Ангел-наблюдатель

— Зачем это вам нужно? — спросил Тоша — не только без тени улыбки на лице, но еще больше нахмурившись.

— Затем же, зачем и вам, — отрезал Игорь. — Вы никогда не обращали внимания на то, с насколько одинаковой интонацией вы все произносите: «У нас, наверху»? По каким-то причинам такие разные вы собрались в свое сообщество, а люди — в свое. Но мы — не вы и не они, значит, нам нужно свое.

— А если наши сочтут этот ваш шаг враждебным? — не унимался Тоша, понемногу заражая и меня тревогой в голосе.

— Почему? — искренне удивился Игорь. — Мы не собираемся с вами бороться — наоборот, если дадите побольше о себе узнать, хотя бы в том же объеме, в котором мы с людьми знакомы, спасибо скажем. Но мы не хотим, чтобы нас считали ни людьми-переростками, ни недоразвитыми ангелами.

— Игорь, давай только без той же позы! — не выдержал я. — Как по мне, то у вас одни преимущества. И среди людей у вас есть хорошие связи, и среди наших есть, кому ваши интересы представить…

— Не надо! — прервал он меня так же резко, как и Максима. — Вы по природе своей не можете ни знать, ни разделять наши интересы. Мы хотим представлять их сами. Если мы — некий новый вид существ, как нас назвали, значит, нас и нужно воспринимать как отдельный вид. Мы с Дарой точно знаем, насколько легче таким, как мы, даже вдвоем, и хотим и другим помочь найти и свое место в мире, и понимание, и поддержку с защитой. И не позволим, чтобы нас в какой бы то ни было оборот поодиночке брали. Для того и законы решили изучать.

— Да какие законы? — взвыл Тоша. — Они же для людей! Для вас там места нет! И у наших для вас законы еще не писаны!

— Вот это мы и хотим изменить, — вздернул подбородок Игорь.

— Вы отдаете себе отчет, насколько это опасно? — спросил вдруг Максим, глядя на него с каким-то непонятным выражением. — Спрашиваю, как представитель стороны, которая ежедневно на себе давление наших законов ощущает.

— Тем более нам нужно объединяться, — с вызовом ответил ему Игорь. — Если я правильно понимаю, с вами считаются, потому что вы представляете собой некую объединенную и сплоченную силу. Почему мы не имеем на это права?

— Игорь, вот поверь мне, — выдохнул я, представив себе своего сына лидером еще одной, новоиспеченной оппозиции, — третьей силы на идеологическом фронте нам точно не нужно.

— Если вообще, то почему? — невозмутимо поинтересовался он. — А если лично вам, то не беспокойтесь.

— Мы решили подождать, — негромко добавила Дарина, — не только потому, что в восемнадцать лет нам должны официально объявить о вашем существовании. Анабель объяснила нам, что до тех пор вам придется отвечать за все наши поступки. Этого мы не хотим. Если мы ваших действительно интересуем, разговаривать они будут с нами. И еще одно, — настороженно глянула она на Тошу, — Аленка уже о многом догадывается. Наверно, придется и ее сдерживать — я помогу. Но даже если обойдется, в ее восемнадцать лет я сама ей все расскажу, в том числе и о том, чем мы будем заниматься.

Тоша принялся хватать ртом воздух с таким диким выражением лица, что я твердо напомнил себе, что психолог, как и доктор, должен быть круглосуточно готов оказать профессиональную помощь.

— Так, на сегодня хватит, — решительно заявил я. — Вашу мысль мы поняли, теперь нам нужно время, чтобы обдумать ее. Возможно, возникнут и другие вопросы.

— На вопросы ответить мы готовы, — небрежно кивнул Игорь, — но не на уговоры все бросить.

— Вот, кстати, один уже возник, — безотказным Татьяниным жестом нацелил я на него указательный палец. — Мы можем надеяться, что до твоего дня рождения ничего не будет предприниматься?

— Да, — дружно кивнули они оба.

— Слово даете? — подстраховался я абсолютным неприятием Игорем вранья.

— Даем, — ответил он за обоих и прищурился, чуть склонив голову к плечу. — У нас к вам тоже просьба есть.

— Какая? — насторожился я.

— Никому пока ни о чем не говорить. Никому, — уставился он на меня в упор.

— Даже Марине, — снова встряла Дарина, переводя просительный взгляд с Максима на Тошу. — Она тут же все Татьяне доложит. Мы им сами все потом расскажем, а то сейчас они только зря волноваться будут.

Тоша с Максимом переглянулись — с досадой — и воззрились на меня — с откровенным недоверием.

— Договорились, — процедил я сквозь зубы им всем.

— Слово даете? — нахально вскинул бровь Игорь, все также глядя только на меня.

— Честное пионерское, — рявкнул я. — А теперь — по домам. Мне еще, между прочим, стол для вас всех готовить. Елку — в багажник, — скомандовал я Игорю безапелляционным тоном, бросив ему ключи от машины.

— Мы же подвезем Макса домой? — умильно улыбнулась Дарина Тоше. — С елкой?

— Игорю помоги, — показал я и ей первый в ее жизни пример настоящего отцовского тона. — А мы пока эти упакуем, — кивнул я Тоше и Максиму в сторону их машины.

Возле нее, когда Тоша открыл трясущимися руками багажник, я заговорил тихо и быстро.

— Без паники! У нас еще больше, чем полгода. Подумаем, что делать, со Стасом посоветуемся. За полгода все, что угодно, может случиться — или у нас все поменяется, или кто-то другой первым с идеей такого союза вылезет, или мы им новую игрушку придумаем.

— А если у нас не в ту сторону поменяется? — почти простонал Тоша.

— По ситуации будем реагировать, — отрезал я. — Как всегда поступали. На них сейчас надавить — прямо сразу с цепи сорвутся. Как специалист утверждаю. А чем это сейчас может кончиться, мы без всяких «или» знаем. И лица к вечеру чтобы сияли — Татьяна вычислит.

По дороге домой мы с Игорем молчали. Как-то не получалось разговор завести. Ни о чем — даже о самых рутинных вещах, вроде того, как он сдал зачет. Я изредка косился на него краем глаза, и на меня накатывало нечто вроде дежавю — вроде, это и не мой сын рядом со мной сидит, а некто наподобие Тоши, который, набравшись под моим руководством опыта и сноровки, вдруг вообразил себя всемогущим и всеведущим мастером своего дела и принялся в ответ на мягкие увещевания меня же посылать подальше и дверьми направо и налево хлопать.

Дома я кое-как отбился от Татьяны, свалив нашу задержку на тяжелые погодные условия, и отправился на кухню. Игорь взялся ставить елку и забрал с собой в гостиную Татьяну — чтобы украсить ее, как он объяснил. У меня же сомнения не было, что он просто лишил меня возможности остаться с ней наедине — на всякий случай. Вот так, значит, мы доверяем отцовскому слову? Ладно-ладно, запомним. Пусть только попробует взбеситься, если я позволю себе разок-другой его верность данному обещанию проконтролировать.

Впрочем, возмущался я, скорее, для порядка — одиночество как нельзя подходило для того, чтобы привести в порядок мои мысли. Которые ходили у меня в голове по кругу и категорически отказывались выстраиваться в стройный план действий. Чертыхнувшись с десяток раз, я сосредоточился в укладывании лица в приличествующую случаю жизнерадостную мину.

Выручила меня знакомая, привычная и, не побоюсь этого слова, любимая работа. Когда управляешься с ножом, молотком для отбивания мяса и раскаленной плитой, любые посторонние мысли ведут к травматизму на рабочем месте. Не хватало мне еще опозориться, объясняя гостям скудное угощение перебинтованной рукой. Или его несъедобность Татьяниным участием в завершении его приготовления. Я ужесточил рамки самоконтроля, добавив к меню несколько особо заковыристых блюд.

Гостей мы ждали к десяти — собрались они, естественно, к половине одиннадцатого. Хорошо хоть я всего напробовался, а то мог бы и не дожить до следующего года. Но женщинам и этого мало показалось — по приходу они такой балаган с Татьяной развели, что к столу мы сели только к одиннадцати. Там я сразу же обнаружил явную недостачу на блюдах с бутербродами. Я грозно глянул на Игоря — он повернул ко мне совершенно невинное лицо. Точную копию лица сидящего рядом с ним Сергея. До сих пор не знаю, на чьей из них совести осквернение праздничного стола лежит.