Песочный трон

Ваше сиятельство, я уверен, что герцог Кильн действовал отнюдь не в интересах государства и короля. Потому считаю своим долгом уведомить вас обо всём случившемся и заверяю в готовности свидетельствовать о совершённых преступлениях в суде, если это будет нужно».

Берим де Гиуре отбросил лист с отчётом и задумчиво подпёр подбородок. С одной стороны — амбициозный Кильн мог принять подобное решение, основываясь исключительно на фактах. С другой — он слишком импульсивен и молод, потому вполне возможно, что это просто личная месть. Но и сам отчёт был прямо-таки пропитан неприязнью человека, его писавшего, к его светлости герцогу Кильну. Потому вряд ли его можно принимать за чистую правду без искажений и преувеличений.

В любом случае королю нужно знать о случившемся. Сухие факты, без предположений и догадок. А если спросит? Что тогда ему говорить? Что он уверен в предательстве Кильна ровно как и в том, что завтра встанет солнце. И что потом? Король обезумел. Настолько, что порой подозревает пятилетнего сына в заговоре с целью занять его место. Конечно, ещё не настолько, чтобы верить, будто Овил сам лично всё это организовал, но уже настолько, чтобы быть уверенным, будто вся высшая знать причастна к этому.

Не этого ожидал он от молодого и сильного герцога Смиле, когда поддержал его в восстании против предыдущего короля. Да, наверное, и не поддержал бы, если бы не обещание Вистера: Изель де Гиуре станет следующей королевой, а сам герцог — тестем престолонаследника. Вистер выполнил свои обязательства, обвенчав Изель со своим старшим сыном Оремом де Смиле. И всё было бы и правда так, как планировал первый королевский советник. Вот только Орем погиб в одной из многочисленных битв, которые вели его отца к трону, Изель не понесла, чтобы её можно было ввести в королевскую семью. Это сломало его бедную девочку, похоже, она и правда полюбила мужа. А Берим де Гиуре остался ни с чем. Точнее — просто первым советником короля.

И что теперь?

Теперь он советник безумного короля, служение которому — игра с огненным демоном. Либо выиграть, либо сгореть.

Герцог Гиуре встал и прошёл к камину, замер, вглядываясь в неспокойное пламя, словно оно могло открыть ему правильный путь. Но всё, что он там увидел — пламя, грозившее сжечь его дотла. Всё же нужно быть осторожным.

В дверь постучались, вырвав герцога из размышлений.

— Войдите! — бросил он, продолжая смотреть на танцующий в камине огонь.

Щёлкнул замок, скрипнула дверь за спиной. Гиуре незаметно вздохнул, представив, кому и для чего он мог понадобиться в столь позднее время. Несомненно, дело очень важное, раз решились его потревожить. И не так много людей, которые на это бы решились, не дожидаясь хотя бы рассвета.

— Здравствуйте, ваше сиятельство! — раздался за спиной тихий безэмоциональный голос графа Атори.

Ну конечно. Именно он мог позволить себе далеко за полночь ввалиться в покои первого советника короля. И только ему и королевской семье герцог Гиуре не смог бы отказать в аудиенции.

— Чему обязан? — раздражённо поинтересовался Гиуре, всё же повернувшись к визитёру.

— Я прошу прощения за несвоевременный визит, но дело просто не могло ждать, — совершенно не выражая интонациями ни нетерпения, ни важности дела, с которым пришёл, сказал Атори.

— Раз так — я весь внимание, — герцог приглашающе махнул рукой на двухместный диван, отделённый от самого Гиуре письменным столом и кучей отчётов. — Виски?

— Не откажусь, — кивнул граф Атори, присаживаясь на указанное место и доставая из-за пазухи конверт. — Здесь некоторая информация, которой я хотел поделиться с вами прежде, чем беспокоить его величество.

Берим де Гиуре отставил на палец наполненный стакан в сторону и принял конверт. Клякса воска прижата, видимо, кружкой из таверны. Ни печатей, ни подписей. На случай, если гонца с письмом перехватят, личность того, кто письмо написал, останется тайной, скорее всего. Если, конечно, не воспользоваться песками времени, к примеру. Они легко откроют личность отправителя. Впрочем, магия вне закона. А Гиуре не так уж и нужно знать личность доносчика Атори. Тем более что он всё равно не один.

Воск треснул легко, со щелчком.

Герцог Гиуре резким движением раскрыл конверт и выдернул из него лист с письмом. В воздух поднялась мелкая пыль. На миг Бремору показалось, что она искрится в свете зажжённой свечи. Но не придал этому особого значения, вчитываясь в строки отчёта.

Отчёт был точно таким же, как и предыдущий. Слово в слово. Настолько, что не вызывало сомнений — оба письма написаны одним и тем же человеком.

— И чего вы ждёте от меня? Совета? Пожелания? — спросил Гиуре, потирая жутко зудящий нос.

Атори сделал глоток виски, прежде чем заговорить:

— Вам не кажется, что этот напиток слишком насыщен, чтобы пить его, не разбавляя и не закусывая? — зачем-то сказал он, в то время как у Берима начал чесаться ещё и язык. — Немногие любят его в чистом виде. Но здесь я вас полностью поддерживаю. Виски нужно пить чистым. Иначе не насладиться его вкусом и огнём.

Эти слова сами были подобны огню. Настолько обжигающему, что герцога Гиуре бросило в пот и он явственно ощутил, как кровь отхлынула от лица. Если бы он мог, то закричал бы. Но язык его уже не слушался и начал распухать. Нужно было бежать, но и ноги не слушались. От него не убежишь… Этот человек восстал из мертвых, чтобы наказать Берима за предательство, так какой смысл убегать?

— Не нервничай, это уже не поможет, — спокойно сказал граф. Точнее не граф, это Гиуре уже понял, как и степень своего заблуждения. Герцог. Герцог Бремор де Саменти, в этом не было сомнений. — Несколько минут, и ты будешь мёртв. Мне даже немного жаль с тобой расставаться. Оказывается, ненависть сближает нас с другими людьми не меньше, чем любовь. И расставаться так не хочется.

Гиуре захрипел, откинувшись на спинку стула и едва не свалившись на пол.

— Ты не думал о нашем прошлом, друг? Если бы ты нас не предал, не захотел дочку сделать королевой, то сейчас мы пили бы виски вдвоём, как всегда это бывало по субботам, а Гилвер и Изель воспитывали наших с тобой внуков. Но тебя не устраивало такое родство, не так ли? Ты хотел породниться с королевской семьёй. Знаешь, я даже рад, что у тебя это так и не получилось. И вот что, я обязуюсь исполнить твою мечту и посадить на трон своего внука. Жаль, что ты этого не увидишь.

Берим де Гиуре всё ещё старался противиться надвигающейся темноте. Но увы… смерть неотвратима. Как и восстание. Как и то, что Вистер теперь не усидит на троне — но Берим этого уже не увидит.

Сны.

Это место, где хранятся наши страхи и надежды. Наши мечты и разочарования. То место, куда мы попадаем, убегая от реальности.

Для Эрри это была просто темнота. Благословенная темнота, потому как она уже не могла бояться и разочаровываться и не хотела мечтать и надеяться. И потому она вынырнула из неё нехотя, отчаянно цепляясь за покой глубокого сна.

Веки всё ещё были тяжёлыми. Глаза — болели, но всё же Эрри их открыла и то, что увидела первым, поразило её.

Рядом, почти не касаясь её, спал Исгар — измученный, небритый, что само по себе удивительно. Полумрак комнаты искажал черты его лица, делая их острыми, как у покойника. И это настолько пугало Эрри, что она не удержалась и положила ладонь на его грудь, мечтая только — ощутить стук его сердца. Наверное, это было глупо. Потому как её страхи, не позволявшие рассуждать здраво, ни разу не подтвердились и не оправдались. И Эрри сотни раз обещала себе, что никогда не станет поддаваться страхам. Но… ничего поделать с этим не могла. Ей необходимо было знать наверняка. Ощутить…

Сложно жить с вечным чувством, что все, кого ты любишь и кто любит тебя — гибнут или страдают. И меньше всего хотелось бы причинить боль ещё и Исгару. Хватит боли.

Под ладонью мерно и сильно билось сердце. Так спокойно, чарующе, расслабляюще…

Эрри замерла, прикрыв глаза и считая его удары. Но стоило его руке осторожно накрыть её ладонь — вздрогнула, смутилась, хотела убрать руку.