего драгоценного Стаса, ни дражайшего Леонида. Привыкай.
— Мне н-никто н-не нужен, — заверяю сбивчиво. — Н-никто.
— Мне тоже, — произносит коротко.
Терпеливо выжидаю несколько секунд, нарочито невинно ёрзаю у него на коленях и деловито любопытствую:
— Куда ты хочешь кончить?
— А я ещё не кончил? — хмыкает. — Уже от одного вопроса мог бы.
— Серьёзно, Алекс, — продолжаю с обманчивой мягкостью, явственно ощущаю, как под гладкой и упругой кожей перекатываются канаты мышц. — В рот? На лицо? На грудь? Говори — куда?
Крупные ладони соскальзывают ниже.
От талии к бёдрам.
Больно стискивают.
Выгибаю спину, пытаюсь уклониться.
Тщетно, без шансов.
— В Лору, — заявляет насмешливо. — Хочу кончить в Лору.
Он усаживает меня сверху. Прямо на огромный пульсирующий член. Проникает жёстко и яростно, единственным движением заполняет до краёв.
Господи.
Судорожно дёргаюсь.