Обрученный с удачей

Питер осмотрелся. Мир притих в закатном свете, и пряный запах леса доносился с утренним бризом.

К берегу приткнулся третий баркас, где на корме сидел, надвинув соломенное сомбреро Тизер Дарби — прямой как копьё.

— Эй, Питер, давай, что ли, распаковывай свои причиндалы и начинай вычислять курс к сокровищам, — обратился к нему Кристофер. — И уж постарайся, штурман! Теперь на тебя вся надежда... А ты, старик, — бросил он Тизеру, — говори вторую координату.

Дарби крякнул, потёр отросшую бороду, казавшуюся грязно-пегой на смуглом лиде:

— Не нужно координат. Слева, рядом с ручьём, точит скала ярдов в семьдесят высотой, с плоской вершиной. К её вершине ведёт тропа, и вот футах в двадцати от вершины есть пещерка, заложенная камнями. Там Олоннэ и спрятал добро... — Тизер усмехнулся.

— Но Диего сказал...

— Диего всегда любил пошутить... — неподвижное лицо старого Дарби тронула печальная улыбка. — И в конце оказался не вполне в здравом рассудке — да смилостивится Господь над его грешной душой!

— И чего теперь? — недоумённо произнёс Джеф Логан, самый молодой из пиратов.

— Чего? Давайте, что ли, соберёмся да пойдём за нашим добром! — не допускающим возражений тоном распорядился Харвуд. — Эй, сигнальте на «Обручённого». Пусть сюда к нам двигают все свободные от вахты. И Окорока не забудут!

Через час колонна пиратов подошла к скале, и Тизер Дарби словно не прошло столько лет, ступил на еле заметную на камнях тропу.

Он перепрыгнул на узкий карниз у основания утёса и начал подниматься по нему вверх. Питер следил за ним с восхищением — слепой старик однако взбирался на кручу проворно и ловко — лишь опираясь на руку проводника. В пятидесяти футах над рекой он добрался до невидимой снизу площадки футов десять шириной и сделал по ней несколько шагов. Пираты, двинувшиеся за ним, остановились, осматривая узкое отверстие в стене утёса, вход в которое был заложен плотно слежавшимися камнями.

По молчаливому приказу капитана Блейк начал разбирать кладку. Он осторожно извлёк и отложил в сторону камни, сделав отверстие, чтобы проползти через него внутрь.

В пещере было темно, но старый Тизер распрямился, протянул вверх руку и нащупал в каменной щели над головой, где и оставил их, кремень и огниво. Полетели искры на подставленный кем-то быстро занявшийся трут, от него незваные гости запалили принесённые с собой факелы. При их свете они осмотрели пещеру.

У задней стены пять ящиков.

— Если с моего последнего прихода сюда ничего не изменилось, — прокомментировал Тизер, — это добыча с «Утрехтской красотки». Слитки серебра и сто тысяч гульденов в мелкой монете — жалованье для выплаты голландскому гарнизону в Новом Амстердаме... А вон в углу должен быть проход, закрытый парусиной. Вот там старый кровопийца Олоннэ и спрятал всё добро...

Сорвав ветхое полотно, пираты принялись вытаскивать свёртки и ящики, загромождавшие проход.

— Тьфу! Да что это за помойка? — вдруг выругался Харвуд, когда разглядел, что за товар запихнул в свою кладовую умерший давным-давно корсар.

Связки ржавого оружия — палаши, алебарды, пики, протазаны, мушкеты с крошащимися ржавыми дулами. Груды медной и оловянной посуды, пришедшие в негодность буссоли и астролябии, несколько ящиков со старым хирургическим инструментом — больше похожие на орудия столяра и плотника.

— Олоннэ что, ума лишился этот хлам собирать? — пробурчал Блейк.

Но вот они расчистили проход и спустились по уходящему косо вниз проходу.

Пройдя совсем немного — футов двадцать-тридцать, они оказались в низкой широкой пещерке — сестре той, что оставили выше. Джон поднял факел, и помещение озарилось тусклым светом, выхватившим из мрака высящиеся до самого потолка штабеля золотых слитков у дальней стены.

Вдоль остальных теснились огромные дубовые сундуки, два из которых, обитые вздувшейся кожей красного цвета, выделялись из общего ряда наличием на их крышках тиснёных дворянских гербов. Как пояснил Тизер, они принадлежали когда-то одному испанскому гранду, и именно в них Олоннэ хранил свою персональную долю награбленного. Тут же стояли небольшие мешки, в которых были навалены золотые ожерелья, серьги, перстни, диадемы и браслеты — наследие давно умерших ацтекских ювелиров.

Время взяло своё — кожаные сумки сгнили и развалились, разбрасывая по полу потоки золотых и серебряных монет. Из проеденных гнилью и влагой отверстий высыпались огромные необработанные изумруды; рубины — тёмные, как кровь; сапфиры, мерцающие в неровном свете; топазы; аметисты; жемчужины...

У одной стены выстроился ряд небольших деревянных ящиков. Бока тех, что сверху, со временем отвалились, и в них незваные гости увидели торцы массивных грубых золотых слитков — сотни и сотни.

К другой стене были свалены ящики и сумки самых разных форм и размеров, некоторые из них перевернулись и раскрылись, представляя взору золотые кубки с искусной отделкой.

Едва ли способный дышать, Питер услышал треск, затем звон — разорвалась гнилая сумка, из которой заструились мелкие самородки... В тот же миг голос Джона вернул его в реальный мир, и волшебное наваждение исчезло:

— Подготовьтесь поднять всё на поверхность, — распорядился пиратский капитан.

Им потребовался почти час, чтобы по цепочке передать сокровища Олоннэ, а потом в два раза больше времени, чтобы с помощью канатов и блоков спустить их вниз и перетащить в шлюпки.

Когда наконец работа была закончена, все только что не падали с ног от усталости и предвкушения раздела добычи.

— Впечатляет, не правда ли? — самодовольно заметил Джон, кивая на штабеля золотых слитков, занявших добрую половину его просторной каюты.

— Взгляни на этот, — протянул Джон Питеру золотой брусок с выбитым на нём гербом и многочисленными клеймами. — Португальский. А вот из Испании, — снял он сверху другой. — Золото со всего мира. Эх, я прямо не смогу уснуть!.. А вот погляди — что за знатная штука! Пожалуй, я бы её себе оставил.

В руках капитана было индейское золотое блюдо с изображением скелетов. Скелеты эти не лежали смирно как положено, а занимались делами, более приличествующими живым — собирали фрукты и кукурузу, играли на флейте, прогуливались нарами, готовили обед на очаге... В центре блюда важного вида костяк в длиннополом одеянии сидел в высоком кресле, держа в руках череп, и с интересом его рассматривал.

— Вот, Питер, смотри, — наставительно сказал Окорок. — Тот парень, который сделал эту тарелку, понимал, что такое жизнь. «Завтра — слишком поздно: живи сегодня», — рассмеялся он.

Питер угрюмо кивнул. За бодрячеством и наигранным весельем кэпа проступала нешуточная озабоченность. Несметные сокровища не давали покоя не только Джону. Люди изобретали самые фантастические предлоги, чтобы на минутку заскочить в капитанскую каюту и увидеть, пощупать, подержать в руках, попробовать на зуб и даже понюхать заветные бруски жёлтого металла.

Джон, хотя и неохотно, но давал разрешение — ибо по пиратским обычаям никому не имел права отказать. Заворожённые блеском золота корсары подолгу перебирали монеты, отчеканенные при уже умерших королях, или древние поделки сгинувших индейских империй. Охая от натуги, они взвешивали на ладони увесистые слитки, любуясь тяжёлым жирным блеском и сравнивая изделия между собой. Потом уходили, с сожалением оглядываясь, и снова возвращались...

В принципе ничего плохого в этом не было, и большинство достаточно спокойно относились к тому, что вся добыча хранится у капитана. Но завелись в команде и другие настроения.

Люди разные — были и такие, которые, никому не доверяя, подозревали всех в том, что их хотят обмануть, облапошить, обвести вокруг пальца и лишить законной доли добычи. Они вели бесконечные подсчёты на клочках бумаги или прямо на палубе, выцарапывая цифры остриём ножа, что-то бормоча под нос. Неграмотные просили грамотных пересчитать или проводили подсчёты с помощью перекладываемых щепочек и камешков.