Страница 79 из 81
— Милана встала под защиту богов. Что ей Улькино проклятье?
— Но ведь она поседела!
— Это не седина. Это печать Вьюги. Милана отдала долг.
— Какой?!
— Решила рожать. Не все решаются.
— У неё же зубы выпали, она состарилась!
Вторак положил ладонь поперёк стола, словно разнимал дерущихся:
— Утром после родов она снова стала молодой. А перед отъездом у неё начали резаться новые зубы.
— Всё правильно, — улыбнулся Гром. — Это и есть — чудо.
— Чудо?
— Ну да. Чудо всегда только поперёк бывает, ты не знал?
— Ну, как то… так то, наверное, знал.
— Ну вот. А что состарилась… наверное, дала какой-то обет. Не знаю.
— «Сто лет нести буду», — щелкнул пальцами Вторак. — Она мне говорила.
Гром развёл руки:
— Всякое бывает. Иные готовы умереть, лишь бы родить. И умирают. А потом — воскресают.
— Но — почему? Она же принесла себя в жертву!
— Принесла. Ну и что? С чего ты взял, что она нужна богам прямо сейчас? Захотят — примут.
Мечислав не заметил, как кончился первый кувшин, налил из второго.
— Получается, ты — не врал? Правда, их слышишь?
— Богов? Слышу. Если повезёт, скоро перестану.
— Это как?
Гром расчесал когтями бороду, встал, прошёлся по комнате, словно и не старик совсем. Уселся на лавку, увалившись на стол локтями:
— Сколько раз вам, дуракам, говорить? Боги говорят со всеми! Им всё равно, с кем говорить! Человек был один! Змей был один! И они, в одиночку, слышали богов одинаково! Одиноко! С ока на око! Теперь вас, людей, много! Вы за своим шумом не слышите богов. Комары, жужжите в своём рое, даже друг друга не слышите. Да что там — себя не всякий раз. А нас с Вьюгой — двое! Для нас голос богов — обычное дело!
Вторак, подражая учителю, сложил руки на груди, откинулся на лавке:
— Но ведь мало — слышать? Надо ещё и понять, верно?
— Верно!
Гром бесцельно посмотрел на столешницу, плечи опустились, руки безвольно легли на колени.
— Верно. Боги обещали не отворачиваться. А почему отвернулись, я не понял. Мы должны были найти Змееву Страну. Боги обещали.
Мечислав смотрел на старика, что будто по карте блуждал взглядом по трещинам-рекам, сучкам-горам и пятнам-озёрам, искал свою Страну, решал, куда бы ещё отправить народы и караваны. Вторак встал, уселся, уставился на учителя, ставшего похожим на обиженного ребёнка, заговорил буднично, словно речь не о богах, а о видах на урожай. Правда, присоединился к беседе, зайдя с такого далёкого тыла, что князь даже не понял — не потерялся ли волхв на поле боя.
— Дядюшка Хэй не собирался убивать Вьюгу. И разорять гнездо. Даже яйца в логове не стал. Правда, требовал взять с тебя обещание, что все они дозреют свои двенадцать лет. Все змеёныши, что выйдут из логова, дождутся своего часа. Тогда он обещал не убивать тех, чью скорлупу ты уже разбил.
— Зачем ему это? — Гром хмыкнул, щека дёрнулась тиком, голова пошла следом, качнулась. — Хинайцы уничтожили наши выводки больше двух тысяч лет назад. Что изменилось с тех пор?
— Это не всё. Дядюшка Хэй требовал взять с тебя обещание, что Вьюга и другие Змеихи больше не будут нести недозрелые яйца. Если вы согласны, все змеёныши проживут свой срок.
— Что ещё ему обещать? Ежегодно выставлять под ваши копья по сыну?
Вторак смешался, посмотрел на Грома по-птичьи, удивлённо:
— Это ещё зачем?
— Мне мать рассказывала. Убийство Змея было испытанием для витязей и райтаров.
— В Хинае не было. Хинай выжигал только змеёнышей.
— И чем они не угодили?
Взгляд Вторака изменился, Мечислав почувствовал в нём какую-то особенную силу, словно ученик превзошёл учителя. Или нет, словно сын увидел, что отец — не самый сильный и ловкий на свете.
— Всё-таки дядюшка Хэй оказался прав. Ты совсем ребёнок. Столько лет прожил, борода чуть ни до пола, а ни на гран не поумнел. Бродишь среди людей, тратишь годы на суету. Надо было тебе идти учиться в Хинайскую Императорскую Школу. Там бы ты всё узнал. Да и я, заодно.
— Что? Что я узнал бы?!!
Глава четвёртая
Вторак прерывался лишь для того, чтобы откусить, запить, поковыряться щепкой в зубах. Раджинец не хотел признавать, что хинайцы знают о Змеях куда больше его племени, но, дитя своего народа — не мог этого отрицать. Гром слушал волхва, не перебивая, не меняясь в лице, лишь капюшон слетел с головы, раскрылся, лёг на плечи. Спутанные волосы висели космами, глаза уставились в точку на стене.
Хинайцы не были врагами Лун, напротив — у них даже есть культ. Но появление змеёнышей поставило под угрозу всё племя людей. Недозмеи, сверхлюди. Каких нечеловеческих усилий стоило хинайцам переломить ход войны? Страх перед её повторением не изгладился до сих пор: многочисленные монастыри, где обучают немыслимому для обычного человека. Чудовищная плодовитость хинайцев, готовых бросить в бой столько людей, пролить столько своей крови, сколько потребуется для победы. Отголоском этого страха стала плодовитость раджинцев, испугавшихся хинайцев и в конечном итоге — война, что тысячу лет назад завершил Гром. И трактат Императора о том, что ни один хинайский воин не покинет пределов Империи.
— Ведь, покинул? — хмыкнул Тихомир.
— Пришлось. Хинайцы нашли новое логово. Правда, это не совсем воины. Они — боевые монахи. Вроде-бы, совсем не воины.
— Понятно. Кругом обман и крючкотворство.
Вторак развёл руки, продолжил.
Узнав, что степной хакан интересуется Лун, Император разослал в монастыри приказ. Все монахи становились учителями, в ученики начали набирать старших сыновей семейств. Это что-то вроде меттлерштадской мобилизации. Да, и это очень важно — хинайцы никогда не убивали самих Лун. Их целью всегда были только змеёныши.
— Из-за их многочисленности, — понял Змей.
— Нет. Или — не только. Из-за того, что Лун преступили завет богов. Слышишь, Гром? Тот, что ты вбивал в меня своей клюкой.
— Как! Чем?!
— Лун ломали свой народ через колено! — Вторак встал, ткнул в Грома недопитой кружкой пива. Опасно близко плеснуло к краю, но — удержалось, не перелилось. — Ты, Гром, не давал созреть яйцам, вырасти им в настоящих Змеев! Поспешил, и, превратил свой народ в рабов! Теперь ты их бросил, и они не знают, как жить дальше. Двубор не справляется: он никогда не сможет быть главным. Решать не то, что за других, но даже за себя. Всё племя змеёнышей — созданные тобой безвольные уроды!
Глаза Грома закрылись. Так выглядит поражение, понял Вторак. Поражение в прозрении. Если вдуматься — самое тяжёлое из возможных. Можно собраться с силами и переиграть битву, но что делать с пониманием?
— Боги говорили мне, — раздался тихий голос. — Они твердили и твердили, с самого начала не переставая — «нельзя ломать народы». Все народы, но и Змеиный народ тоже — народ.
— И «нет прощения убившему Змея» — тоже тебе.
— Тоже мне, — эхом раздалось в корчме.
— Как это?! — в один голос удивились Тихомир с Мечиславом. Гром лишь отмахнулся надкрыльем.
— Я убил тысячи невызревших, неродившихся, невыросших Змеев. И если бы не творимые Вьюгой чудеса, нас бы уже не было. Боги не отворачивались. Они только и делали, что кричали мне. Мне!
— Тебе, — цикнул Вторак. — А ты посчитал себя проводником богов. Гласом Решающим.
— Да. И забыл, что жертвовать можно только собой. Скольких я принёс в жертву… тогда понятно, о какой жертве боги говорили Крылаку. И он-то свою жертву принёс. Прости, Крылак.
Из кухни с визгом выбежал сын хозяина. Вслед за ним с туго свёрнутым полотенцем выскочил корчмарь, замахнулся, но мальчишка ловко юркнул под стол и на четвереньках побежал к выходу.
— Не знаю, не знаю, не знаю — как!!! — послышалось снаружи.
— Ищи, дитё! Пока не найдёшь — за соусы не берись!
Хозяин закрыл дверь, обернулся к посетителям, смущённо улыбнулся, утёр лоб фартуком.
— Прошу простить, дорогие гости. Дело семейное.
— Что-то потерял? — Гром ткнул пальцем в окошко.