Фаворит богини

— Я же вам говорила, что посидите пять минут спокойно, и он сам придет нас освобождать. — ехидно проговорила индуска, — Вы же на меня набросились, как на предательницу…

— Ну спасибо, рыжие! Просто растрогали! А ты, Делика, сегодня просто превзошла себя! И тебе присваивается внеочередное звание — «карась»! Знаки отличия и денежная премия за мной. Но неужели нельзя было обойтись без такого масштабного кровопролития?!

— Можно, конечно! — хохотнула явно польщенная Делика, тем не менее, ни грамма не раскаиваясь. — Только вот бинты в суматохе подготовить забыла.

Ладно, победителей не судят, что случилось — то случилось. Тут наконец мой взгляд наткнулся на патриарха. Зрелище из себя он представлял жалкое. Тело, лежащее на боку, было выгнуто дугой, чему способствовали руки, связанные за спиной, притянутые к связанным лодыжкам. Голова максимально откинута назад — в этом положении ее удерживал шнур, как удила проходивший через раскрытый рот, так же притянутый к лодыжкам — сразу виден почерк Марго (фишка амазонок — так они упаковывали пленных, получался как бы эмбрион наоборот). Углы губ порваны, не выдержали натяжения шнура, так что не удивлюсь, если Дионисия назовут улыбчивым патриархом. Следы экспресс-допроса также были налицо, или точнее, на лице. Разбитые в кровь губы и нос, рассеченная бровь, наливающиеся гематомы.

— Дионисий! Какие люди! И… кхм, уже без охраны! Мне говорили, что монахи, привыкшие к мужскому обществу, оказавшись среди женщин, чувствуют некоторое стеснение… Ну, чтоб настолько…ты, я вижу, чувствуешь себя совсем скованно! Напрасно вы, девочки, стесняете священнослужителя, который, несмотря на множество конфессиальных и государственных дел, нашел время для беседы с вами…

— У, тварь! — если б я не отдернул Марго за ремень, то ее мощный пинок, нацеленный в челюсть монаха, лишил бы его зубов, — Эта скотина сказала, что тебя уже режут на куски вот за это… — и продемонстрировала мою пародию на рыжих демониц. — И если мы не покаемся, и не расскажем все, что про тебя знаем, нас ожидает то же самое.

— Хорошо! К этому вернемся позже. А пока расскажите, что необычного случилось за последние два дня, пока я вас не видел. А тебя, старый пень, похоже, только могила исправит. — обратился я уже к клирику. — Ведь я же на блюдечке занес патриаршую должность в твою ризницу! Тебе оставалось слушать императрицу, укреплять ее и свое влияние среди братьев своих, и паствы. Быть скромным в быту, принципиальным в служении — и тебя бы канонизировали еще при жизни. А ты же, гнида неблагодарная, решил все мои заслуги приписать себе, а когда не получилась — начал готовить месть своему благодетелю. Ладно, сейчас не до тебя, позже поговорим, только не сдохни пока ненароком, и никуда не уходи.

Позавчерашний день, как рассказали принцессы, прошел в переговорах. Итогом которых было решение отпустить рыжих с посольствами. Фройляйн в Швабию, соответственно, Марго в Сицилию. Папские послы настояли на том, что путь делегаций должен проходить через Рим. Ну и конечно, они не прочь для этого богоугодного дела воспользоваться в качестве транспорта одним из самых скоростных и безопасных кораблей, принадлежавших Инге. Такое развитие событий устроило всех, а фройляйн пообещала клирикам, что если они с подругой попадут на мессу самого Папы, то доставит их до Рима не за месяц, а всего за седмицу. Отправляется в путь решено было через два дня, то есть завтра. Вчера утром рыжие заметили выходящего из будуара императрицы ее сына Константина. Причем тот был явно не в себе. Сама августа тоже была не в духе, даже скорее сильно обеспокоена и расстроена. Мое выступление и короткий разговор с Зоей тоже позитива ей не добавили. Кстати, Константина с Еленой ни в Христотриклине, ни на мессе и на обеде не было. После обеда Углеокая долго общалась с префектом, после чего вообще стала совсем не своя. На этом служба рыжих у императрицы закончилась, и их отпустили готовиться к отбытию. Принцессы после этого несколько раз пытались найти меня, но безуспешно. Так получается, какие-то неприятные события, связанные с императорской семьей, произошли в ночь позавчерашнего дня. И видимо, настолько значимые, что Зоя пошла на некое соглашение с префектом. Гадать бесполезно — придется заглянуть к августе, и из первых рук узнать, что заставило ее так беззастенчиво меня слить. А пока надо заняться патриархом.

— Девочки, внимание! Я сейчас расскажу, как происходили события в вашем будуаре сегодня утром — а вы должны все запомнить, чтобы при случае ваши свидетельства ни в чем не разнились… Запоминайте.

— Отец Дионисий подошел к завтраку, чтоб провести инструктаж, как держатся и что говорить в присутствии Папы Римского, если прием состоится. Но тут вдруг ворвались вооруженные люди, и накинули на вас на всех, включая Делику, сети. Патриарх был возмущен таким непотребством, и не убоясь вооруженных людей, попытался воспрепятствовать злодеянию. И был бит и связан. Даже несмотря на это, просил Бога вразумить заблудших овец своих, и направить их на путь разума. За что опять был бит еще более жестоко. Тут вдруг явилось чудо в моем лице. Лик мой был светел, а глас добр. И сказал я — уходите с миром, мужи, одурманенные сатаной, и не возвращайтесь более. Но ослушались продавшие свою душу воины, и попытались лишить меня живота своего. Только вдруг обернулось их оружие против них самих. Тот, кто пытался лишить меня головы — терял собственную, кто пробовал нанести мне смертельную рану — сам ее получал… Блин! Кончайте ржать! Я серьезно! Вы же в курсе, что обнажать оружие во дворце — тяжкое преступление, даже в случае самообороны.

— Тогда придется патриарха… того. — индуска провела пальцем по горлу, — Чтоб не подпортил легенду.

— Вы уж идите, собирайтесь, а я постараюсь «уговорить» Дионисия — думаю, он даже на распятье поклянется, что так все и было.

Встретиться договорились через полтора часа у «Дивера». Еще я настоял, чтобы в провожатые до берега взяли у Леонида десяток гвардейцев — мало ли что, а так мне будет спокойней.

В покои императрицы прошел как обычно, без препятствий. Гвардейцы в карауле были те же, что сопровождали Зою в каземат, и взглянули на меня с повышенным интересом. Августа сидела в кресле, поджав под себя ноги, в руках кубок с вином.

— Быстро ты управился. — речь Углеокой была какая-то бесцветная, даже глаза не горели антрацитом, как обычно, а были просто темными, — Сам сбежал, или помогли?

— Помогли?! Ну, разве что ты, своими молитвами.

На мою язвительную фразу Зоя никак не отреагировала, только кивнула на десертный столик с вином и закусками.

— Ты наверное голоден. Это все для тебя.

— Нет, знаешь, наверное откажусь. — я даже хохотнул, — Как показывает практика, совместное застолье с императрицами плохо влияет на цвет ногтей. При этом я глянул на ноготь, подвергшийся экзекуции — он уже окрасился оттенками багрового и фиолетового цвета.

— Если б ты сам не дал на это добро, я никогда этого бы не допустила.

— Ну да, железный аргумент — что бы сделала я, если бы ты сделал по-другому — Просто приказала бы охране тебя освободить, и вывела из Халки.

— Хорошо! К этому еще вернемся. Ты можешь мне сказать, что тебя заставило пойти на некое соглашение с Клеархом? Что произошло вчерашней ночью?

— Умерла Елена — приняла яд. — просто, без эмоций, сказала Зоя, — Позавчера вечером, в присутствии всех своих фрейлин, эта соплячка устроила мне скандал. Обзывала меня, императрицу, хулительными словами, и угрожала всяческими карами. Кто-то просветил ее, что те письма, которые она тайно отправляет отцу, попадают ко мне. Я не могла спустить такое — да что там, просто впала в ярость — и прилюдно побила ее, сильно побила. И пообещала ей, что завтра же отправлю ее в монастырь, где ей предстоит прожить оставшиеся годы. А утром Константин нашел ее мертвой. Я не говорила тебе — в первый же день пребывания во дворце Елена передала мне послание от Романа. Там говорилась, что Константин был полностью в его власти, и он мог сделать с ним все что угодно, однако он не тронул его и пальцем, но если хоть один волос упадет с головы его дочери, то пощады не будет никому — ни мне, ни Константину. Я сделала, что смогла — убрала всех свидетелей ссоры, и тех, кто знал, что Елена мертва — всех гвардейцев, кто охранял покои молодой четы, всех.