Страница 28 из 78
– Сэпий, а когда появятся наши дети? – спросил я, гладя их.
– Вчера появились гнездовые, а через неделю будут первые воины, – ответил мой арахнид, не скрывая своей гордости. – Хочешь на них посмотреть?
– Ты еще спрашиваешь? Конечно! – едва не подпрыгивая, сказала я.
Мы прошли в незамеченный мной ранее проход. Там на тонкой, прозрачной паутине, в окружении десятка ткачиков сидели маленькие чуда: светлые пушистые паучьи тельца размером с большую собаку переходили в детские тела.
Что меня удивило, человеческая часть их была примерно двухгодовалого ребенка. Увидев нас, они издали радостный писк и, перескакивая через своих нянек, облепили нас с Сэпием.
Я раньше никогда не испытывала таких эмоций: нежность, гордость, желание защитить от всего мира и подарить им всю себя меня просто переполняли.
Я гладила их пушистые паучьи спинки и целовала пухлые детские щечки и ручки, не в силах надышаться сладковатым ароматом моих детей. Сэпий тоже млел от возможности прикоснуться к малышам и потрепать их по вихрастым головам.
Целовать их он не стал, но и без этого было видно, как дороги ему мальчики.
– Сэпий, как их зовут? – спросила я, с любовью рассматривая рыжеволосого сына, так похожего на меня, но, к моему удивлению, он сам мне и ответил тонким детским голосом:
– У нас еще нет имени. Для нас будет честью, если его нам подарит наша Аллаида.
– Для вас я не аллаида, а мама, вы все и каждый, кто появится из нашего гнезда, –мои сыновья. А тебя я бы хотела назвать Тарионом, в честь сильного и храброго воина, который отдал жизнь, чтобы защитить меня и гнездо.
Еще троих наших сыновей я назвала в честь арахнидов, чьи неспасенные мной жизни стали голубыми жемчужинами – Равен, Сайрус и Вейс. Оставшихся назвал Сэпий: одного в честь погибшего со своим гнездом брата – Тереем, других в честь предков – Саудом и Наримом.
К моему сожалению, ни один из детей не был похож на Сэпия. Все кукольно хорошенькие, с правильными, аристократическими чертами лица, что было видно даже несмотря на детскую пухлощекость и нежность, с разных оттенков огненными волосами.
Только одного можно назвать золотистым блондином, остальные рыжики. У каждого из них на плече было родимое пятно сердечком, что вызвало мой интерес.
– Сэпий, а что это за родинка? – спросила я, поглаживая отметину на хрупком плечике.
– Это знак, что они были рождены в любви, а значит, проклятие не коснется ни одного из них, и в положенный срок они смогут принять человеческий облик и найти свою аллаиду.
– А почему с тебя раньше не спало проклятие, я ведь почти сразу тебя полюбила?
– Потому, что этот знак дается только с рождения, как и возможность оборачиваться. Но то, что случилось со мной, – это нечто другое. Без проклятия гнездовые просто могли становиться мужчинами на период выбора аллаиды, но все равно умирали, давая новую жизнь, а то, что ты сделала для меня, – это настоящее чудо, такого вообще никогда еще не случалось.
– Ты хочешь сказать, что когда придет их время, наши дети умрут, рожая гнезда? – в ужасе спросила я.
– Необязательно. Теперь они знают, что такое настоящая любовь и искренность, и будут искать ее и добиваться, так что у них будет шанс на счастье, – сказал Сэпий, перебирая рыжие прядки одному из малышей, пока тот засыпал, сидя на коленях у отца.
Ткачики забрали утомившихся мальчиков, уложив их отдыхать в паутины, похожие на гамаки, а мы отправились к себе.
Пока мы ехали на арахнидах по извилистым коридорам, я думала, как бы деликатнее попросить их потом оставить нас одних, но, к счастью, после того, как мы поужинали, они сами удалились.
Я приняла ванну и жутко нервничала от мысли, что наконец сбудутся мои самые смелые мечты и я стану женщиной в объятиях самого лучшего из всех мужчин.
Я с нетерпением ждала, когда Сэпий вернется из ванной, но, к моему огорчению, он лег рядом и обнял меня с явным намерением уснуть. Мне даже обидно как-то стало.
Неужели он меня не хочет? Может, я что-то не так делаю? Я вертелась, не в силах успокоиться, пока у моего мужчины не закончилась выдержка и он не навис надо мной.
– Алла, прекращай крутиться. Ты во мне дырку сделаешь, – тихо сказал он, целуя меня в губы.
– Сэпий, а я нравлюсь тебе как женщина? – спросила я.
– Ты единственная женщина, которая мне нравится, и не просто нравится – я тебя люблю, но ты еще ребенок. Смелая, умная, красивая, желанная и во всем безупречная, но пока слишком юная. Мне больше трех сотен лет, а тебе только двадцать. Я живу для тебя и ради тебя, но ты еще ничего не видела. Хочу, чтобы ты могла сама определиться с тем, что тебе нужно, – мягко сказал мужчина.
От обиды глаза обожгло набежавшими слезами. Сколько я ни старалась сдержаться, но предательская влага все же полилась из глаз.