Страница 11 из 20
– Мы им ещё покажем покорных рабов, – буркнул Левашов.
– И я так же думаю, – оглядев собравшихся, согласился князь и продолжил совет: – Нас меньше, и наши люди хуже обучены и вооружены, а потому будем держать оборону. Скорее всего, в надежде прорваться в Кремль гетман ударит от Новодевичьего монастыря по Белому городу. Здесь следует ожидать основной удар, здесь мы и соберем основные силы, – проговорил князь, и бояре согласились с воеводой. – А тебе, Дмитрий Тимофеевич, остаётся Замоскворечье удержать, – обратился Пожарский к Трубецкому.
Не желая поступиться собственной гордыней, казачий атаман взвился:
– Смотрю, Пожарский, ты себя воеводой возомнил? А когда мы здесь одни более года поляков держали, ты где был?
– Не о том сейчас речь, Дмитрий Тимофеевич, – вступил в разговор Минин. – Когда враг на пороге, не время заслугами мериться, – взялся увещевать он князя, и лишь после того, как в поддержку войскам Трубецкого Пожарский отдал пять отборных конных сотен, казачий воевода обязался оборонять указанные позиции и ударить с правого берега Москвы-реки в тыл войска Ходкевича.
Бояре разошлись, и вокруг московских стен закипела работа. Весь день вплоть до глубокой ночи ополченцы, даточные люди17 и москвичи спешно укрепляли валы, рыли рвы, строили остроги, сооружали земляные укрепления и окопы для «огненного боя». Часть стрельцов расположили на стенах Белого города, там же установили и пушки. Едва русские ратники успели возвести укрепления, как конная разведка доложила, что гетман выступил из Вязем18.
– Не удастся полякам подобраться неожиданно, – услышав донесение, довольно отметил Пожарский.
Ополчение опередило врага всего на день. Опытный полководец Ян Ходкевич, хорошо показавший себя в битвах со шведами, привёл большой обоз припасов и целую армию хорошо обученных вояк. Кроме его личной двухтысячной дружины к стенам русской столицы явился восьмитысячный отряд запорожцев, полторы тысячи пехотинцев-наемников, проходимцев всех мастей и вероисповеданий и выделенная королём Сигизмундом литовская конница, венгерская кавалерия. В целом вражеское войско насчитывало около четырнадцати тысяч бойцов, а в Кремле ещё засел трёхтысячный польский гарнизон, готовый ударить в спину ополченцам.
Пелагею с Таяной разместили в шатре вместе с монастырскими послушницами. Готовясь к поступлению раненых, женщины целый день были заняты работой: кипятили воду и готовили отвары, скатывали бинты и устраивали лежаки, а с наступлением темноты, получив возможность передохнуть, Таяна присела у шатра и с тревогой вглядывалась в полыхающие вокруг походные костры. Люди собрались со всех концов земли: устал народ от безвластия и порождённого им беззакония, а уж сколько накопилось злости на захватчиков, и говорить не приходилось.
Конец августа радовал тёплыми деньками, но ночи стали прохладными, и ополченцы жались ближе к огню. Тихо переговариваясь, мужчины отдыхали и, готовясь к предстоящей битве, чистили оружие, проверяли порох и точили клинки. Все понимали, для многих предстоящий день станет последним, но люди были готовы отдать жизнь во имя великой цели: освобождения родной земли. Лагерь постепенно затих, лишь оклики часовых нарушали безмолвие, взметаясь к шпилям башен крепостных стен.
Первое сентябрьское утро выдалось бодрящим и свежим. Над Москвой-рекой зыбким покрывалом стелился молочный туман, а крупные капли росы, скопившиеся на травах, обещали по-летнему ясный день. Но природа не радовалась утреннему пробуждению: воздух звенел гнетущей тишиной, прибрежные кустарники в трепетном ожидании чего-то страшного настороженно замерли, а река, словно крадучись, несла свои воды, не издавая ни звука, ни единого всплеска. И вот, нарушая напряжённое затишье, издалека донёсся размернный гул. Топот тысяч копыт и хриплый лязг стали становились всё явственней, превращаясь в единый зловещий рокот. Солнце, успев разогнать туман и осушить росу, поднималось всё выше и, отражаясь от начищенных доспехов захватчиков, угрожающе мерцало. Ближе к полудню полчища врагов переправились через реку неподалёку от Новодевичьего Монастыря и, готовясь к бою, выстроились шеренгами.
На Девичьем поле тысячи русских ратников, сжимая в руках пищали, сабли, а кто и простые топоры пристально изучали холёного неприятеля. Перед ними выстроилась тяжёлая конница, вооружённая копьями, саблями, короткими ружьями, кончарами19 и палашами20.
– Смотри-ка, прямо архангелы небесные, – дивились новгородские мужики.
– Как же, – скривились смоляне, им не впервой было видеть польских гусар. – Скажи лучше: отродье бесовское.
За спинами иноземных всадников вздымались крылья из птичьих перьев, с их плеч свисали медвежьи и леопардовые шкуры, а то и просто хвосты волков, и выглядело сие доблестное воинство весьма впечатляюще. Раскачивая роскошными плюмажами на начищенных кирасах21 и шлемах, поляки свысока рассматривали разношёрстного противника, уступающего им и численностью, и опытом.
– Думают напугать, – догадался один из ополченцев.
– Ничего, били мы их ранее и ныне побьем, – хмыкнули смоляне. – Вот мы им перья-то пощиплем…
– И хвосты пообдерём, – подмигнув, хохотнули новгородцы.
Протяжный звук трубы возвестил о начале атаки, и вооружённая до зубов тяжеловесная кавалерия хлынула на лёгких русских всадников. Конные сотни схлестнулись, перемешались, и завязалась ожесточённая битва.
Заслышав рокот разрастающегося сражения, Евсей скрежетал зубами, злясь на собственное бездействие, но ослушаться приказа Пожарского не смел, и с тревогой ожидал своего часа.
Противостояние длилось уже несколько часов, но ни одна из сторон не могла взять верх. Тогда Ходоркевич бросил в бой часть своей пехоты, и левый фланг защитников крепости дрогнул. Русскую конницу оттеснили к Чертольским воротам, и поляки пошли на «станы приступом». Живущие войной и убийством наемные солдаты с угрожающим рёвом повалили на укреплённые рубежи, но вчерашние землепашцы не дрогнули, а дружными залпами встретив врага, бесстрашно сошлись в отчаянной рукопашной. Неся огромные потери, поляки всё же выдавили ополченцев с позиций, и ожесточённая схватка переместилась на улицы Земляного города. Засевший в Кремле гарнизон, улучив момент, ударил в тыл русским, но отряд под предводительством простого ремесленника Ременя отбил атаку и, усеяв подступы к цитадели сотнями убитых врагов, загнал поляков обратно в Кремль.
Войска Ходкевича, угрожая опрокинуть дружину Пожарского в реку, продолжали теснить русских, а наблюдающий за жаркой сечей Трубецкой на помощь так и не шёл. В конце концов, не выдержав бездействия казацкого воеводы, сотни, переданные Трубецкому ополчением, не дожидаясь приказа, бросились в бой, а за ними и четыре казачьих атамана со своими отрядами самовольно поспешили на подмогу Пожарскому. Свежее подкрепление подоспело вовремя, натиск польских войск удалось остановить, и гетман Ходкевич отступил на Воробьевы горы. По прошествии семи часов сражение, наконец, выдохлось, в обоих лагерях взялись подсчитывать потери, а в лазарет потянулись подводы с изувеченными людьми.
Ещё днём, лишь заслышав грозные раскаты пушек и визгливые трели пищалей, сердце Таяны взволнованно задрожало. Каждое новое уханье орудий заставляло её судорожно накладывать крестные знамения, а губы девочки сами шептали мольбы к господу о сохранении жизни Евсея. Через пару часов начали подвозить первых раненых, и бояться стало некогда, а к вечеру, когда все шатры заполнились покалеченными воинами, сёстрам милосердия уже и вздохнуть времени не оставалось.
Таяна трудилась наравне со взрослыми. Она помогала бинтовать раны, разносила воду и кормила совсем ослабевших. Выяснив, что отряд Левашова в этот день в боях не участвовал, девочка от души порадовалась, мысленно поблагодарив всевышнего.
17
Даточные люди – военнообязанные крестьяне
18
Вязем – поселок в 40 километрах по Смоленской дороге от Москвы
19
Конча́р (польск. Koncerz) – меч с прямым, длинным (до 1,5 м) и узким трёх- или четырёхгранным клинком. Такой меч был эффективен для пробития кольчуг, бехтерцев, шерстяных бурок. Использовался в основном конными воинами. В бою он удерживался одной рукой, и удар наносился за счёт скорости и массы коня (нередко он использовался как «запасная пика»). В пешем бою, чтобы пробить латы, его держали двумя руками. Польские крылатые гусары, помимо сабли, часто имели кончар, который использовали в случае если ломалось копьё. Если саблю носили на поясе, то кончар крепили к правой луке седла, как чисто кавалерийское оружие. Гусары использовали кончары длиной 5 футов для добивания упавшего на землю противника.
20
Пала́ш (от тур. pala – «меч», «кинжал») – рубяще-колющее клинковое холодное оружие с широким к концу, прямым и длинным – до 100 см – клинком, который может иметь двустороннюю, чаще всего – одностороннюю или полуторную заточку, со сложным эфесом.
21
Кира́са (фр. Cuirasse, также панцирь) – элемент нательного защитного снаряжения, состоящий из грудной и спинной пластин (иногда – только из грудной), изогнутых в соответствии с анатомической формой груди и спины человека.