Меч и плеть

— Я так рад, вашему высокому визиту… — Краст Винтарх послал замешкавшимся прислужницам гневный взгляд. Нарядно одетые девушки в льняных сорочках и красных поневах, скрывающих круглые коленки, с поклоном поднесли лорду наполненную красным вином золотую чашу. — Для почтенного господина все самое лучшее.

Наверняка вино было отличным. Да и девушки — пригожие, отмытые велонки со смолистыми волосами и налитыми полными грудями, — способными потешить взор гостя, а также доставить ему немало приятных минут. Но Риккерд вставал спозаранку и ехал сюда четыре часа вовсе не за изъявлениями покорности.

— Я еще раз спрашиваю, где он сейчас? — раздраженно отмахнулся от подношений Риккерд сверля злым взглядом нервничающего Краста. Спешивающиеся за спиной лорда солдаты озирались по сторонам с равнодушными взглядами людей привыкших исполнять приказы. Одно слово и поместье на семьдесят пять дворов, с двухэтажным украшенным лепными орнаментами и претенциозным балконом домом Винтарха, будет предано огню. Вместе с самим дворянчиком, его домочадцами и всеми слугами.

— В гостевой. Спит, — с почтительным придыханием объявил Краст, с трудом удерживая на лице радушную улыбку. — И до полудня будить не велел.

Не утруждая себя дальнейшей дипломатией, Риккерд хмуро приказал солдатам ждать и решительно вошел в дом. Раздраженно шикнувший на девушек хозяин увязался следом.

— Господин, — с собачьей преданностью в голосе шептал он, поспевая за Риккердом. — Господин, только прошу вас, господин, наш дом очень дорожит своей дружбой с достойной семьей ван Дрейнов… я очень вас прошу…

Риккерд остановился на полушаге и внушительно взглянул на Винтарха:

— Можете мне поверить, наша дружба только укрепится от вовремя проявляемой вами родительской опеки, — он положил руку на предплечье дворянина, крепко сжимая его. — Вовремя, вы слышите меня? А не как в этот раз. И можете не пережевать, ваше письмо не входит в план моей с ним беседы.

«Много чести», — сердито подумал Риккерд. Но на Винтарха его слова подействовали как чудодейственная молитва.

— Вы же понимаете, — расслабившись, доверительно пробормотал он. — Родрик очень… эмоциональный юноша и не мне, простому слуге вашего дома указывать ему, что делать и как. В моих силах лишь уповать на отеческую волю властелина.

«Эмоциональный, слишком утонченное слово для того разнузданного говнюка, которым является мой брат».

— Сюда, — мягко указал Краст на зеленую дверь гостевой спальни, сам дальновидно отступая назад. Риккерд хмыкнул и врезал кулаком по двери так, что она, с треском ударилась о стену.

Сквозь плотные занавеси прохладный утренний свет почти не проникал, лишь оставляя робкие розовые пятна на настенном гобелене. Гобелен изображал выходящую из вод горного озера нимфу с прекрасными голубыми волосами. На ковре цвета хвои валялась смятая и скомканная в спешке одежда, рядом — в центре темной лужицы опрокинутый кувшин. Риккерд вошел в спальню, не сводя глаз с кровати, где среди белоснежных перин и подушек угадывались очертания человеческих тел. И тут же наткнулся взглядом на голое женское бедро. А следом ногой — на валявшуюся у дверей саблю в золотых ножнах, о которую он, чертыхнувшись, едва не споткнулся. Благородное оружие отлетело к стене. Обладательница бедра очнулась, молча уставившись на высокого светловолосого мужчину в темно-синем кафтане с вышитой на груди золотой башней. Рядом завозился пока еще ничего не понимающий Родрик.

— Вон, — кратко приказал Риккерд и юная нимфа, демонстрируя чудеса разумности, а так же не уступающие творческому замыслу создавшего гобелен художника прелести, быстренько подхватив платье с ковра, исчезла в коридоре.

— М-хм-хм-ть, — неразборчиво и сонно пробормотал из-под одеяла Родрик, ощупывая рукой, участок кровати на котором только что был теплый девичий бок. И тут же охнул, прикрывая заспанное лицо от ударившего по глазам света — Риккерд не мудрствуя лукаво, прошелся вдоль окон, срывая с тех занавеси и наполняя комнату светом.

— Перемать! Я тебя на кол посажу! — взвыл жмурящийся Родрик, еще не разобрав, кто перед ним.

— На мужиков потянуло? Кол треснет, — хмыкнул, присаживаясь у изголовья Риккерд. — Просыпайся, братец.

Без лишних сантиментов он рассматривал недоверчиво отнявшего от лица ладонь родственника. Длительные загулы, в которых непрестанно участвовал Родрик, оставили заметные отпечатки, на его внешности, типичной для ван Дрейнов. Сейчас он лишь отдаленно напоминал свой родовой портрет, висящий в отцовской галерее. Льняные волосы свалялись засаленными колтунами, основательно подзабыв о гребне и воде, а вокруг голубых глаз залегли темные круги. Лицо брата, вытянутое, худое, со следами подушки и красными пятнами от беспробудного пьянства выглядело не слишком приятно.

Они с Риккердом были похожи лишь издали. Опоздавший с рождением на полчаса Риккерд не имел столь светлых, истинно беонтских волос. Курносый нос также выступал против породы ван Дрейнов. Но хуже всего были глаза — не льдисто-голубые, а серые! Зато в плане характера он был более удачлив. Наверное. Щетинистый как еж, широкий в кости Риккерд стал беспрекословным исполнителем отцовской воли и, живя в тени наследника, повзрослев, принял на плечи многочисленные заботы, среди которых была и необходимость присматривать за старшим братом.

— Ты? — наконец засопел Родрик. — Чего тебе?

Несколько мгновений Риккерд просто боролся с желанием ударить сиятельного первенца ван Дрейнов. Годы, долгие годы службы дому, закалили его терпение и выдержку, и только это позволило ему сдержаться.

— Меня прислал отец. Ты понимаешь, что натворил?

— А что? Что я такого сделал? — посмотрел на него своими мутноватыми глазами Родрик. Риккерд тяжело вздохнул и, глядя в до отвращения недоумевающее лицо брата, пояснил:

— Неделю назад ты и носящаяся за тобой, лижущая твои пятки свора хватила через край. Какого дьявола вы поперлись к Красной Гряде? Зачем вы напали на замок Сотара?

Теперь выражение лица Родрика прояснилось. Риккерд, глядя на него, на какое-то мгновение даже представил, вот брат скажет, что он тут не причем, что произошла ошибка. Что он всю прошлую неделю благополучно пьянствовал во владениях вассалов Южной Короны. Одна короткая бессвязная речь разрешила бы целый вал проблем.

— Мне не нравится твой тон, — высокомерно заявил Родрик. — Мне не нравятся твои вопросы. С каких это пор ты получил право расспрашивать меня о моих делах? И вообще, за каким бесом ты явился тревожить мой сон?

«За таким, пьяная свинья, что твоя последняя выходка, может дорого стоить нашей семье. Бастионы, тысячи слуг, армии воинов, миллионы золота и паутина из тайных клятв и союзов, чего стоит все это перед лицом одного глупца?».

— Меня прислал отец, — непостижимым образом умудряясь говорить кротко и вежливо, объявил Рик. — Лично у меня к тебе вопросов нет, они есть у главы дома. Поэтому изволь ответить — зачем ты напал на Красную Гряду?

В коридоре послышались торопливые шаги, но Риккерд и ухом не повел. Подслушивать их здесь и сейчас? Винтарх же не самоубийца.

— Потому что он должен знать свое место! — резко бросил Родрик, в чьих синих глазах проснулся гнев. — Сотар — велон! Если этот раб и имеет замок, это не делает его ровней нам. Это не дает ему право выпячивать перед нами грудь и оскорблять нас видом своей гнусной физиономии! И отец это прекрасно знает! Я просто решил напомнить Сотару кто здесь главный!

Этого Риккерд никогда не мог понять в брате. Не его напыщенного отношения к чести, не презрения к низшим, впитанного с молоком матери, а сумасбродства, вечно толкающего Родрика на выходки, выходящие за любые разумные рамки.

— Почему сейчас? Из всех времен года и дней календаря, почему именно сейчас ты отправился к Сотару? Почему именно сейчас решил проявить свое благородное рвение?

В ответ Рик ожидал услышать поток брани, но в кои-то веки ошибся.

— Да я и не очень-то хотел, — кисловато признался брат. — Само случилось. Мы с Себастьяном, Итором и другими парнями вообще по корчмам прокатиться думали — сравнить, где какое пиво варят. Да что-то занесло нас аж в Велон… и веришь или нет, корчмарь из гадюшни «Соломенная шляпа», гнида безродная стал нам рассказывать, как должно себя вести! Представляешь? Ну, мы его и попотчевали от души, а корчму сожгли к чертям! До последнего не затыкался и грозил, что пожалуется на нас самому «лорду Сотару»! Пока Итор ему язык не вырезал!