Ввысь (ЛП)

В госпитале, вспомнила я. После боя. Кобб отправил меня провериться. Мне предписали сон и обследование.

Я смутно вспомнила, как возражала, но медсестра заставила переодеться в больничную пижаму и лечь в кровать в пустой комнатке. Я слишком оцепенела, чтобы возражать. Даже не помнила, как легла, все было как в тумане.

Зато я отчетливо помнила взрыв, когда корабль Рвоты рухнул на землю. Я легла обратно на чересчур мягкую подушку и зажмурилась. Рвоты больше нет.

В конце концов я заставила себя встать с постели. Мои вещи лежали на табурете: выстиранный комбинезон, поверх него браслет-светолиния. Рядом на полу рюкзак и мигающая рация. Скад… что, если кто-то ответил на вызов? Додумался ли М-Бот держать язык за зубами?

Внезапно мои секреты показались неважными. Перед лицом того, что происходило… ужаса, оттого что наше звено медленно сокращается, один человек за другим. Ну и что? Ну и что, если мои секреты раскрыли?

Рвота погибла.

Я посмотрела на часы: 5:45. Нашла уборную, умылась. Вернувшись в комнату, оделась и вышла в приемную. Медсестра окинула меня оценивающим взглядом и протянула красную карточку.

Больничный для восстановления при утрате. На неделю. С моим именем, печатью и подписью.

— Я не могу, — сказала я. — Адмирал вышвырнет меня…

— Все твое звено отправлено на принудительный больничный, — перебила женщина. — По распоряжению доктора Тиор, главы медчасти. Курсант, ниоткуда тебя не вышвырнут. Тебе нужен отдых.

Я уставилась на карточку.

— Отправляйся домой, — продолжала медсестра. — Проведи неделю с семьей и приди в себя. Звезды небесные, ну вас, курсантов, и гоняют.

Постояв немного, я вышла из медчасти и вяло побрела к учебному корпусу. Я выбрала кружной путь, мимо наших «Поко». В строю осталось четыре истребителя. Корабль Артуро отогнали в маленький ремонтный ангар, на земле остались обгоревшие ошметки.

«Отправляйся домой». Куда? В пещеру? Или к маме? Она не одобряет АОН, и я могу окончательно сорваться.

Скомкав в кармане больничный, я направилась в наш класс и в одиночестве села на свое место. Я правда просто хотела подумать, поговорить с Коббом, разобраться во всем. Рвота сказала: «Храбро сражаться до конца». И она храбро сражалась.

Скад, Рвоты больше нет. В сказках Бабули герои пировали в честь павших. Но мне не хотелось пировать. Хотелось забиться в темную дыру и свернуться клубочком.

Как ни странно, к началу занятий дверь приоткрылась, и остальные курсанты, за исключением Йоргена, вошли тихой и мрачной группой. Медсестра ведь сказала, что все на больничном? Наверное, они, как и я, не захотели с этим мириться.

Киммалин остановилась рядом со мной и обняла. Я не хотела обниматься, но не противилась. Мне это нужно.

Даже Йорген пришел через десять минут после обычного времени начала занятий.

— Я подумал, что вы все здесь, — сказал он.

Я была готова к тому, что он потребует, чтобы мы разошлись. Что решит придерживаться официальных правил и скажет, что занятия отменяются, так как мы все принудительно отправлены на больничный.

Вместо этого он осмотрел нас и одобрительно кивнул.

— Звено «Ввысь», стройся, — произнес он негромко.

Он не пытался построить нас с первого дня, когда мы его проигнорировали. Сегодня же это казалось правильным. Все четверо встали и выстроились в шеренгу.

Йорген подошел к интеркому и нажал кнопку.

— Джакс, отправь, пожалуйста, кого-нибудь к капитану Коббу, пусть сообщит ему, что звено ждет в том же классе, что и обычно. Спасибо.

После этого Йорген тоже встал в строй. Мы ждали вместе. Пятнадцать минут. Двадцать. На часах было 7:29, когда Кобб распахнул дверь и проковылял внутрь.

Мы вытянулись в струнку и отдали честь.

Он бросил на нас взгляд и рявкнул:

— Садитесь!!!

Я вздрогнула. Такого я не ожидала, но тем не менее, как и остальные, поспешила выполнить приказ.

— В случае неуправляемого снижения, — заорал он на нас, и его лицо побагровело, — вы катапультируетесь! Слышите меня?! Скад побери, вы катапультируетесь!!!

Он был зол. Реально зол. Иногда он притворялся, что злится, но такого не случалось никогда: покрасневший, он брызгал слюной и орал.

— Сколько раз я повторял? Сколько раз приказывал? И вы все еще покупаетесь на их чушь? — Он махнул рукой в сторону окна, за которым виднелось высокое здание командования АОН. — Единственная причина, по которой у нас процветает эта идиотская культура мученичества, заключается в том, что кое-кто считает, что нужно как-то оправдывать потери. Сделать так, чтобы они казались благородными, праведными. Но в них нет ни того, ни другого. И вы дураки, если их слушаете. Не разбрасывайтесь своими жизнями. Не смейте поступать так, как эта дура вчера. Не…

— Не называйте ее дурой, — перебила я. — Она пыталась выполнить жесткую посадку. Она пыталась спасти истребитель.

— Она боялась, что ее назовут трусихой! — проревел Кобб. — Никакого отношения к истребителю это не имело!

— Рвота — Гудия — поступила, как герой. — Я одарила его злым взглядом.

— Она поступила, как…

Я вскочила.

— Если вы ищете оправданий собственной трусости из-за того, что катапультировались, мы не обязаны делать так же!

Кобб застыл. А потом будто сдулся и опустился в свое кресло у стола. Он не казался ни мудрым, ни даже опытным. Просто… старым, усталым и грустным.

Мне сразу стало стыдно. Кобб этого не заслужил. Катапультировавшись, он не сделал ничего дурного, и даже в АОН его не винили. А Рвота… ну, я же крикнула ей катапультироваться. Практически умоляла об этом.

Но она не стала. И мы должны уважать ее выбор, так ведь?

— У всех вас больничный на неделю, — сказал Кобб. — Доктор Тиор давно продвигала идею, чтобы пилотам, потерявшим товарищей по звену, предоставляли больше отпусков, и, похоже, она начинает добиваться своего. — Он встал и уперся взглядом в меня. — Я надеюсь, вы насладитесь ролью героев, когда ваши разлагающиеся трупы, как и труп вашей подруги, будут одиноко гнить посреди пустоши, забытые и никому не нужные.

— Ее похоронят с подобающими пилоту почестями, — возразила я. — А имя будут воспевать грядущие поколения.

Он фыркнул.

— Если бы мы воспевали имя каждого глупого курсанта, который погиб, не успев стать пилотом, у нас бы не осталось времени ни на что другое. А за трупом Рвоты никто не отправится как минимум ближайшие несколько недель: разведчики подтвердили, что подъемное кольцо уничтожено в крушении и восстановлению не подлежит. На этом «Поко» нет ничего ценного, что стоило бы извлечь в первую очередь, даже если не брать в расчет ту огромную кучу обломков, которую мы до сих пор разбираем. Так что ваша героическая подруга останется лежать там — еще один пилот, погребенный под обломками собственного истребителя. Скад, мне придется написать ее родителям и объяснить, почему так. Айванс я это доверить не могу.

Он заковылял к двери, но остановился, повернувшись к Киммалин. Я не заметила, как она встала. Она отсалютовала ему со слезами на глазах, а потом уронила что-то на свое кресло.

Значок курсанта.

Кобб кивнул.

— Оставь значок себе, Бзик, — сказал он. — Ты отчислена со всеми причитающимися привилегиями.

Он повернулся и ушел.

Отчислена? Отчислена?

— Он не может так с тобой поступить! — Я требовательно повернулась к Киммалин.

Та сникла.

— Я сама попросила об этом после боя. Он сказал мне подумать до утра. И я подумала.

— Но… ты не можешь…

Подошел Йорген и встал рядом со мной перед Киммалин.

— Штопор права, Бзик. Ты важная часть звена.

— Слабейшая часть. Сколько раз каждому из вас приходилось отвлекаться от боя, чтобы спасти меня? Я всех вас подвергаю опасности.

Не послушавшись Кобба, она оставила значок на кресле и направилась к двери.

— Киммалин. — Я почувствовала себя беспомощной. Ринулась за ней, схватила за руку. — Пожалуйста.

— Я ее убила, Штопор, — прошептала она. — Ты это знаешь не хуже меня.