Страница 169 из 326
Адские врата распахнуты, грех уверенно ступает по Земле.
Настал черёд поклониться Сатане.
И я поклоняюсь.
Бесстыдно и безропотно.
Плюю на жалкие стенания гордости, отвергаю скучную мораль. Покоряюсь владыке подземного мира.
Присягаю на верность, жадно и пылко.
Касаюсь вздыбленного члена.
Язык скользит по набухшим венам, оставляет влажный след. Губы смыкаются вокруг каменной твёрдости, заключают в жаркий плен.
Чувствую, как оживает сталь. Под гладкой кожей горит и плавится металл. Скрытая мощь подчиняет и завораживает.
Первобытный зов пробуждён.
На колени.
Словно яркий всполох разрывает мрак.
Ползи.
Точно щелчок кнута о каменный пол.
Нет.
Память раскалывается на части.
Не так быстро.
Ремень обвивается вокруг горла. Стекло вонзается в ладонь. Спина изувечена багровыми отметинами.
Вспышка за вспышкой.
Тьма сгущается.
Но я тоже кое-что умею.
Облизывать и обсасывать, проявлять фантазию, искренне упиваться экстазом любимого мужчины.
Наградой служит леденящий душу стон.
Страстно. Яростно. Угрожающе.
Больше похоже на звериный рык.
Невольно отстраняюсь, отрываюсь от занимательного действа. Нервно сглатываю, кусаю распухшие уста.
— Неправильно? — спрашиваю сдавленно.
В затуманенном взоре хищника невозможно прочесть ответ.
Фон Вейганд не смотрит на меня.
Он меня пожирает.
— Плохо делаю? — уточняю совершенно по-идиотски. — Не нравится?
Краснею и бледнею, меняюсь в лице. Теряюсь, ничего не соображаю, сбиваюсь, не зная, как выразить мысль.
— Сойдёт, — заявляет глухо. — Нормально.
Звучит обидно.
Чуть более, чем полностью.
— Предложи конструктивные идеи, — настраиваюсь на позитив.
Надо подвязывать с нытьём.
Больше не сетую на трудности, не занимаюсь самобичеванием, не жалуюсь. Закаляю характер. Решаю проблемы по мере их поступления.
— Не томи, — мило улыбаюсь. — Помоги.
— С чем? — коротко и холодно.
О’кей, уговорил.
Обойдёмся без реверансов.
— Ну… видишь ли… короче… хм, возникли некоторые сложности, — щеголяю навыками прирождённого оратора, набираю побольше воздуха в лёгкие и выдаю: — Не подскажешь, как мне провернуть глубокую глотку?
В чёрных глазах отражается явное недоумение.
— Что? — интересуется хрипло. — Какую глотку?
— Глубокую, — терпеливо повторяю, на всякий случай перевожу: — Deep throat, you know. (Глубокую глотку, понимаешь.) Ещё порнуха была одноимённая. Сечёшь? Улавливаешь намёк? Взять до предела, до упора.
Конечно, сперва учат правила вождения, потом садятся за руль и заводят двигатель.
Тем не менее, зубрёжка утомляет и нагоняет тоску. Эмпирическим путём усваиваешь гораздо шустрее.
— Дашь пару-тройку советов? — любопытствую заискивающим тоном. — Типа аванс на будущее. Не жмись, будь щедрее.
Умоляю, осторожно.
Не пытайтесь повторить это дома.
— Хватит болтать, — раздаётся отрывистый приказ.
Тяжёлая рука ложится на мою голову, вынуждает занять прежнее положение. После отпускает, дарует абсолютную свободу.
— Продолжай, — шумно выдыхает фон Вейганд. — Как угодно.
Больше книг на сайте - Knigoed.net
Вот ведь хамство.
На грани фола.
— Тебе пофиг?! — мигом взвиваюсь, отстраняюсь и, сурово нахмурившись, бросаюсь в атаку: — Совсем наплевать на технику, труды и старания? На творческий запал? На желание обучиться всем премудростям и тонкостям сего унизительного процесса?
Бесчувственный чурбан.
— Между прочим, я многим жертвую, — презрительно фыркаю. — Поступаюсь принципами. Отступаю от привычной роли бревна. Примеряю новый волнующий образ. Хоть бы чуток притворился, что впечатлён. Направил бы в нужное русло.
Он ухмыляется.
— Умница, — проводит указательным пальцем по моим приоткрытым устам. — Просто продолжай.
— Блин, ты специально нарываешься, — бормочу с раздражением.
— Тише, — повелевает елейно.
Его ладонь соскальзывает ниже, едва касается шеи, а потом резко сжимает. Минует всего секунда. Шёлковая ласка сменяется жестокой пыткой.
Хочу закричать, но из груди вырывается лишь приглушённый хрип.
— Твой рот создан для единственной цели, — с наигранной нежностью бросает фон Вейганд.
Стискивает горло ещё сильнее, вынуждает склониться и обжигает взмокшую кожу горячим дыханием.
— Сосать мой член, — заявляет вкрадчиво.
Больной ублюдок.
Когда-нибудь так и задушит.
— П-пусти, — ядовитое шипение срывается с губ.
Тщетно дёргаюсь в железных оковах, сражаюсь из последних сил.
— Весьма унизительно, не находишь? — гад цокает языком. — Но такова доля. Быть моей подстилкой — не самая худшая участь.
Самодовольная скотина.
Ненавижу.
Кем он себя возомнил?
Хозяином мира? Королём Вселенной? Императором Галактики? Крутым парнем, который способен безнаказанно натянуть всех вместе и каждого по отдельности?
Чёрт, недалеко ушёл от истины.
— Д-да, — бросаю практически беззвучно.
Вдруг расслабляюсь, перестаю сопротивляться. Не играю, не притворяюсь. Действительно успокаиваюсь.
Погружаюсь во тьму его мрачного взора без надежды на спасение. Пропадаю без вести, отдаюсь на волю судьбы.
Нет ни гнева, ни ярости. Злоба исчезает, сдувается точно воздушный шар, лопается, будто мыльный пузырь. Любые обиды выглядят мелочно и незначительно.
— Другой участи не ищу, — шепчу надтреснутым голосом.
Безжалостный захват разом ослабевает.
Похоже на зыбучие пески.
Чем больше дёргаешься, тем сильнее увязаешь. Иногда стоит довериться. Угомонить эмоции, обесточить разум. Никаких резких движений, никакой суеты. Выбираемся на поверхность мягко и плавно.
— Хочу сделать что-нибудь особенное, — признаюсь тихо, явственно ощущаю, как щёки опять заливает багрянец. — Незабываемое. Только опыта мало. Нужна шпаргалка. Или дружеская рекомендация.
— И глубокая глотка — обязательный пункт программы? — издевательски посмеивается.
— Тебе вроде нравится, — пожимаю плечами, предаюсь недолгой рефлексии, а после позорно капитулирую: — Слушай, понятия не имею.
— Серьёзно? — хмыкает.
— Я полный профан, — не скрываю очевидные факты. — Паршиво разбираюсь в прелестях плотской жизни. Эгоистично получаю наслаждение, но сама доставлять не умею. Ничего не клеится.
— Согласен, — широко ухмыляется.
— Тогда расскажи, как сделать приятно, — требую настойчиво и, хитро прищурившись, прибавляю: — Как с максимальной эффективностью осуществить единственное действие, для которого создан мой рот.
Молчит, выжидает и нагнетает, затем жестом манит наклониться ниже, слегка покусывает мочку уха, тут же обводит языком и заговорщическим шёпотом сообщает страшную тайну.
Говорит, что и без всяких дополнительных манёвров, я особенная и незабываемая. Лучшая из женщин. Свет в конце туннеля. Благословение небес. Воплощение дерзких мечтаний.
Ну, почти.
Не совсем.
В общем, абсолютно иначе.
Фон Вейганд скуп на комплименты, предпочитает чёткие и лаконичные инструкции. Сухо и строго, исключительно по теме.
Просила совет? Держи.
— Шутишь, — резюмирую поражённо.
— Абсолютно серьёзен, — отвечает ровно.
— Не догоняю прикола, — бросаю настороженно, сканирую пристальным взглядом. — Здесь явно подвох.
— Всё честно, — поясняет спокойно.
— Не спорю, но сомневаюсь, — заявляю задумчиво. — То есть с одной стороны безумная нацистская фантазия, способная побить рейтинги Hellraiser, а с другой — это…
Затрудняюсь с обозначением.
— Это?! — ограничиваюсь выразительным тоном.
— У меня богатое воображение, — замечает нарочито невинно.
— В принципе ничего криминального, даже не извращение, уж точно никакой боли, никакого риска и вполне приемлемо, — рассуждаю вслух. — Просто странно. Очень. Невероятно. Аж до ох*ения странно.