Страница 40 из 48
Темник послал отборную сотню, которая с гиканьем бросилась догонять соглядатаев. Те попытались уйти, но измученные кони русских заметно сдавали, и было ясно, что их догонят прежде, чем они успеют добраться до своих.
Любим приказал спешиться и образовать круговую оборону.
— Бисмаллах! — воскликнул поражённый десятник татарской сотни. — Они хотят дать нам бой?!
Сотник жестоко ухмыльнулся:
— Аллах уже лишил их разума! Надёжнее окружай, захлопывай западню! — приказал он.
Но его команда запоздала. Свистнули стрелы — и полтора десятка татар как не бывало! Изумлённый сотник воскликнул:
— Надо же, с четырёхсот шагов?!
— Это самострелы новгородские, — сказал, выдернув стрелу из убитого, опытный помощник сотника. — С этими — осторожнее, они отъявленные головорезы!
— Ну, я им покажу! — закипел сотник, не дослушав помощника. — Вперёд, мои воины!
Оставшиеся конники начали сжимать кольцо, но вот в воздухе опять засвистели стрелы, и опять среди татар убитые и раненые.
— Прикажи спешиться! — крикнул помощник. Мы на конях — прекрасная мишень для лучников.
Спешившись, татары продолжили окружение, но разведчики, отличные стрелки, тем не менее с каждым выстрелом выбивали их воинов.
— Что они там медлят? — крикнул недовольный темник. — Никак не могут перебить этих ублюдков? Нас ведь в пять раз больше! — И приказал стоявшему рядом сотнику: — Бери ещё полусотню — и вперёд!
Но ушкуйники неожиданно для первой сотни (вернее, того, что от неё осталось) бросились в атаку! Десяток разведчиков пересели на отдохнувших коней, стоявших в лощине, и атаковали залёгших татар под прикрытием своих оставшихся лучников.
Эффект был поразительный — э го было настоящее избиение! Но это был и последний успех горстки русских витязей. Вдруг откуда-то слева на них обрушилась свежая полусотня золотоордынцев. Однако и они потеряли несколько человек — пешие лучники знали своё дело.
Разведчики также понимали, что татары их не выпустят, и рубились с отчаяньем обречённых. Оставаться на месте, ждать, когда их прирежут как скот, — этого сорвиголовы допустить не могли. И ушкуйники разом бросились вперёд, избивая спешенных татар и врезавшись в свежую полусотню.
Татарское кольцо сомкнулось. Но в этой мясорубке новгородские удальцы показали чудеса доблести. Противников было намного больше, на каждого разведчика приходилось по три-четыре татарина. Но предводитель Любим, казалось, не замечал этого. Рубясь клевцом (боевым топором с узким лезвием и молотковидным обухом) и подсекая острым концом щита, он вдруг увидел, что их осталось пятеро — он один, раненный и изнемогающий от усталости, и четыре татарина с копьями, окружившие его.
— А ну брось оружие и подними руки, русская собака! закричали они. Тогда, может, и сохраним тебе жизнь!
— Что ж, — смиренно ответил Любим, — ваша взяла. Держите!
Он взмахнул руками, как крыльями, и щит полетел в одного татарина, а топор в другого. Щит, пущенный с громадной силой, буквально снёс татарскому воину верхнюю часть груди с головой, но туловище ещё держалось в седле, и это было очень страшное зрелище. Клевец, брошенный в сторону из столь неудобной позы, казалось, не должен был нанести особого вреда противнику, но здесь-то и сказались долгие часы упражнений с метательным оружием!
Любой ушкуйник артистически владел всеми его видами. Топор попал точно в горло татарину и задел сонную артерию, что означало верную смерть. Безоружный Любим поднырнул под копьё третьего татарина и стал вне досягаемости его удара, схватившись за копьё двумя руками и используя его как рычаг, он, как прыгун с шестом, вдруг оттолкнулся и ногами сильно ударил наездника в грудь — тот со сломанной грудной клеткой слетел с седла. Последний конный воин хотел было помочь товарищу, но Любим, сделав ложный выпад, копьём про бил ему грудь. Бросив копьё и схватив татарскую саблю, он, обернувшись в сторону темника и погрозив ему, галопом помчался к своему войску и обо всём доложил князю Дмитрию.
Тот отправил его, уставшего и раненого, в Засадный полк, пообещав после битвы сделать сотником.
Сторожевой полк, состоящий из лучших наездников, ждал татаро-монгольских лучников. Среди них было очень много единородцев. Князь Дмитрий пригласил в своё войско татарских витязей и тех военачальников, которые были недовольны насильной исламизацией, к тому же Московский князь и платил больше. Среди «сторожевиков» было много берендеев, или, как их называл московский люд, бередяк. Это было кочевое племя тюркского происхождения, частью слившееся с населением Золотой Орды, частью поступившее на службу к Московским князьям[70].
Дмитрий продолжил мудрую киевскую политику. Перешедшие на службу Московского великого князя получили право селиться при городах, а потом и полностью смешались с русскими.
Татары-русичи не только принимали христианскую религию, не только служили верой и правдой великому Московскому князю, но и учили русских дружинников воинским уловкам своих соплеменников. Они страшно ненавидели Орду, а она ненавидела их. Мамай обещал с каждого, как он считал, предателя содрать шкуру и повесить сушиться на колья. Сами московские татары дрались не из-за страха или денег: у них были семьи, и они настолько слились в духовном отношении с русскими, что сами хотели сбросить постыдное для Руси иго. Это были действительно настоящие богатыри тела и духа.
Битва на поле Куликовом потребовала конных лучников, и князь Дмитрий вместе с Боброком-Волынским тщательно подготовили отряд из служилых татар.
Сторожевым полком командовали знаменитые воеводы: князь Семён Мелик, ведущий родословную из немецких знатных воинов, и князь Иван Оболенский-Тарусский, в жилах которого текла кровь половецких ханов.
Мамай бросил в бой своих лучших конных лучников:
— Засыпьте стрелами этих русских собак, уничтожьте их, мои нукеры! Вас ждёт богатая добыча!
Он свято верил в «девятую атаку» Чингисхана: конные лучники должны восемь раз покружиться около врага, осыпая его стрелами, деморализовать его, не вступая в контактный бой, и лишь девятая, ураганная конная атака основного войска должна смести обезумевшего от потерь и ужаса противника.
Лучники Мамая, на ходу вынимая стрелы, бросились на Сторожевой полк. Но что это? За триста-четыреста шагов они вдруг начали падать один за другим! Мамай был неприятно поражён.
— Мой повелитель, — сказал один из полководцев, — русские применяют самострелы!
Действительно, Сторожевой полк, состоящий из конных воинов, обстреливал татар из арбалетов, находясь на недосягаемом расстоянии для стрел вражеских лучников. Причём одни заряжали арбалет и передавали другим — часть из них спешилась. Конечно, из арбалета можно выпустить гораздо меньше стрел, чем из лука, однако психологический эффект был налицо: атака татарских конных лучников захлебнулась.
— Ну я им покажу! — воскликнул Мамай и двинул своё основное войско: впереди пехоту — по бокам конницу.
Однако он был неприятно удивлён, увидев, что дружинники Сторожевого полка, вместо того чтобы бежать в панике от грозной татарской силы, рассыпавшись, стали обстреливать его пеших воинов из луков! Отдельные сшибки московских и мамаевых лучников заканчивались поражением последних, и всё это — на виду у главной татарской рати!
Пока Мамай вне себя срочно перестраивал боевой порядок, выпуская вперёд конных лучников, русичи, перестрелявшие не одну сотню татаро-монголов, повернули назад и соединились с основным войском князя Дмитрия.
Первый бой был выигран Московским князем почти без потерь, при этом не только нанеся врагу большой урон, но и произведя неприятный психологический эффект на всё татаро-монгольское войско и в первую очередь на его военачальников, которые задумались: какие ещё сюрпризы подготовили им урусы?
Страшный удар тяжелой татарской конницы с ходу пробил первый и второй ряды русских полков, но на третьем завяз! И началась сеча. Монахи Христовым именем подбадривали ратников и сами показывали чудеса храбрости. Их презрение к смерти устрашало татар.
70
И берендеи, и торки, и другие мелкие кочевые племена, имевшие собирательное название «чёрные клобуки», были поселены ещё Киевскими князьями в XI—XII веках на южных границах Руси, в Поросье и на Переяславщине.