Страница 9 из 83
Вчера к полудню они вывернули на едва заметную тропку, что тянулась вдоль крутого высокого склона, усыпанного камнями. Так, забирая влево и вверх, проводники повели отряд к перевалу. Солдаты шли, опираясь прикладами, лошадей вели в поводу, пушки волокли и толкали, облепив по-муравьиному упряжь, дополнительные верёвки, упираясь плечами в колёса, хоботы. Старший проводник, кряжистый пожилой лезгин с вытекшей правой глазницей, предложил ему остановиться на первом же уширении и продолжить подъём наутро. Валериан и сам знал, что под вечер выходить на склоны опасно: снег, расплавленный за день, плохо уже держит камни, и те могут посыпаться вниз, сметая на своём пути живое, чугунное, медное. Он оглядел сверху морщинистое лицо, проследил рубец, начинавшийся из-под папахи и терявшийся в бороде чуть ниже скулы, подумал и покачал головой:
— Нет! Две ночёвки так высоко солдаты не выдержат. Если мы пройдём перевал сегодня, завтра сможем спуститься к лесу. Так?
Проводник только пожал плечами.
— Как будут идти твои люди, князь!
— Они будут идти, как я им скажу. Вперёд...
Валериан не приказывал уширить шаг, видя, что люди с трудом поддерживают и этот темп. Он только послал вестовых вдоль колонны с приказом ещё более вытянуться в длину: сузить строй и разорвать интервалы между взводами и ротами. Тем не менее несколько валунов, скатившиеся незамеченными, выбили из строя человек десять. Поручика и трёх рядовых положили по одному в расщелину, забросали камнями и воткнули сверху связанные из обломков жердей кресты; пятеро ещё могли кое-как двигаться, если у них забрать ружьё, мешок, скатку; одного пришлось нести.
Но часов в пять, ещё по солнцу отряд перевалил гребень и быстро начал спускаться, уходя от ветра, свистевшего над хребтом особенно разгульно и нагло.
Уже в темноте они выбрались на относительно ровное место, составили ружья, растёрли лошадей, поставили палатки — генералу и штаб-офицерам. Остальные, пососав сухари и глотнув порцию водки, строго отмеренную каптенармусами, скучковались по трое, но четверо и так повалились в откопанные в снегу логовища. Валериан ещё порывался проверить самолично посты, но подполковник Коцебу, сухопарый апшеронец с длинным, костистым лицом, упросил его не беспокоиться, идти отдыхать, готовиться к завтрашнему трудному маршу. Часовых же берёт на себя он сам, его товарищи и все офицеры, что были приданы отряду сверх комплекта.
Утро у генерала началось, как всегда, с умывания. Денщик Василий вдвоём с молодым щекастым солдатом поднесли на раскатанной и сложенной вдвое шинели несколько кирпичей, вырезанных штыками из снега. За ними они, очевидно, уходили достаточно далеко, потому что тот, что был в лагере, сделался к утру совершенно нечист. Валериан скинул мундир, стащил через голову рубашку, захватил сразу в обе ладони колючие белые комья и, нарочито громко ухая, растёр грудь, шею, бока, предплечья. Василий зашёл сзади и так же крепко, царапая кожу, довёл докрасна спину князя. Надев мундир, Валериан спустил панталоны и, не стесняясь ничьим присутствием, освежил нижнюю половину.
Застёгиваясь, он поймал взгляд Ван-Галена. Испанец смотрел с тем же спокойным, внимательным выражением, с которым оглядывался все дни их марша. Мадатов махнул ему, показывая на лежащую у ног шинель, где оставалось ещё примерно полтора кирпича. Дон Хуан с готовностью подошёл, двумя горстями обтёр лицо, а остаток уронил за воротник и замер, ожидая, когда потекут по телу холодные струйки.
Валериан расхохотался. Ван-Гален пока ему нравился. Он очевидно знал горы, не терял темп на подъёме, не шарахался на крутых спусках, не показывал страха и не щеголял напрасно бессмысленным удальством. Осталось посмотреть, каков он будет под пулями.
— Дежурного офицера! — гаркнул Мадатов.
Лагерь уже шевелился, и над обычной утренней суетой, над рокотом голосов, шлёпаньем подошв, ржанием, глухими ударами металла в металл, наперегонки понеслись вдоль склона два сказанных слова:
— Офицера... дежурного... дежурного... офицера...
Через несколько минут к Мадатову быстрым шагом приблизился высокий, полный драгун, утопая по щиколотку в растоптанном, почерневшем снегу.
— Штабс-капитан Якубович! Последний раз ходил с рундом[17] часа полтора назад. Всё спокойно, ваше превосходительство. За всю ночь никто даже не показался.
— Снимайте посты! — распорядился Валериан.
Про себя подумал: из того, что часовые никого не видели, не следует, что за ними никто не следил. Пошёл к орудиям, где уже запрягали коней, подводили зарядные ящики, где в морозном воздухе раздавалась чёткая, хорошо артикулированная речь начальника штаба.
— Мориц Августович! Вышли в авангард офицеров с одним из проводников. Скоро начнём спускаться в ущелье, так пусть оторвутся хотя бы на полверсты. Всё же, если вдруг случится засада, у нас будет шанс приготовиться. Драгун наших пошлите, засиделись кавалеристы без дела. Как вам, кстати, испанец?
Коцебу ответил без промедления:
— Кажется, толковый офицер. Но пока по-русски не знает, ничего ему не поручишь. Командовать авангардом назначу Якубовича. Надёжен, расторопен.
— Говорят, что и храбр.
— Говорят — через меру, — подполковник недовольно шмыгнул хрящеватым носом. — Но я ему инструкции дам самые строгие. Чтоб и не думал своевольничать. Успеет саблей помахать на равнине.
Мадатов кивнул, соглашаясь.
— У нас ведь командированных этих десятков шесть? — спросил он, оглядывая отряд, выхватывая тут и там фигуры офицеров, седлавших своих коней.
— Семьдесят три человека, ваше сиятельство.
— Отлично. Половину, на лучших конях, отправьте вперёд. Остальных оставьте при мне. И поторопите людей. Лучше побыстрей спустимся вниз, а там, только доберёмся до топлива, сразу устроим привал, выпьем горячего. С Богом!..
Через час батальоны снова вытянулись в длинную колонну, нацелившуюся в чёрную горловину ущелья.
Ван-Гален ехал в передовой части отряда, с удовольствием слушая весёлую болтовню Якубовича. Ему нравился громогласный штабс-капитан, всегда готовый схватиться то ли за стакан вина, то ли за рукоять горской шашки. Кривую и тяжёлую драгунскую саблю он возил в обозе, прицепляя только перед полковым смотром. Обычно же носил, перекинув через плечо ремённую портупею, лёгкую, острую «гурду»[18], страшное оружие в руках умелого человека.
— Верите ли, дон Хуан?! — кричал он на прекрасном французском языке, не столь витиеватом, как у испанца, но летящем быстро и вольно, подобно карабахскому жеребцу. — Я и не заметил удар. Я только опустил руку. И вдруг половина разбойника — голова, плечо, туловище до пояса... вдруг ушло в сторону и упало на камни. Страшное, скажу вам, зрелище. Лучше бы, подумалось мне, круговым движением да по шее. Знаете, головы мячиками так и прыгают. Иной раз даже забавно...
Ван-Гален вполне верил тому, что рассказывал Якубович, поскольку раза три оказывался рядом с ним в стычках и видел, с каким отчаянным весельем лезет под пули штабс-капитан. Видел он страшные последствия знаменитого удара драгунского офицера.
— Счёт я закрыл, дон Хуан, теперь уже ничего мне не страшно. Добился я, дострелялся с одним фендриком. Давняя история, тянулась ещё с Петербурга. Приятель мой, Шереметев, жил с одной балериной. Ну, поссорились они как-то, бывает. А этот... схватил её после спектакля, посадил в карету и увёз на квартиру, которую делил со своим дружком, Завадовским. Тот давно за Авдотьей ухаживал. Прожила она там три дня, после одумалась. Уверяла Василия, что ничего, мол, такого не было.
Ван-Гален взглянул на рассказчика, усмехнулся и покачал головой.
— Я то же самое и сказал, — подхватил Якубович обрадованно. — Такое, говорю Шереметеву, спустить невозможно. Если сам не возьмёшься, я этого хлыща непременно поставлю к барьеру. На следующий день отправился секундантом к сопернику, Завадовскому, да пока об условиях договаривался, вызвал и этого, Грибоедова. Того, кто Истомину увёз. Что же, говорю, друзья наши решетить друг друга будут, а мы в стороне прохлаждаться?.. Он даже глазом не моргнул и согласился. Человек, скажу вам, дон Хуан, в высшей степени компанейский. Шампанского — так шампанского, к девкам — так к девкам, к барьеру — и это без промедления. Даже обидно, что такой молодец — и не в полку...
17
Рунд — обход дозорных постов.
18
Один из типов знаменитых кавказских шашек.