Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 14 из 32

Наконец в своих странствиях апостол Фома приходит в земли, которыми правит царь Миздай. Изгнав бесов из жены и дочери царского военачальника, он становится влиятельным человеком в городе. Слава его тем громче, что бесов изгоняет не сам Фома: он поручает это сделать дикому говорящему ослу, который и выполняет с блеском ответственное поручение.

Эта-то слава и становится причиной его неприятностей: среди его учениц появляется некая Мигдония, жена царского родственника Кариша.

Совершенно очарованная проповедуемым Фомой небесным Христом, она просит у Фомы позволить ей «принять печать, чтобы я стала Святым Храмом, в котором он обитает»{53}.

Уверовав, Мигдония отказывает мужу в телесной близости. Когда он пытается овладеть женою, она объясняет ему, что в ней отныне поселился Христос. «Ибо мой Господь Иисус больше тебя, и он со мной и во мне»{54}.

Понятное дело, что Христос, находящийся внутри Мигдонии, никак не может заниматься сексом с Каришем. Когда ее муж пытается сунуть в новый христов сосуд свою потную лапу, Мигдония связывает ему руки простыней, удирает, нагая, от мужа и ночует в комнате со служанкой.

Происшествие это приводит Кариша в понятное раздражение, и этот альфа-самец, ослепленный страстью и получивший удар в самую чувствительную часть своего животного эго, тут же обращается к царю с жалобой на залетного «колдуна и обманщика»{55}, который «не ест и не пьет»{56}, учит, что никто не может жить, пока не откажется от всего вещного, включая имущество{57}, утверждает, что муж не должен возлежать со своею женой{58}, и которого народ почитает как Бога{59}.

Может быть, история с Мигдонией еще и сошла бы Иуде Фоме с рук. Но черт дернул царя Миздая рассказать ее собственной жене – в качестве занятного примера безумия, в которое заезжий колдун ввергает знатных женщин. Надо ли говорить, что жена царя немедленно сама отправилась к Иуде Близнецу и после этого, возродившись для жизни вечной, немедленно отказала в доступе в свой Господний Храм царю?

Этот эпизод окончательно переполнил чашу терпения и без того уже кипевшего гневом царя. Он лично отправился в дом своего военачальника Сифора, где обнаружил значительную долю своей знати у ног проповедующего Фомы.

Все, кто сидели у ног Фомы, приветствуя царя, поднялись, но сам Фома остался сидеть. Ярости Миздая не было предела. Он схватил подвернувшуюся табуреточку, перевернул ее и крепко и страшно огрел этой табуреточкой заезжего колдуна.

«И он взял сиденье и перевернул его, и схватил сиденье обеими руками и ударил его по голове, так, что ранил, и передал его солдатам, приказав: уведите его»{60}.

После этого начинаются суд и пытки. Взбешенный царь приказал раскалить железные пластины и поставить на них проклятого колдуна. Однако не успели стопы Иуды коснуться пластин, как из-под них забили ключи холодной воды. Ногам Иуды ничего не сделалось, стражники в ужасе отпрыгнули в сторону, а царь Миздай, оказавшись перед серьезной перспективой утонуть, взмолился к пытуемому, чтобы тот остановил потоп.

Иуда Фома, которому Господь велел воздавать добром за зло, тут же отдал небесным стихиям соответсвующие приказания, и вода унялась. «И когда Миздай увидел это, он велел отвести его в темницу: до того, пока я не решу, что с ним делать»{61}.

История про Иуду Фому, который остудил водой раскаленные пластины, имеет долгую предысторию на Востоке. В Эдессе, где, напомню, и были написаны «Деяния Фомы», такую же историю до сих пор рассказывают про праотца Авраама, которого хотел уничтожить жестокий царь Нимрод. Нимрод бросил Авраама в печь: тот упал в печи на колени, и там, где он упал, забили два ключа холодной воды, потушившие пламя{62}. «Пруд Авраама», натекший из одного из этих ключей, существует до сих пор. В древности этот пруд, видимо, был священным прудом богини Атаргатис, кишащим священными неприкосновенными карпами{63}.

Мы могли бы ожидать, что такой великий колдун, как Иуда Фома, которого не берет даже раскаленное железо, попросту распахнет двери темницы и будет таков.

Но не тут-то было.

Дело в том, что апостол Фома очень хотел умереть.

Для него жизнь была тюрьма, в которой все грешники спят, и только те, кто верят в Господа, бодрствуют, а смерть была пробуждением для вечной жизни. Умереть было его затаенное желание. «Ибо то, что называют смертью, есть не смерть, а освобождение от тела, и я принимаю его с радостью»{64}.

Иначе говоря, Фома очень хотел стать шахидом, причем в буквальном смысле слова.

Дело в том, что арабское слово «шахид» использует общесемитский корень «ШХД» (свидетельствовать) в значении «стать мучеником». Точно такое же значение имеет греческое слово «мартус» («свидетель» в значении «мученик»), которое, в свою очередь, было калькой с арамейского «сахде» (тоже «свидетель» в значении «мученик»). Тех, кого по-гречески называли мартусами, в Эдессе называли «сахде», и, так как апостол Фома проповедовал на арамейском, он хотел быть именно сахде, а не мартусом.

Понятно, что Фома не мог пройти мимо такой роскошной оказии исполнить свою заветную мечту.

Он, правда, перед казнью распахнул двери темницы и погрузил ее стражников в глубокий сон, – но только для того, чтобы крестить жену царя и царского сына и прочесть им напоследок несколько важных наставлений.

Прочтя эти наставления, Фома остался в темнице, устроился поудобней и принялся ожидать долгожданного освобождения.

На следующий день четыре солдата вывели Фому за город и пронзили его четырьмя копьями. Знатные последователи Фомы, включая сына царя, Иузана, и его военачальника Сифора, обернули его в роскошные одежды и положили в царскую гробницу и сидели у этой гробницы день и ночь, пока апостол Фома не появился возле них и не сказал: «Зачем сидите вы здесь и сторожите меня? Я не здесь, ибо я вознесся и получил все, чтобы было обещано»{65}.

Когда гробницу отворили, она оказалась пуста. Но даже пыли, касавшейся некоторое время покоившегося там тела апостола, оказалось достаточно, чтобы творить чудеса. Когда у царя Миздая заболел сын, царь велел открыть гробницу и взять там чуточку пыли, и от этой пыли мальчик выздоровел.

После этого даже жестокий царь Миздай уверовал во Христа.

Историчность

Как, – воскликнет в этот момент разъяренный читатель, – вы предлагаете нам этот текст в качестве биографии? Иисус Христос, посмертно торгующий на рынке рабами, строительство Небесного Дворца, несгораемый апостол Фома со своими железными пластинами, проповеди военачальникам и индийским царям?

Что дальше в программе?

Социально-политическая история Вестероса в «Игре престолов»? Практика и теория классовой борьбы на примере толкиеновского Средиземья?





Книги Нового Завета – может быть, и пропаганда. Может быть, канонические «Деяния апостолов» многое недоговаривают о жизни апостола Павла. Может быть, они вполне сознательно вводят читателя в заблуждение о причинах, по которым ревностные иудеи преследовали Павла по городам и весям Римской империи, и они намеренно врут о характере тех сорока сикариев, которые поклялись «не пить, не есть», пока не убьют Павла. Но они, по крайней мере, утверждают, что в Иерусалиме Павла у разъяренной толпы отбил римский военачальник, а не что он взлетел в воздух на глазах потрясенных зевак! Они даже честно называют врагов Павла зилотами!

53

The Acts of Thomas, 9, 87, 5.

54

The Acts of Thomas. 9, 98, 1.

55

The Acts of Thomas. 9, 96, 3.

56

The Acts of Thomas. 9, 96, 6.

57

The Acts of Thomas. 9, 100, 10.

58

The Acts of Thomas. 9, 98, 3.

59

The Acts of Thomas. 9, 106, 9.

60

The Acts of Thomas. 11, 138, 8.

61

The Acts of Thomas. 12, 141, 8.

62

Segal. Edessa. The Blessed City. P. 2.

63

Историю про Авраама, Нимрода и огненную печь рассказывают не только в Эдессе. Это очень популярная история, варианты которой (с печкой, но без воды) встречаются у Псевдо-Филона и в «Генезис Рабба», 38:11. Средневековые персидские источники рассказывают такую же легенду о Зороастре (см.: Yishai Kiel. Abraham and Nimrod in the Shadow of Zarathustra. The Journal of Religion. Vol. 95, № 1 (January 2015). P. 35–50.

64

The Acts of Thomas, 13, 160, 4–5.

65

The Acts of Thomas. 13, 169, 2.