Красная Элла

При встрече с объектом в ее умненькой головке в секунду на сознательном и бессознательном уровне совершается миллион операций по анализу по всем мыслимым и немыслимым параметрам качеств типчика, заинтересовавшего девушку.

Тягаться с этой высокотехнологичной машиной нет смысла: любой Белый Лебедь болтается на ее крючке, сколько бы ни кудахтала его заботливая матушка! И никаких незапланированных «залетов»!

В общем, хорошую книгу – в сумочку каждой девушке! Вместо газового пистолета. Рядом с зеркальцем и губной помадой.

В моей же сумочке… Нет-нет. Не «Жизнь Клима Самгина» Горького. Ха! Пройденный материал, школьная программа. Разные книги перебывали в моей сумочке. Например, «Дама с собачкой» Чехова, «Легкое дыхание» Бунина. Обожаю! Ну… Еще, скажем, сборники стихов Есенина, Басё, «Кармен» Проспера Мериме, «Письма незнакомки», «Амок» Цвейга. Что еще? Ага, «Пышка» Сомерсета Моэма. Но я немного отвлеклась.

Так вот, раньше директрисы школы, которая нас гоняла по школьной программе по русской литературе как сидоровых коз, вкус к чтению с детства привила мне старшая сестра. Самым, надо сказать, иезуитским способом. Вот уж кто читал запоем…

Моя сестрица прочитала всю (именно так: всю!) мировую и русскую классическую литературу еще в отрочестве. Таков результат ее соревнований с двоюродным братом. Оба – книгочеи, каждый из них старался перещеголять друг друга в этом литературном турне.

Впрочем, собрание сочинений Конан Дойля они читали, подписав мировое соглашение: обменивались друг с другом прочитанными томами.

От этого пиршества гурманов от литературы мне, признаюсь, перепадали крохи. Сестрица прятала от меня книги, которые читала, на шифоньере. Высоко для малявки-пятиклассницы, посему книгу не достать – так, видимо, рассуждала сестрица. Но не тут-то было.

Однажды выследив это потайное местечко, я обеспечила себе постоянный доступ в библиотеку мировой литературы.

Происходило это так. Убедившись, что сестры нет дома, я начинала нелегкую борьбу за свою долю на литературном пиру. На диван, который стоял у шифоньера, я ставила стул, взбиралась на диван, затем на стул и, балансируя на этом хлипком сооружении, рукой нащупывала книгу, спрятанную наверху. Хватала ее и с величайшими предосторожностями сползала вниз со своей добычей. И, буквально, проглатывала книгу.

Уже старшеклассницей я предъявила счет сестрице за перенесенные муки:

– «Дженни Герхард» зачем же было прятать? Или Диккенса, О'Генри…

– Наверное, думала, что тебе рано еще такие книги читать, – просто ответила сестра.

Мне оставалось лишь с молчаливым укором смотреть на нее: ведь девчушка не претендовала на Джеки Коллинз или Сидни Шелдон…

Кто в детстве дрался, сражался со старшими сестрами или братьями за книгу ли, лишнюю конфету или соблюдение очередности при мытье посуды, поймет меня.

Кстати, с Иванкой Войт мы подружились благодаря литературе: обнаружили общность вкусов. Вот недавно после стихов Марины Цветаевой увлеклись творчеством Пикуля.

– Опасность повестей Пикуля – формирование у читателей искаженных представлений об исторических событиях, ведь в художественном произведении они вольно трактуются, – общий вывод, к которому мы пришли с Иванкой, начитавшись модного писателя.

Читаем мы модную литературу вперемежку с классикой. «Толстые» журналы – наши прибежища, каждый номер литературных журналов и «Иностранки» ждем с нетерпением. И не одни мы такие с Иванкой.

В общем, скажу без преувеличения, все группы на базе высшего образования в нашей альма-матер – сообщества интеллектуалов – высоколобых индивидуумов, собранных вместе в нужном месте в нужный час. Здорово и круто! Коэффициент интеллекта на факультете зашкаливает…

Достаточно посетить только один семинар, к примеру, группы журналистов и послушать спор по какой-нибудь дискуссионной теме. А запретных тем для дискуссий в нашем, заметьте, Партийном вузе не существует! Это без дураков.

И как не задаваться вопросами, если к концу первого курса мы изучили, к примеру, немецкую классическую философию, а также Ницше, Бердяева, Камю и Сартра, знали стихи Пастернака, Ахматовой, Цветаевой, Мандельштама, Бродского, читали Набокова, Фрейда, Карнеги. Не слабо?

Кстати, работа Ленина, которая произвела на меня впечатление, это «Материализм и эмпириокритицизм». Но об этом – позже.

Ах, да … Среда. Как известно, среда формирует личность человека. Так вот, среда в Партийном вузе была сформирована в немалой степени благодаря сложившейся здесь системе политических, культурных и научных связей. Например, часто в нашем вузе выступали главы различных государств. Каждую среду в нашем кинотеатре шли отечественные и зарубежные фильмы, запрещенные к широкому показу в Союзе.

По спутниковому телевидению мы смотрели концерты «Битлз», «Роллинг Стоун», «Бони М», Далиды и многих-многих других мировых знаменитостей, о существовании и творчестве которых большая часть советской молодёжи даже не подозревала.

Общественная жизнь в вузе била ключом: приехать на встречу со слушателями нашего вуза считала за честь любая знаменитость. От известных политических деятелей, философов, писателей, поэтов, режиссеров до звёзд эстрады и музыкальных ансамблей.

Недавно, например, был аншлаг на встрече с Александром Куприяновым, известным политическим обозревателем. М-м-м… Признаюсь, на встрече я задала ему детский и наивный вопрос, недостойный уровня слушательницы Партийного вуза. И за этот вопрос мне до сих пор стыдно. Что-то о сотрудничестве стран Варшавского договора.

Куприянов, весь из себя импозантный и красивый, в светлом, прекрасно сидящем на нем костюме, стоял на ярко освещённой сцене. Море обаяния! Умница и интеллектуал, он легко вел непринуждённую и интересную беседу с полным залом. И вдруг среди этой атмосферы, где IQ запредельно зашкаливал, мой вопрос… Ужас! Кошмар!

Куприянов, громко прочитав записку, вздохнул сокрушенно, поморщился и сказал следующее: «Ну что сказать вам… С соцстранами как с женой: хочешь – не хочешь, а жить надо».

Я от стыда чуть не упала с кресла. Покраснела и выглядела, наверное, в ту минуту как вареный рак: известный политический обозреватель даже не посчитал нужным отвечать на мой глупый вопрос! Хорошо ещё, что никто не понял, кто автор записки.

Слава богу, забыла её подписать. Уточняю, именно так: забыла подписать, а не специально не подписала. Анонимщиков ненавижу, вся сталинская репрессивная машина – позор нашей партии, была построена на них.

Мой реферат! У-у-у… А-а-а.... Время, время… Дорого! Послезавтра семинар, а я только собираюсь сесть за реферат. Крошка, ты пропала! Ни фига. Коммунисты не сдаются! Итак, что там у нас?

Мда-а, весь материал предстоящего семинара мне нужно изучить по лекциям профессора Малкина. А эти лекции, да и сама тема… Попробуем разобраться. Корпускулярная теория мира по Малкину – это… Так-так…

Глава третья

Мои философские размышления прервал неясный шум, вдруг возникший сзади. Вернее, даже не шум, а какие-то перешептывания на незнакомом языке. Я оглянулась. Через три сидения от меня расположились два мальчика: блондин и брюнет. Один краше другого.

Классические типажи: голубоглазый блондин с прямыми струящимися по плечам белокурыми волосами и тонкий-звонкий брюнет с та-а-аким выразительным взглядом карих глаз…

Про Тони даже не вспоминайте. Нет, Тони, конечно, хорош: его породистое лицо и тело молодого бога (вспомнили, обнаженный Тони на дискотеке?), без сомнений, отшлифовано хорошими генами нескольких поколений польских шляхтичей. Но этот красавчик-брюнет…

Я скользнула взглядом по «темненькому». Он был вне конкуренции, его мужская красота пленяла: прищуренные, с лукавинкой, карие глаза в обрамлении темных ресниц что-то…Что-то обещали та-а-кое… Шелковистые темные брови вразлет, высокий тонкий нос, четко очерченные чувственные губы, темно-каштановые, слегка вьющиеся волосы…

Элла… Элла, не увлекаться, одернула здесь я себя и отвернулась. Хороши цветы на чужом подоконнике. И, честно сказать, не хочу я ни в кого влюбляться! Доныне от воспоминаний о первой любви – школьной – саднит сердце… Лучше уж никого не любить, ни к кому не привязываться. Меньше психологических травм, детка. Так решила я, пережив разочарование первой любви.