Во имя спасения

Все невзгоды, предательства, потери отодвинулись для Бриенны сейчас куда-то далеко, и в отцовских руках девушка почувствовала себя абсолютно счастливой. Открыв глаза, она внезапно встретилась взглядом с Джейме Ланнистером. Цареубийца смотрел на неё так, как смотрел в вечер её посвящения в рыцари; в его глазах были радость, гордость и… любовь? Тартская Дева поспешно отвернулась, избегая колдовского обаяния Ланнистера, однако было уже поздно. Тонкая, но прочная нить, которую она сама так старательно пыталась разорвать, снова протянулась между ними.

- Лорд Селвин, - нарушив эту идиллическую тишину, произнёс Джендри Баратеон, - вы позволите мне прибегнуть к помощи вашего мейстера и воспользоваться вашими воронами? Насколько я понимаю, лишь от меня зависит, как скоро леди Арья отправится в своё путешествие, а ей не терпится покинуть Вестерос. Не хочу стать причиной её задержки.

Вечерняя Звезда выпустил дочь из объятий и воззрился на гостей. Вероятнее всего, ему было наплевать на то, что леди Арья куда-то собралась, он едва ли успел запомнить, кто их двоих представленных ему девушек Арья, а кто – Санса. Но он учтиво улыбнулся и осведомился:

- Вы, миледи, собрались путешествовать? Я слышал о вашем подвиге, но всё же полагал, что для такой юной леди достаточно свершений на столь короткий срок.

Арья зарделась и бросила гневный взгляд на Баратеона. Он не глядел на неё. Зато Санса пялилась во всю и прикрыла рот ладонью, чтобы скрыть свою не слишком подобающую леди улыбку. Лорд Селвин явно ждал от неё ответа, и не менее учтивого, чем его обращение к ней.

- Милорд преувеличивает, - теперь она поймала на себе вызывающий взгляд Джендри, - как и вы преувеличиваете значимость моего поступка. Но, да, я задумала отправиться в путешествие в Закатное Море. Мне всегда было интересно, что находится там, на западе.

- Вы чрезвычайно отважны, миледи.

- И чрезвычайно безрассудны, - на грани слышимости пробормотал Джендри, но Арья отчётливо слышала эти его слова.

Ей так хотелось повернуться и отчитать его, но это было бы неприлично. В то же время, все эти взгляды и слова Джендри больно задевали её… гораздо больнее, чем это можно было бы предположить. Хотя, должно быть, он этого и добивался, мстя Арье за то, что она его отвергла. Когда он успел стать таким жестоким? Или это она сама сделала его таким? Не зная, что сделать или сказать, но чувствуя огромную потребность сбежать от всех этих взглядов, младшая из девушек в отчаянии посмотрела на свою сестру. Уж на что, а на такие ситуации у Сансы был нюх, и она знала тысячу и один способ избежать неловкости, поэтому она, как ни в чём не бывало, обратилась к хозяину Тарта:

- Милорд, мы все устали и хотели бы переодеться. Может, ваши слуги покажут нам наши покои, чтобы мы могли привести себя в порядок, как подобает вежливым гостям?

Мужчина согласно кивнул и предложил Сансе руку, чтобы двинуться вместе с нею вглубь острова, к замку, подавая пример остальным своим гостям.

***

Арье нравился Тарт. Зелёный остров, омываемый аквамариновым морем, залитый ярко-золотистым солнечным светом, а ночью, сейчас, укутанный густо-чёрным небом блёстками звёзд. На таком острове не трудно было быть счастливым, и люди на Тарте – были. Под твёрдой рукой лорда Селвина они почти безболезненно пережили Войну Пяти Королей, падение Серсеи и приход Таргариенов, а дыхание зимы из-за Стены коснулось их лишь чуть. Арья была северянкой, и Север был у неё в крови, потому она и любила его – но леди Бриенну она теперь искренне не понимала. Променять такую красотищу, собственный дом, на холодный и мрачный Север, который, к тому же, был жесток к ней! От чего – или кого – бежала эта леди-рыцарь? Нетрудно, впрочем, было догадаться, но Арья предпочитала не думать об этом.

Ей и самой впору было бежать. Когда закончился приветственный пир, большинство гостей лорда Тарта разошлись по отведённым им покоям, Арья выскользнула из замка, чтобы исследовать остров и побыть в одиночестве после сутолоки корабельной жизни. Но почти сразу, выйдя на берег, она обнаружила сидящего на валунах Джендри. Даже сгорбившегося и закутанного в плащ, его было ни с кем не спутать. И она узнала его – и попыталась улизнуть, но под ногой предательски хрустнула ветка. Он обернулся, и Арье ничего не осталось, кроме как остаться.

- Ещё немного, и я подумаю, что тебе нравится море. Снова я застаю тебя….

- Не нравится, - ответил он, даже не дослушав её глупой болтовни.

Что-то в его голосе, против всех ожиданий и желаний, заставило её подойти и сесть рядом с ним. Юноша не шевельнулся, но всем телом она почувствовала, как он напрягся. Ей хотелось взять его за руку, но Арья сдержалась. Это причинит боль и ей, и ему.

– Я пытаюсь понять, что же тебя так манит в нём, - вдруг сказал он.

Краска бросилась в лицо девушке, и она мысленно поблагодарила Богов за то, что сейчас ночь, и Джендри не видит этого. Она попробовала перевести всё в шутку.

- Я всё думаю… Почему ты решил подарить мне корабль? Да ещё и команду снарядить? Так не терпится убедиться, что я покинула Вестерос? – хмыкнула она.

Молчание Баратеона камнем легло на её сердце. Джендри искоса посмотрел на неё и, наконец, заговорил.

- Даже будучи маленьким нищим мальчиком, я знал, что влюблённые мужчины дарят подарки своим леди. Мне всегда хотелось этого, но, я был беден, а когда у меня всё-таки появилось что-то, чем бы я мог поделиться, оказалось, что моей леди нужен только корабль, чтобы уплыть подальше от меня.

То, как Джендри говорил о своих к ней чувствах – не таясь и как-то обречённо, заставляло сердце Арьи ныть от боли. Он не дарил ей свою любовь – он заставлял Арью чувствовать её тяжесть так, как чувствовал сам. Но Арье это было не нужно: её собственная любовь была достаточно тяжёлой ношей. Нельзя, нельзя было, чтобы он заставил её сказать это вслух, признаться, расчувствоваться… Если это произойдёт, она не сможет уплыть, как планировала, не сможет оставить его, а тогда… она попросту погибнет, если ей придётся жить в той клетке, в которую была заключена её мать и сотни благородных леди до неё. Поэтому Арья сделала вид, что не услышала или не поняла его слов, и продолжила нести чушь, которая больше подходила юной и очарованной ядовитой красотой Королевской Гавани Сансе:

- И тебе никогда не хотелось самому сесть на этот корабль и уплыть в неведомые земли? Насколько я помню, ты тоже не слишком хотел быть лордом.

- Я и сейчас не слишком хочу. Но то, чего я хочу, не так уж и важно… Я дал клятву королеве и намерен её сдержать…

Упоминание Дейенерис заставило Арью напрячься. Она забрала Джона, потом Брана, неужели она заберёт ещё и Джендри?

- Ты же говорил, что не станешь…

Он упрямо мотнул головой. Это движение вернуло Арью в дни их голодной и полной опасности юности. И всё же Арья скучала по тем временам: тогда всё было куда проще, тогда она могла открыто скучать по Джендри или злиться на него, или пытаться защитить его, а он – её… Та ночь перед битвой всё неимоверно усложнила, а его признание и предложение и того больше.

- Я говорил, что не буду Дейенерис другом и не хочу возвращаться в Королевскую Гавань, но от слов своих не собираюсь отказываться. К тому же, - он повернулся к девушке лицом, - дело не в королеве, и ты это знаешь. Едва ли я ошибусь, если скажу, что ты не желала бы видеть меня на борту этого корабля. Вот, в чём всё дело.

От холода и твёрдой уверенности, которыми сочилось каждое его слово, Арья содрогнулась. Этот холод пугал её больше, чем мороз, который приносили с собой Иные.

- Джендри!

- Ты хочешь сказать, это не так?

Арья понимала: это был вызов. Джендри принуждал её ответить прямо: «да» или «нет»; «люблю» или «наплевать». Но она не могла. Какое бы слово она ни произнесла, она предаст – его или себя.

- Это жестоко, - прошептала девушка.

Лицо Джендри вмиг окаменело.

- Жестоко?! Если кто-то из нас жесток, то точно не я.

У неё больше не было сил выносить это. Хотелось накричать на него, а потом сбежать и… расплакаться. Глупый бастард, он совершенно ничего не понимал! Поддавшись порыву гнева, Арья вскочила с камня и бросилась прочь, но рука Джендри намертво вцепилась в её запястье, не отпуская. Когда девушка в ярости повернулась Баратеону, поняла, что он зол не меньше, чем она. Вся напускная учтивость, с которой он обращался к ней в Королевской Гавани и на корабле, растаяла, как весенний снег под жарким солнцем.