Ангел-наблюдатель

Но когда я выслушал его до конца, я чуть по лбу себе не врезал. Как же я сам не додумался? Вот он — финальный снайперский выстрел прямо в яблочко проблемы! Сначала мы докажем необоснованность выступления наблюдателей, затем покажем во всей красе его последствия, а под конец, когда все, как следует, растеряются, предложим простое и изящное решение. Мы предложим, а не наблюдатели. И исключительно силами хранителей, хотя вовсе не им положено было все это время голову себе над ним сушить.

Проинструктировав руководителя Анатолия, я ускорил темп сбора боеприпасов. И как раз в самый нужный момент на заседание поспел. В смысле, прибыл я немного раньше, но под дверью постоял, дожидаясь, пока оратор от наблюдателей всю обойму расстреляет. И хорошо. Если бы я не прямо перед самым своим выступлением узрел, как внештатник над Анатолием навис, с улыбочкой плотоядной, боюсь, у оратора часть патронов в запасе бы осталась. Чтобы в лоб их себе пустить. Прямо после заседания. Под моим руководством.

Короче, вытащил я этих психов. Опять. Турусы на колесах разводить наши теоретики в своей теплице насобачились, конечно, но против фактов не очень-то попрешь. А они у меня в руках были. И хранители выдержку, как ни странно, проявили — руководитель Анабель как раз паузы нужной длины дождалась. Не ожидали наблюдатели, к своей искусственной атмосфере привыкшие, что в реальной жизни можно в лужу со всего размаха плюхнуться — чуть не захлебнулись, отплевываясь. А мы под это дело еще и отсутствие их надзора за мелкими во время их ознакомительной экскурсии у Анабель отвоевали.

И наступило затишье. Троица горе-героев успешно, по-моему, мои инструкции вбить мелким в голову соображения осторожности в жизнь воплотила. По крайней мере, мелкие держались сдержанно, даже непривычно молчаливо, и Анабель летом им на живых примерах показала возможность нашего и уважительного, и доброжелательного, и вполне мирного сосуществования с людьми. По официальной версии она вела с ними подготовительную работу, как с теми людьми, которым хранители собирались свою сущность открыть — факт утечки информации наблюдатели никак доказать не могли.

Они, впрочем, тоже притихли. Синяки и шишки на самолюбии, надо понимать, отправились к себе залечивать. И потом — их же все-таки обязали сосредоточить все усилия на разработке программы по обучению мелких и интеграции их в наше сообщество. Оставалось только надеяться, что вся моя земная компания как-то продержится еще года полтора-два — после чего можно будет с полным правом узаконить тот факт, что Игорь с Дарой все уже про нас знают, и прямо первыми их на курсы повышения квалификации и записывать.

Основания для таких надежд у меня были.

Во-первых, мелкие начали свой последний в школе год и по уши ушли в подготовку к поступлению.

Во-вторых, в отделе хранителей, с которыми у меня в результате всей той котовасии как-то сами собой установились более доверительные отношения, мне регулярно сообщали, что во всех точках подпольного введения мелких в курс дела никакого подозрительного усиления активности не наблюдается. Я только хмыкнул, узнав, что их уже пара десятков, и что хранители, переходящие в видимость, наивно верят, что наблюдение с них снято раз и навсегда. В любом отделе за своими скандалистами приглядывают, чтобы внештатники, как снег на голову, не свалились.

Ну, и, в-третьих, само собой, я лично свою самую горячую точку инспектировал. Как участковый выпущенных на поруки, честное слово. Поднадзорные меня, святое дело, как дорогого гостя встречали — я даже подумал, что та встряска всем и во всех отношениях на пользу пошла.

Следующей весной, правда, выяснилось, что наблюдатели вовсе не разделяют мою точку зрения. Их публичное унижение заставило не на реабилитацию своего имени все силы бросить, а на поиски возможностей реванша.

Когда меня вызвали в Высший Совет, я поморщился. Мой, что ли, черед об успехах докладывать подошел? Руководители отделов отчитываются у нас раз в год, но всегда в разное время. Чтобы трудовой энтузиазм, надо понимать, равномерно по отчетному периоду распределялся, а не вспыхивал, как у заочников, коротким фейерверком за две недели перед сессией. Поначалу мне показалось, что так и есть — встретили меня всего два советника, и из тех, что на крупных заседаниях в конце стола располагаются.

— За истекший период… — начал я, присаживаясь и открывая перед собой папку с наспех состряпанным докладом — благо, оптимистичных сводок в последнее время было хоть пруд пруди.

— Сегодня Вас пригласили для разговора о перспективах, а не о результатах, — перебил меня сидящий чуть правее по другую сторону стола.

Я насторожился, переводя взгляд с одного на другого. Всего в Высшем Совете… не знаю, я больше семерых вместе ни разу не видел. И сколько бы рядом с ними не находилось народа, с обычными ассистентами и клерками их никогда не спутаешь — по одному внешнему виду. Глядя на них, сразу видишь, какие глобальные вопросы находятся у них в руках и какая ответственность лежит у них на плечах. И больше ничего. Черты лица, мимика, особенности фигуры и жестикуляции скрываются от глаза за величием и значимостью всего их облика. Слава Всевышнему, в тот день один из них — как раз тот, что правее — оказался лысым.

— Я внимательно вас слушаю, — осторожно озвучил я очевидный факт.

— Мы вынуждены вновь вернуться к вопросу об исполинах, — продолжил лысый, и я и вовсе замер. — Отдел наблюдателей разработал программу поэтапного введения их в структуру нашего сообщества, но продолжает настаивать на том, что в нее не могут быть включены все существующие на сегодняшний день единицы, поскольку часть из них представляют собой явно деструктивный элемент.

— Мои данные не подтверждают это заявление, — не удержался я.

— Результаты периодических инспекций не могут идти ни в какое сравнение с многолетними методичными исследованиями, — небрежно отмахнулся от меня волосатый слева. — Согласно которым отдельные экземпляры проявляют устойчивую тенденцию к скрытности, способной ввести в заблуждение даже наиболее опытных из наших представителей.

— Не стоит также забывать о том, — перехватил у него слово лысый, — что часть исполинов ведет свое происхождение от экстремистского крыла. И, по свидетельству наблюдателей, они, как правило, умножают и развивают способности, доставшиеся им по наследству. Что вызывает еще большую настороженность в отношении направления их деятельности в наших рядах, получи они в них доступ.

— Я не думаю, что разумно судить их заранее по грехам их родителей, — буркнул я.

— Вы правы, — милостиво кивнул лысый. — Но закрывать глаза на возможность такого развития событий мы также не имеем права. Более того, количество имеющихся уже исполинов и разнообразие средств коммуникации на земле ставят под сомнение возможность проведения отбора подходящих нам кандидатов в условиях требуемой секретности. Поведение же несоответствующих нашим критериям может оказаться непредсказуемым.

— Наблюдатели также настойчиво подчеркивают, — опять встрял волосатый, — что земное наследие исполинов неминуемо вызывает в них стремление к объединению всего лишь на основе особенностей их происхождения и в ущерб их более высокому духовному предназначению. Не исключено, что противодействие нам могут оказать даже прошедшие наш селекционный отбор, но оказавшиеся неспособными отрешиться от сугубо земных ценностей и привязанностей.

— Мне кажется, что такие ситуации нужно будет по мере поступления решать, — пожал плечами я.

— Именно поэтому, — одарил меня ослепительно благосклонной улыбкой волосатый, — Вашему отделу вменяется в обязанность разработка всевозможно доступных в земных условиях схем их нейтрализации.

— Чего? — вытаращился я на них самым неприличным образом.

— Ситуаций, в которых нашему сообществу и его законам может быть оказано открытое противодействие, — невозмутимо объяснил мне лысый.

— Каковой должна быть конечная цель такой нейтрализации? — коротко спросил я, закрывая папку. Чтобы было, что руками крепко сжать.