Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 18 из 68

— Ничего не понимаю… — пробормотала растерянно Валения, стряхнув утративший цвет песок в пустой и холодный камин. — Я не понимаю…

— Объяснить? — вскочила Эрри. — Тебе объяснить, что ты затеяла игру, которая погубит нас всех?! Всех! И опиралась ты на бумаги, которые писал человек, погибший задолго до того, как нынешний король надел на голову венец.

Валения упрямо мотнула головой.

— Это должно что-то значить…

— Только то, что ты утратила разум, горюя по отцу. Вот что это значит, мама.

Эрвианна резко выдернула лист из руки Валении и поднесла его край к пламени свечи. Огонь благодарно и жадно лизнул бумагу. Пополз вверх, сминая её и оставляя по себе чёрный пепел. А оплавленный остаток герцогской печати отправился вслед за истратившим силы песком.

— Это невозможно…

— Это более чем возможно. Оставь эту затею. И меня оставь, — устало сказала Эрри. — Сию минуту.

Словно неживая, Валения прошла к выходу и ослабевшими пальцами отодвинула засов.

— Доброй ночи, Эрри, — хрипло сказала мать.

— И тебе сладких снов, мама.

Ещё несколько мгновений Эрри стояла, молча глядя на закрывшуюся дверь. Она была зла, как никогда в своей жизни. Как никогда она хотела вцепиться в горло хоть кому-то. Но тут же улыбнулась.

— Я поговорю с тобой наедине, отец, — тихо прошептала она.

— Купальня готова, госпожа, — прошелестела Оси, показавшись в двери спальни.

— Хорошо, Оси. И расстели постель, мне нужно выспаться сегодня.

Но — легко сказать. На деле сон не шёл к герцогине долго. Она ворочалась с боку на бок, а мысли, что вертелись в голове, заставляли сердце то бешено колотиться, то замирать или и того хуже — останавливаться. И только когда рассвет окрасил небо розовым, её накрыло тёмным одеялом сна. Но даже оно не смогло спрятать её от тревоги. Темнота эта шепталась чёрными тенями, шипела гадами и рвала её на части, пока герцогиня не вскочила, отирая с лица холодный пот и липкий страх.

Чувствовала она себя так, словно всю ночь убегала от бешеных псов Великих, и если бы не проснулась, то они бы её настигли… Об этом сообщило зеркало, которое отразило и опухшие от слёз глаза, и синяки под ними. Показало растрескавшиеся губы, которые Эрри раздражённо поджала.

— Лува!! — выкрикнула она так, что у самой заложило уши.

Служанка тут же вбежала в спальню и торопливо согнулась, по инерции едва не упав на колени.

— Да, госпожа… — дрожащим голоском сказала она, не зная, чего и ожидать от взбешённой леди Байе.

— Мне нужны отвары, что снимают отеки, и гусиный жир с сухими ветками чемберы. И ещё найди мне настой адолии.

Последняя просьба заставила Луву побледнеть. Адолия была ядовита — порой чайной ложки хватало, чтобы убить человека, а запах — сладок, как сироп из плодов тауни. Известны случаи, когда этим коварным ядом приправляли десерты и вина, отправляя на тот свет недругов. Истинно женское оружие.

Но Лува не посмела бы спросить у герцогини де Байе — зачем той понадобилось столь опасное зелье.

— Минуту, госпожа, — сказала она и, собравшись с силами, побежала по коридорам замка — собирать всё, чего требовала Эрвианна.

— Что ты задумала? — спросила Нэнси то, о чём не решилась спросить молоденькая Лува.

Эрри развернулась лицом к нянюшке, и та поцокала языком, оценивая увиденное.





— Оставила тебя всего на один день…

— Сегодня ко двору прибудет принцесса Колливэ. И я должна быть на пиршестве в её честь, — шипела Эрри.

— Тогда да. Без всего перечисленного не обойтись.

Спустя пять минут в спальне герцогини появилась Лува, а с ней и Оси.

— Оси, грей воду. Луви, неси лёд, — распорядилась Нэнси. — Ты у меня будешь краше, чем если бы только что вышла из источника.

Если бы ещё это было так же приятно…

Тело Эрвианны распарили, а после в воду высыпали два ведра льда со снадобьями, снимающими отёк. И едва она собиралась вскочить, как Нэнси с силой надавила на её голову, и герцогиня нырнула в ледяную воду. После тело Эрри растирали мягким полотенцем докрасна. На губы нанесли вонючий гусиный жир, чтобы залечить трещины. На лоб и щеки положили куски сырого мяса.

Эрвианна старалась не шевелиться и дышать через раз, чтобы не бороться с тошнотой, что вызывал ужасный запах гусиного жира.

Но уже к обеду зеркало стало милостивей. И герцогиня смотрела на чуть уставшую, но вполне привлекательную женщину, улыбавшуюся ей по ту сторону зеркальной глади.

Лува принесла лёгкий салат с орехами, кислыми фруктами, сочными листьями и тонкими ломтиками сырого маринованного мяса. Горячий горький кайвэ и сладкие булочки, которые герцогиня тут же отдала Нэнси.

Эрри поела с аппетитом, что было редкостью, и даже не возникло желания выпить вина. Или вчера она просто взяла лишку? Впрочем, не так это было и важно.

Ближе к обеду протрубили горны, оповещая придворных и всю столицу о прибытии принцессы хостийской Колливэ со свитой. Встречали её сам король и его приближённые. И, конечно же, пятилетний жених — на большом чёрном коне, которого, в силу возраста наследника, вели под уздцы приближённые придворные.

Эрри только выглянула в окно, провожая кавалькаду, покинувшую королевский двор. Лува и Оси помогли ей надеть платье из песочного шёлка, с квадратным неглубоким вырезом, какой уже давно был не в моде. Но, зная о том, что при дворе Хостии не поощрялись открытые наряды, а порой женщины покрывали и волосы, Эрри сочла его лучшим выбором на сегодня. Оно было без рукавов, длинное и прямое, с двумя разрезами по бокам подола и расшито мелкой крошкой янтаря. Более того, герцогиня достала тонкую кружевную шаль, которой покрывала голову для защиты волос от жалящего солнца бескрайних песков. Но пока просто накинула её на плечи.

— Запрокинь голову, — скомандовала Нэнси, и Эрри послушно исполнила приказ.

Капли настоя адолии упали на зрачки, и тут же мир вспыхнул яркими красками, которых Эрри не видела до этого дня, смазался и стал ярче, резче. Даже голова закружилась.

— Проморгайся, — как через толщу воды услышала Эрвианна слова Нэнси и снова повиновалась.

Это и правда немного ослабило действие адолии. Но не убрало совсем. Нэнси протянула кубок с противно пахнущим отваром, и его Эрри выпила без лишних вопросов. Мир постепенно прояснился и стал почти таким, как был.

— Порой меня удивляют твои знания, Нэнси. Даже не верится, что родилась ты в семье простого оружейника, — разглядывала Эрвианна в зеркало, как расширились её зрачки — настолько, что глаза стали чёрными, как у кошки в тёмную пору суток. А кончики ресниц украсили серебряные капли.

— Только не говори никому. Иначе придётся отбиваться от придворных леди, что пожелают стать хоть чуточку похожими на тебя. Ты самая прекрасная женщина, которую я встречала за всю свою жизнь.

Эрри тепло улыбнулась. Она не решилась бы сказать, как дорога ей на самом деле Нэнси. Хотя нянюшка и сама прекрасно понимала то, что, возможно, никогда не услышит.

— Давай, Эрри. С минуты на минуту Колливэ будет во дворце. Не стоит оскорблять венценосных особ опозданием.

Солнце жгло так, словно Великие хотели выжечь мир до самого его основания. Горячий ветер поднимал клубы пыли и облетевших соцветий, так и не зародившихся плодами, и бросался ими о стены королевского дворца. Ворчал гром сухой грозы где-то на севере, но гул его был таков, что казалось — небо падает на землю, и чёрные тучи висели практически над головой — протяни руку и дотянешься. И даже воздух был раскалён настолько, что расслаивался на пласты. Деревья в саду уныло свесили покрученные листья, обвисли и ветви. Цветы не источали аромата, а клонились к земле, невзирая на то, что слуги ежедневно их поливали.

Придворные леди обмахивались веерами из длинных перьев и прятались за ними от пыли. Мужчины не надевали приличествующих случаю безрукавок, оставаясь в одних тонких рубашках.

Эрри же дрожала от холода. По телу пробегали мурашки от порывов горячего ветра, что казался ей холоднее, чем в зимнюю стужу. Она то и дело куталась в тонкую кружевную шаль, будто та могла чем-то помочь.