Всадник времени

Конечно, Финляндия — страна небольшая, с небольшими ресурсами. Но это — четвёртый фронт! И намного лучше вместо опасной северной занозы, которая может вызвать, порой, и заражение крови, всё-таки иметь успокоенный, безопасный Север и Северо-Запад.

Сталин прекрасно осознавал всю сложность военного и политического положения Правительства Финляндии и, прежде всего, самого маршала Маннергейма. Потому что он не просто главнокомандующий. Он — Маннергейм. Человек, создавший финскую армию. Политик, побывавший и главой государства. Единственный маршал Финляндии, да ещё и пользующийся в народе своей страны огромной популярностью.

Гитлеру нужна была активная финская армия, отвлекающая на себя значительные силы советских войск. Сталин отчётливо представлял себе тот минимум войсковой активности, который полагался в таком случае. Финская армия выполняла военную работу явно меньше этого минимума. И Сталин понимал, что финский маршал делал это не для него. И не для Советского Союза. Он делал это для Финляндии, делал, глядя далеко вперёд.

Такая дальновидность финского маршала и подготовила условия и возможности для перемирия и выхода из войны Финляндии в сентябре сорок четвёртого. Сталин всё это понимал заранее, видел всё соотношение сил. И как исключительно практичный политик, исходящий только из целесообразности, пошёл на сепаратный мир с Финляндией. И совершенно очевидно, что благодаря мудрой дальновидности маршала Маннергейма советские войска не вошли в Суоми в сорок пятом году.

...Но этой августовской ночью сорок второго, почти за три года до окончания тяжёлой и кровавой войны, шестидесятичетырёхлетний Сталин обдумывал грядущие стратегические ходы и создавшуюся военную обстановку.

Всё было, как и в иные ночи августа, июля, других месяцев. Стояла обычная летняя ночь, обычная трудовая ночь в череде ночей его жизни. Но именно сегодня, после совещания с представителями Карельского фронта, он особенно долго думал об отношениях с Финляндией. О военной обстановке, о военной перспективе на Северо-Западе. О маршале Маннергейме.

Куранты на Спасской башне Кремля после мелодичной прелюдии пробили четыре раза. Верховный почему-то посмотрел на часы, потом позвонил.

Тотчас вошёл Поскрёбышев. Он был совсем небольшого роста. Лицо его, морщинистое и чуть желтоватое, было озабоченным.

— Товарищ Сталин?

— Не поедем в Волынское. Отдохну здесь.

— Слушаюсь, товарищ Сталин!

Из другой двери сразу же появился крупный генерал-майор Власик, начальник личной охраны вождя.

Сталин прошёл в спальню, через комнату от большого кабинета, на кровать ложиться не стал. Снял сапоги, прилёг на диване, укрылся поданным ему тёплым и толстым шерстяным одеялом.

— Товарищ Сталин? — Генерал Власик встал по стойке смирно.

— Спасибо, Власик, ничего не надо. Подай бутылку боржоми и иди. Свободен!

— Спокойной ночи, товарищ Сталин!

— Спокойной.

Неутомимый, умный, проницательный, расчётливый, хитрый, беспощадный, мудрый, мстительный, гордый, лицемерный, целеустремлённый, коварный... Он сегодня очень устал.

Вроде бы и день был обычным. Ничего из ряда вон выходящего не произошло. Ни в ходе войны. Ни в стране. Ни в мире.

Весь предыдущий день и всю прошедшую часть ночи по всему фронту грохотала война боями местного и разного значения. Завершались и готовились крупные операции. В этот день не сдали и не освободили ни одного города. Точнее освободили один небольшой город на Волге — Серафимович.

Вчера и Жуков приходил только раз, с утра, доложил обстановку на фронтах. А несколько раньше, в начале августа, наши войска оставили Ставрополь...

Но было событие, которое порадовало Верховного. Он большие надежды возлагал на новый, мощный и быстрый танк, который готовили очень тщательно. И вот пять дней назад Кировский танковый завод в Челябинске начал серийный выпуск этого нового танка Т-34. Эти танки уже воевали и здорово. Но их было мало. И вот теперь ещё один мощный завод.

А вчера, 27 августа, наша авиация дальнего действия нанесла несколько бомбовых ударов по Берлину. Когда Сталину об этом доложили, он даже улыбнулся, подумав, что теперь второй человек в Германии после Гитлера — Геринг больше не Геринг, а Майер. Эта фамилия у них — ну как у нас — Иванов. Потому что ещё в сорок первом Верховный читал в одной из информационных справок, как Геринг поклялся, выступая по радио, что, если хоть одна бомба упадёт на Германию, он будет не Геринг, а Майер. А наша авиация уже с конца сорок первого бомбила Берлин. Вот теперь он — Майер.

Завтра, то есть уже сегодня, Жуков отправится на Сталинградский фронт как представитель Ставки. Он будет готовить контрудар по прорвавшейся к Волге группировке противника. В состав Сталинградского фронта Сталин приказал перебросить три армии с разных направлений. Все три вводятся в бой немедленно...

Он пытался уснуть. Но снова и снова в его утомлённом и взвинченном постоянным напряжением мозгу двигались танки. Наши армии длинными, бесконечными колоннами перегруппировывались, перебрасывались для прорыва, для обороны, для усиления...

В его мозгу гудели самолёты, наши истребители МИГ, ЯК и ЛАГГ, недавно запущенные в производство, перехватывают в небе пикирующий немецкий бомбардировщик «юнкерс-87». Он только вышел из пике, и на него навалились два наших «ястребка»... Но вот появился один «мессер»... второй... тьма начала заволакивать небосклон...

Последний диктатор и правитель огромной страны, полководец великой войны заснул тяжёлым и тревожным сном.

Казнитель и спаситель, завоеватель и освободитель, человек-легенда и человек-дьявол, он отдохнёт пять часов. И снова будет сидеть за своим огромным столом, читать сводки, проводить совещания Государственного комитета обороны, отдавать приказы и просвечивать генералов и конструкторов, наркомов и учёных своим пронзительным и всевидящим оком. А пока он спит.

...А в этот самый день, когда Сталин несколько раз вспоминал его, маршал Маннергейм отправил в германскую Ставку в Винницу своего начальника генерального штаба, который после прилёта позавтракал в компании самого Гитлера. После чего Кейтель и Иодль в самых радужных тонах нарисовали гостю из Финляндии обстановку на фронтах. И пообещали, как это неоднократно уже объявлял Гитлер, взять Ленинград в сентябре.

Они обещали. Начальник финского генштаба слушал. Финские войска стояли за Ладогой. Стучал ленинградский метроном...

Планета вращается с запада на восток. Сдвигается время, смещая события. Маннергейм стоит у окна в своём вагоне в поезде главнокомандующего, смотрит на утренние сосны в полумраке сумерек. Медленно и неотвратимо движется тяжёлая стрелка кремлёвских курантов. Глухо и раскатисто звенят их удары. Сталин пока ещё спит.

30. ТАНКИ И ЗВЁЗДЫ

1943. Июль.

Надсадный рёв танкового двигателя давил на уши, однако Волохов хорошо слышал ответы по радио. Наушники спасали от этого гула.

Он сидел в башне «тридцатьчетвёрки», на полном ходу рвущейся навстречу немецкой танковой лавине. Его машина шла во главе клина двух батальонов по узкой, неглубокой лощине, коими изрезана почти безлесная холмистая степь и лесостепь Курской области и Воронежья, где развернулось это, неслыханное по своим размерам, танковое сражение.

Два батальона его дивизии двигались по центру направления танкового контрудара, уже не первого в этой долгой схватке. Гусеницы головного танка смачно и стремительно перемалывали сочную траву с чернозёмом, сильно подсохшим от жары и безводья. Позади из-под гусениц вылетали комья земли, густо клубясь серой въедливой пылью.

Батальоны не стреляли, и по ним не стрелял никто. Они мчались по дну лощины, и их не было видно.

Через полкилометра, когда они выйдут из неё, где лощина выходит на ровную, хотя и холмистую, степь, они откроют огонь по немецким танкам в лоб. И окажутся, естественно, и сами под огнём «тигров».