Страница 12 из 18
– И вам тоже здравствовать, Павел Павлович, – степенно ответил Савва Морозов, опускаясь на предложенный ему стул, – вы написали, что у вас есть ко мне какой-то определенный разговор, а иначе вызывать меня сюда из Москвы не было бы смысла.
– Разговор есть, – подтвердил Одинцов, – скажи мне, Савва Тимофеевич, как ты оцениваешь общее положение Российской Империи?
– Ну, – замялся Савва, – насколько я понимаю, положение Российской империи вполне устойчиво. Война выиграна, в Европах нас уважают и побаиваются, золотой рубль стоит крепко, и только последние неустройства слегка поколебали уверенность деловых людей в безоблачной будущем. Уж больно матушка императрица и вы, ее верные слуги, суровы и беспощадны. Если уж ближайшего сродственника царской семьи с чадами и домочадцами отправляют в пыльную киргизскую Тьмутаракань, то что же будет тогда с нами, простыми смертными?
– А что их, прощать, что ли, следовало? – хмыкнул Одинцов. – Участие семейки Владимировичей в антигосударственном заговоре практически не оставляло государыне возможностей для какого-либо помилования. Тем более что этих Владимировичей один раз все-таки простили и предупредили, что если они продолжат интриговать, то пощады им уже не будет. Итак, выбор у нас был только между плахой и ссылкой, и государыня Ольга была достаточно милосердна, чтобы не поотрубать им всем глупые головы. Так что, если те, кого ты, Савва Тимофеевич, назвал простыми смертными, не будут нарушать законов империи и участвовать во всяких подленьких делишках, им не будет грозить никаких наказаний. Но если кто попадется на горячем, то не обессудьте. Расправа над Владимировичами нужна была еще и для того, чтобы показать народу, что неприкосновенных в Российской империи более не существует. Теперь каждый виновный в государственных преступлениях, вне зависимости от титула и размеров состояния, получит десять лет каторги и конфискацию всех денежных капиталов, доходных бумаг, а также движимого и недвижимого имущества…
«Ну что же, – с холодком внизу живота подумал Савва Морозов, – вот и поговорили. Если материальную поддержку большевиков-революционеров и либералов-конституционалистов (а он подкармливал и тех и других) посчитать государственным преступлением – то все, дорогой Савва, песенка твоя спета. Загонят на каторгу и конфискуют все до последней копейки, не пожалев жену и мать. Этот Одинцов такой – настоящий Антихрист. Но тогда зачем он вызвал меня сюда, к себе, а не арестовал прямо в Москве? Непонятно. Или все же данный разговор о каторге, ссылке и конфискации был лишь прелюдией к такому предложению, от которого Савва Тимофеевич Морозов вовсе не сможет отказаться? Ведь я – не какой-нибудь Великий князь, потерявший голову от ощущения собственной безнаказанности, и последние предупреждения понимаю хорошо… Интересно, что ему нужно – миллион наличностью или мое участие капиталами в каком-нибудь государственном предприятии?»
Пока Савва размышлял над своей незадачливой судьбой, канцлер Одинцов хмыкнул и неожиданно изменил направление разговора.
– А теперь, – сказал он, – давайте поговорим об экономическом положении, которое вы сочли устойчивым. На самом деле не все так радужно, можно даже сказать, дела обстоят наоборот. Российское экономическое положение крайне плохое и, в силу беспрестанно увеличивающегося отставания от развитых стран, оно продолжает усугубляться. Какое, собственно, экономическое развитие в стране может быть, если две трети ее населения живут натуральным хозяйством, как во времена Владимира Красное Солнышко? Вот где прячется настоящий Антихрист, а не там, где ваши начетчики его непрерывно ищут. Из-за этого наше правительство не в силах что-нибудь изменить! Бесполезно давать деньги на развитие промышленности, если у большей части населения нет ни копейки, чтобы купить хоть какие-то товары. У рабочих, за которых вы, Савва Тимофеевич, радеете, положение, конечно, получше, чем у мужиков, но ненамного; да и их численность несравненно меньше крестьянского населения, и погоды в общей сумме платежеспособного спроса особо не делает. Еще хуже ведет себя так называемая «чистая публика», пробавляющаяся в основном импортными товарами. Таким образом, если мы хотим сделать Россию по-настоящему сильным государством, а русский народ счастливым и богатым, нам надо менять в корне все и сразу.
– Хорошо, Павел Павлович, – сказал осмелевший Савва Морозов, поняв, что прямо сейчас ему никто связями с большевиками в лицо тыкать не будет. – Я совершенно с вами согласен, что народная бедность и, прямо-таки сказать, нищета являются препятствием для увеличения российской промышленной мощи. Но при этом я не понимаю, какое это отношение имеет ко мне, ведь, несмотря на все свои богатства, я все же не Иисус Христос и не смогу накормить пятью хлебами всех голодающих мужиков.
– Отношение, Савва Тимофеевич, – хмыкнул Одинцов, – самое прямое, потому что мы с государыней императрицей намерены предложить вам новосозданный пост министра экономического развития Российской Империи. На данный момент вы – один из лучших российских управленцев, сочетающих эффективный контроль за производственными процессами с человеческим отношением к людям. Если вы примете мое предложение, то именно вашей заботой будет объединение всех государственных усилий на главной задаче экономического и промышленного усиления Российской Империи. Ведь это позор, что в государстве, считающем себя одной из мировых держав, до сих пор не производятся ни оптические стекла, ни приборы точной механики, ни даже двигатели внутреннего сгорания, необходимые для строительства бурно развивающихся автомобилей и аэропланов.
Вот тут-то Савве Морозову и поплохело по-настоящему. Непрерывно критиковать все подряд, не имея ни к чему конкретного отношения – это одно, и совсем другое – самому взяться за такое дело, от сложности которого кружится голова. Иной бы обрадовался этому приглашению как возможности набить мошну за государственный счет, но Савва Тимофеевич был не таков. Во-первых – он был честен, а во-вторых – даже для нечестного персонажа, имея дело с Одинцовым, набить мошну окажется невозможным. Скорее, выйдет наоборот – и тот, кто решил обогатиться за государственный счет, сам окажется выстрижен на половину головы и отправится по этапу в Сибирь работать с кайлом в руках. Нет, для Саввы Морозова такое не подходит, ему придется впрячься в лямку и тащить в полную силу, как тащат этот груз Одинцов и остальные его товарищи. Но, черт возьми, вот оно! Вот оно – то грандиозное дело, которого он как манны небесной ждал в своей уже изрядно наскучившей жизни. Возможность создать что-то великое и сказать сыновьям: «Гордитесь, это сделал ваш отец…»
– Да, господин Одинцов, – решительно сказал он, – я согласен с вашим предложением. А теперь объясните мне: как вы все это видите и с чего я должен начать?
– Начать, Савва Тимофеевич, – сказал Одинцов, – следует с начала. В вашем распоряжении окажутся не только государственные, то есть казенные предприятия, но и все рычаги воздействия на частных промышленников. Задача, которую мы с государыней ставим перед вами, будет заключаться в том, что за десять последующих лет общий объем российской экономики, совокупно промышленности сельского хозяйства, должен вырасти вдвое. Но это еще не все. Помимо этого, в России должны появиться предприятия пока отсутствующих в нашем отечестве отраслей. Необходимо развить производство оптического стекла и оптических приборов, точной механической аппаратуры, то есть часов и хронометров, а также будущего главного оружия империи, металлического алюминия и синтетической аммиачной селитры…
В ответ на непонимающий взгляд своего гостя Одинцов пояснил, что у тех, кто внезапно появился в Порт-Артуре пять месяцев назад, есть методы относительно дешевого производства и того и другого. Но это секрет государства Российского, и будет таковым оставаться еще десять-пятнадцать лет. Как применить к делу алюминий, Савва Морозов пока не знал, но вот про аммиачную селитру все понимал достаточно хорошо. Искусственное ее производство из дешевого и доступного сырья, да еще и в больших количествах – это же все равно что получать золото из свинца. Богатство неимоверное… Но и это было еще не все. В следующий момент канцлер империи продолжил свои речи, после чего выяснилось, что и о поддержке Саввой разных оппозиционеров, вроде большевиков и либералов-конституциалистов, ему тоже хорошо известно.