Песочный трон

События почти двухмесячной давности снова нахлынули на Кверта туманом воспоминаний.

Тогда он уже простился с жизнью, сидя в полуразваленном сарае, одной своей стеной прилегающем к небольшой и не очень хорошей таверне, каких десятки по пути из Авена в хостийскую столицу Саланхаар. Тогда он думал, что это конец. И единственное, о чём получалось думать — что в принципе и вспомнить толком нечего. Когда-то, столько лет назад, что даже воспоминания эти выцвели, как разноцветные нитки, которыми Илейна любила вышивать свои платья, у него тоже была другая жизнь. Между жизнью молодого бесстрашного солдата и старого, не особо чистоплотного наёмника, готового на любую работу. И эта жизнь принадлежала Илейне. Спустя столько лет от этой невероятной женщины в памяти осталось только — её звонкий смех и цветные нитки, которыми она вышивала платья. А ещё дочь, сейчас живущая в небольшом городке близ хостийской столицы. Тулай.

Кверт привез жену из Талливии как пленницу. И сам не заметил, как позволил ей стать полноправной хозяйкой и его дома, и его жизни. Даже дочь она назвала талливийский именем. Тулай означает благословенная. И как бы сухой, как Бескрайние пески, вояка ни сторонился неожиданно обретённой семьи, а всё же полюбил их.

А потому задуха, забравшая Илейну спустя год после родов, убила и его. Не совсем. Часть его души осталась в теле, которое жило, несмотря ни на что, но в остальном — любящего отца и мужа не стало. Тулай, приносившая своим присутствием больше боли, чем радости, стала для Кверта наказанием. И очень скоро, вопреки обещанию, данному покойной жене, он вывез её вместе с нанятой кормилицей в Хостию. Продал дом и даже спустя столько лет ни разу не посетил ни селение, в котором жил в то счастливое время, ни могилу Илейны.

Теперь он жалел о том, что так легко отрёкся от крошек, оставшихся от его счастья, но и вернуть время не под силу даже Великим. Остановить — да, вернуть — нет. Иначе разве было бы в писании предсказание о конце света?

Хугель снова закашлялся, отвлекая от грустных, наводящих уныние, мыслей.

Этот мальчишка немногим старше Тулай. Год? Два? Наверное, два, не больше.

— Иди ложись в общей комнате, — велел Кверт, поднимаясь и покидая застолье, напоминавшее поминальное своей тяжёлой тишиной. — Ближе к печке. И укроешься моим шерстяным плащом.

И снова этот перепуганный, удивлённый взгляд, на который уже даже злиться не было охоты.

Потому Кверт просто вышел из душной сырой таверны, накинув всё ещё мокрую куртку. Странно, как его не взяла болезнь.

В том сарае, в котором их держали на голой земле, а на голову то и дело капало с прохудившейся крыши, старику-вояке было не до здоровья. Он вообще с жизнью прощался.

Тем удивительней был визит девчонки в сером плаще. Особенно странным было то, как она обошла стражников. И даже не потревожила сон других пленников.

— И как тебя угораздило? — ворчливый тон совершенно не вязался с её мелодичным красивым голосом и казался чем-то нереальным. Видением, посланным духами-пересмешниками, призванными дразнить смертников. — За всеми вами нужен глаз да глаз.

Самообладания и выносливости Кверта хватило на то, чтобы усмехнуться во всклоченную бороду:

— В господских комнатах просто не хватило для меня места. Вот и пришлось…

Какое-то время она молчала. Кверт даже забеспокоился, не разозлил ли девчонку в сером плаще. Почему-то жутко не хотелось её злить. Но спустя невыносимо долгие несколько секунд она тихо рассмеялась, присев на корточки.

— Рада, что даже на пороге смерти ты способен шутить, — сказала она, и видавший разное на своём веку солдат подумал, что если смерть может принять облик женщины, то именно так она и будет выглядеть. — За это я тебя и люблю.

— Ты поможешь мне сбежать? — не особо веря в такое везение, но и не желая упускать даже самый призрачный шанс, спросил Кверт.

— Можно и так сказать. Не я, а герцог Кильн, как оклемается. Потому постарайся не сдохнуть до того, как Исгар поправится.

Легко сказать. А попробуй выполнить такое непростое поручение, будучи связанным по рукам и ногам.

— Но если вдруг… — продолжала между тем она, вкладывая в его ладонь нечто маленькое и холодное, режущее кожу острыми углами. — Сожмёшь это в руке и позовёшь меня… просто назови Безликой. Но не злоупотребляй. У меня много дел и вряд ли смогу подтирать тебе сопли каждый раз, как ты чихнёшь.

Кверт хмыкнул, но смолчал. Это и без того была немалая щедрость, потому просто кивнул, не особо задумываясь о том, видит ли она в почти сплошной темноте. Похоже, видела, потому как сразу же поднялась и так же порывисто, как и обычно, направилась к скрипящей на все лады двери.

— Стой, — всё же решился окликнуть её Кверт. — А герцогской милости не хватит на двоих?

— На кого, к примеру? — спросила она, не оборачиваясь.

— Хугель сын Агвеля, — выдохнул старый солдат, молясь только о том, чтобы девчушка не решила расспросить, с чего это Кверт на старости лет стал таким сентиментальным.

Она и не спрашивала. Но и отвечать ничего не стала.

Последующие несколько дней стали самыми длинными за всю долгую жизнь бывалого солдата. Но теперь была хоть надежда.

Кверт давно уже не боялся смерти. Но одно дело погибнуть в схватке, совсем другое — болтаться в петле.

Она сдержала своё обещание, чем немало удивила старика. Но вот к парнишке Хугелю уже успела подобраться хворь, съедающая его лёгкие. И Кверт, видавший, как быстро такие болезни выпивают из человека жизнь, особых надежд не питал.

Сырой холодный ветер бросил в лицо мужчине, застывшему на крыльце, горсть мелкого крошева — не то снега, не то града.

Кверт зажмурился, сунув руки в карман, и, сам того не желая, зажал в кулаке остроугольную бляху.

— Безликая! — прошептал он так тихо, что его услышал только ветер, и замер, боясь пропустить её появление.

Но она не появилась. Не прилетела. Не упала с неба.

Магия. Кверт не любил магию больше, чем интриги. Но стоило признать, если бы ему были доступны такие умения, то Илей не умерла бы так глупо.

Ещё в Первых войнах за Кале с Талливией, когда запрет на магию не касался армии, и военные чародеи не казались чем-то странным и постыдным, Кверт видел, на что способна эта магия. Она поднимала на ноги почти мёртвых и вытаскивала их прямиком из Преисподней. Не всех, конечно, но многих. И как бы ни была она противна человеку, привыкшему полагаться на калёную сталь, не признать то, что магия иногда полезна — не мог.

Кто знает, если эта девица знается с магией, ей удалось бы, может, подлечить пацана.

Но она не появилась. Потому вряд ли Кверту дано узнать это. Он вытащил из кармана металлическую пластину и поймал на неё тусклый луч света, вырвавшийся сквозь щель в двери. Ничего особенного. Мимо такой сто раз на рынке пройдёшь. Только гравировка забавная.

Но сейчас и она не радовала глаз. И ещё несколько мгновений посмотрев на то, как свет причудливо меняет рисунок гравировки, Кверт размахнулся и со всей злости закинул бляху куда-то в темноту.

— Туда тебе и дорога, — плюнул он вслед подарку Безликой. — Столько лет без тебя прожил, и сейчас обойдусь.

И, крутанувшись на месте, вернулся в тепло таверны, намереваясь тоже хоть немного поспать.

Но сон не шёл. Надрывный кашель Хугеля, не дававший спать никому в общей комнате, давил на нервы. А ещё неспособность помочь парнишке хоть как-то.

Потому, повертевшись с боку на бок, Кверт снова поднялся и вернулся в опустевший под утро зал.

Она сидела за столом.

Совершенно одна, в полумраке и тишине, держа в руках кружку. В тяжёлый дух питейного заведения, смешавшего запахи пригорелого жира, перегара и дешёвого табака, нелепо вплетался аромат горных трав и дорогущего саантского меда. И ещё чего-то, чему не смог подобрать определения Кверт. Хоть полагал, что нет в мире того, чего бы он не видел или не пробовал.

А ещё — неясный свет очерчивал маленькую пластину, точно такую же, как Кверт выбросил несколькими часами ранее.