Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 5 из 14

– А вот мужики из Мухи – просто молодцы! – возбужденно говорил Славик. – Они заранее догадались обпахать село, а потом еще и бульдозером ров прорыли с той стороны, где лес близко к домам подходит. А наши, Леденевские, понадеялись на речку, на естественную водную преграду, как говорит Охотников. А пожар-то возьми и приди совершенно с другой стороны, да еще с таким ураганом, что и Грустинка ему была не преграда.

– Сколько леса пропало, – вздохнул Андрей, – сколько ключей и ручейков теперь пересохнет, и сколько деревьев еще упадет. А нет леса – не будет на берегах и островах Грустинки задерживаться снег. А без снега, Сергеич, промерзнут до грунта нерестилища и погибнут миллионы мальков… И сколько ягод и грибов не увидит тайга, стало быть, птицы и звери останутся без привычного корма и откочуют в другие угодья. Но там-то свои нахлебники у тайги, вот и начнутся болезни, голод…

И опять, как и в первый свой приезд к Андрею, Славик Сергеев поразился его умению мыслить обобщенно, масштабно, учитывая такие факты, о которых Славик и не подозревал. Ну, разве думал он о том, что жизнь мальков зависит от количества снега, а грибы и ягоды каким-то образом связаны с жизнью птиц и зверей. Конечно, он знал, что медведи любят малину, птицы кормятся рябиной и черемухой, но и только. Каких-то выводов, однако же, он из этого сделать не мог. И не потому ли, думал Славик, каждый год так упорно, с обидным постоянством горят дальневосточные леса, что многие люди не знают того, о чем рассказал Андрей.

– И ведь не просто сгорела тайга, – горячо продолжал Андрей, – сгорела среда обитания, а это значит, что здесь жили, развивались, из поколения в поколение совершенствуя свой род, сотни живых существ… Понимаешь? Живых! И вот прошел пожар, сгорели деревья, на их месте появятся вскоре кустарниковые заросли, да кочковатые мари, поросшие кукушкиным льном, козьей ивой, вейником и кипреем… И никому никакой радости от этого не будет: ни птице, ни зверю, ни человеку, а вот для комара и прочей нечисти – сущая благодать…

Когда Славик собрался уходить, было уже около семи часов вечера.

– Ну, зададут мне дома, – весело сказал он, – просили не опаздывать к ужину, а я вот засиделся у тебя. Да и ты, наверное, устал от меня?

– А чего мне уставать, – отмахнулся Андрей, – язык ведь без костей, знай себе – мелет.

– Я к тебе еще забегу, – пообещал Вячеслав. – Как только свои дела сделаю, так и забегу.

– Привет там от меня всему вашему дому, а уж благодарить я потом сам буду.

– Выздоравливай…

– Что же вы, – принимая халат, раздраженно сказала дежурная сестра, – сразу-то не назвались? А Вера Ивановна из-за вас мне нагоняй устроила…

– А вы меня не спрашивали, сразу, что называется, на дверь указали.

– Разве я обязана всех в лицо знать?

– Конечно – нет… А вот быть вежливой – непременно обязаны! Все-таки в больнице работаете… До свидания.

– До свидания, – сдерживаясь, ответила медсестра и, как только дверь за Вячеславом закрылась, в сердцах швырнула халат в угол.

V

I

Непривычно шумно и многолюдно было в этот вечер в доме Сергеевых. Раздвинули – чего давно уже не делали – стол в гостиной, накрыли его большой скатертью с кистями, с замысловатыми рисунками по углам… Скатерть была из китайского шелка, дорогая – давний подарок Сергею Сергеевичу на день рождения. Сколько Вячеслав помнил, пользовались ею только в новогодние праздники, когда приходило много гостей, а в углу нарядно сияла елка. И то, что нынче скатерть была извлечена на свет божий по поводу его приезда – переполняло Славика невольной благодарностью родителям.

Пока ставились разнообразные закуски и остывало в холодильнике вино – в доме ничего иного не пили, – Светлана взялась ввести Славика «в курс домашних дел».

– Так вот, мой милый сельский доктор, тебе уже несколько раз звонила Надечка Дулина… Это – во-первых, – Светлана энергично загнула палец. – Я, конечно, ценю твою провинциальную непосредственность, но на сегодня она не для нашего дома… Это – во-вторых…

– Светка, что-то уж больно торжественно ты выступаешь, – перебил Славик, – я ничего не понимаю.

– Просьба не перебивать, когда тебя уму-разуму учат. Это – в-третьих.

– А мне-то донесли, что ты здесь злючкой стала, как это у вас, в столицах, принято говорить: дискомфортным человеком?

– Это я ради тебя, Славочка, стараюсь, ты должен оценить.

– Ценю!

Дверь приоткрылась, и в комнату заглянул Борис:

– Извините, у вас секреты?

– Секреты, – быстро ответила Светлана, – потерпи еще немного.

– Хорошо, – замялся Борис, – но там мама одна накрывает на стол…

– Вот и помоги ей, будь хоть раз умницей.

Дверь закрылась.

– Я знаю, ты его не любишь, – усмехнулся Вячеслав, – и все-таки можно бы чуточку вежливее со старшим братом.

– Слава, не ссорься со мной! – нахмурилась Светлана. – Я веду себя с ним так, как нахожу нужным… Так вот, милый доктор, давай по существу. Тебе надо запомнить вот что: нынче у нас в доме не принято говорить о медицине вообще и о работе – в частности. Нынче у нас в доме не принято упоминать имя Бородулькина и всю его научно-госпитальную деятельность. Кстати, ты знаешь о том, что Борис защищает кандидатскую диссертацию под покровительством профессора Бородулькина.

– Да…

– Об этом тоже не следует говорить.

– Хорошо…

– А тему его диссертации ты знаешь?

– Нет.

– Ладно, об этом он сам тебе расскажет… На следующей неделе он переедет от нас на улицу Серышева, займет большую генеральскую квартиру, через месяц защитит кандидатскую, получит капитанские погоны и будет по утрам отдавать честь полковнику Бородулькину… Хотя честь, как мне кажется, он ему уже отдал…

– Ты не одобряешь его выбор? – удивленно пожал плечами Слава.

– Я не помню полного названия его диссертации, – медленно, с нажимом проговорила Светлана, – но оканчивается она вот так: в полевых условиях, приравненных к боевым.

– Ну и что?

– А ты не понимаешь? – усмехнулась Светлана. – Где это он, в каких полевых условиях материал для диссертации добывал?

– Молодежь, вас ждут, – на этот раз в комнату заглянул Сергей Сергеевич. – Посекретничать вы еще успеете, так что будьте добры пройти к столу.

– Смотри, – шепнула Светлана, когда они уже выходили из комнаты, – не сболтни лишнего – весь вечер будет испорчен.

– Понятно, – так же тихо ответил Вячеслав, хотя он ровным счетом ничего не понимал. Он знал, что когда-то, очень давно, у отца с Бородулькиным была какая-то размолвка, но из-за чего она случилась и к чему привела – понятия не имел, так как дома на эту тему не принято было говорить. Между тем он видел в семейном альбоме фронтовые фотографии, на которых были засняты два еще совсем молоденьких майора, стоявших в обнимку на фоне палатки с красным крестом. Майорами были отец и Бородулькин. А на одной, большой фотографии, наклеенной на картон, фотограф запечатлел почти весь госпитальный медперсонал, и два майора сидели в самом центре, строго глядя в объектив, а где-то в третьем ряду, крайняя слева, едва видна круглолицая девушка с короткой стрижкой. Эта девушка станет впоследствии его, Славика, матерью. И Славику всегда было немного странно, что вот они – один из майоров и девушка – вместе сфотографировались, дышали одним воздухом, ходили по одним и тем же коридорам прифронтового госпиталя и не знали о том, что вместе проживут жизнь, вырастят детей, и будут потом внимательно рассматривать именно этот снимок.

– Ты, Светлана, всегда что-нибудь придумаешь, – упрекнула Анна Ивановна.

– А в чем дело?

– Увела гостя, и бог знает сколько времени, держишь его там взаперти…

– Славик, я тебя запирала? – Светлана как ни в чем ни бывало первая уселась за стол. – А где Валя, почему я не вижу Валентины?

– Да тише ты! – всерьез рассердилась мать. – Умывается она, чего раскричалась?

– Женщины! – опустил руку на стол Сергей Сергеевич.

– Ой, один прибор лишний, – заметила Светлана, – кто-то к нам придет…