Страница 26 из 74
Я представляю всю картину: Пол стоит передо мной, вероятно, треплет в руках свою кепку, как он сейчас скручивает салфетку. Я, настолько поглощённая любовью к Тео, что не вижу хорошего человека, стоящего передо мной. Глубина его чувств осталась незамеченной, безответной. Моё сердце немного болит за него. По меньшей мере, я подарю ему сегодняшний вечер.
— Всё хорошо, — говорю я. — Правда.
— Ох. Хорошо. Я думал, что ж, я боялся, что ты больше не будешь чувствовать себя со мной легко. Или даже будешь бояться.
Пол действительно может быть страшноватым, с его крупной фигурой и грубыми чертами лица он выглядит скорее как пожарный или боец особого отряда полиции, чем учёный. Я видела, как люди смотрят на него, когда мы гуляем по Окленду после наступления темноты. В тени он выглядит так, как будто сможет побить тебя за пять секунд. И всё же, я видела, каким нежным он может быть, и от этого воспоминания я улыбаюсь.
— Ты доказал, что ты не такой большой страшный парень, как я думала.
Он смотрит в небо, как будто хочет рассмеяться, но не может.
— Большой страшный парень, — повторяет он.
— Нет. Это не ты.
— Рад это слышать, — вот и всё, на что Пол способен в плане флирта. Он настолько очаровательно не уверен в себе, что это напоминает мне моего собственного Пола. Боль от его потери смешивается со странной радостью от того, что я с Полом Марковым из этого мира, и внезапно мне сложно вспомнить, где заканчивается один и начинается другой. Не душа ли моего Пола привлекает нас друг к другу?
— Я надеюсь, что твои родители не расстроены из-за меня. Они могли понять моё поведение, как неуважение.
— Конечно нет. Мои родители знают, что ты хороший человек. Они в другом случае не работали бы с тобой.
— У нас всех есть долг.
— Дело не только в долге. Мама и папа думают, что ты очень умён, — говорю я. Это правда в моём мире, и, вероятно, в этом тоже. — Она даже зовёт тебя гением. Для большинства людей это значит, что ты действительно умён, но ты же знаешь маму. Когда она говорит гений, то имеет в виду именно это.
Гениальность — это не просто ум, объяснила она мне однажды. Это возможность видеть дальше, чем все вокруг, складывать разные концепции так, как остальным никогда не приходило в голову. Гений соединяет оригинальность и независимость. Это её наивысший комплимент, и Пол — единственный из её студентов, которого она описывала таким образом.
Пол наклоняет голову. Но я вижу его лёгкую, почти не верящую улыбку.
— Приятно слышать.
— Расскажи мне о Сан-Франциско, — говорю я. В бумагах, которые нашёл Тео, говорится, что у Пола военная квартира здесь, должно быть, он посещает базу в моём родном городе лишь время от времени. — На что это похоже — жить здесь? Расскажи мне обо всём.
Пол обычно так молчалив, что «расскажи мне обо всём» означает, что в ответ получишь максимум два предложения. Или этот Пол более словоохотлив, или у платья Джози есть волшебная сила. Потому что он начинает мне рассказывать, как он сначала приехал в город, и поскольку я могу читать между строк, он на самом деле рассказывает мне гораздо больше.
Он приехал сюда после того, как «пал Нью-Йорк». Очевидно, он родился в Нью-Йорке, так же, как и мой Пол, всего через несколько месяцев после того, как его родители иммигрировали. Он поступил на военную службу через три года, «на два года до призывного возраста». Программа по разработке оружия завербовала его, основываясь на его оценках в «обычных обязательных экзаменах». Которые, как я думаю, не имеют ничего общего с АОТ. Когда я спрашиваю его о музыке, оказывается, что он любит Рахманинова так же, как и дома, но никогда не слышал ни об одном музыканте последних пятидесяти лет.
Но опять же, Пол так очаровательно не сведущ в современной поп-культуре в любом измерении, что он всё равно бы не знал ни одного артиста, жившего в последние пятьдесят лет.
Даже эта более разговорчивая версия Пола чувствует себя неуютно, монополизируя беседу. Поэтому я пытаюсь сделать то, что умею хуже всего. Я флиртую.
— Тебе нужно позировать мне, — говорю я.
— Позировать?
— Как модель для моих рисунков. У тебя отличное лицо для этого, — мои мысли возвращаются домой, к тому моменту, когда мой Пол позировал мне, и показывал не только лицо, но, когда я начинаю думать в этом направлении, моё лицо становится таким же красным, как и платье.
— Лицо, как у модели. Едва ли, — говорит Пол, но я догадываюсь, что он польщён, и так смущён что не может подобрать слов. Пол не более игрив в этой вселенной, чем в моей.
Тогда можно немного повеселиться.
— Черты твоего лица прекрасно подойдут для портрета. Твой подбородок, брови, нос — прямые и сильные. Плюс у тебя удивительные глаза.
Выражение лица Пола застыло между недоверием и удовольствием. Вероятно, ему было бы уютнее, если бы я сменила тему, но я никогда не расписывала своему Полу как сильно я люблю каждый дюйм его лица. И мне бы, наверное, это понравилось. Если бы я знала, как легко сбить его с толку, то давно бы уже это попробовала.
— Твои глаза на самом деле серые, — говорю я тише, так что он наклоняется ниже, чтобы расслышать. — Сначала я подумала, что они голубые, очень светло-голубые, но на самом деле это не так.
— В моем паспорте написано «голубые», — он флиртует ещё хуже, чем я.
— Но ты же знаешь, что они серые, да? — может быть и нет. Пол никогда не был парнем, который проводит много времени, смотрясь в зеркало. — Что написано в паспорте о твоих волосах?
— Каштановые, — отвечает он, и это не совсем неверный ответ. Но и не совсем верный.
— Светло-каштановые, но ещё немного с рыжиной и немного золотистые, — я провела часы, смешивая краски, чтобы поймать нужный оттенок. Пола сложно поймать. — У тебя хорошие плечи, хорошая кожа, и вообще всё остальное.
— Ты говоришь так, как будто я очень привлекателен.
— Так и есть.
Этим я заслуживаю не улыбку, а скептический взгляд.
— Большая часть женщин с тобой не согласится.
Было время, когда я сама бы с этим не согласилась. Его красота не подходит для бой-бэнда, он был грубоват, его привлекательность нелегко рассмотреть. Однако, когда я рассмотрела его, меня начало тянуть к нему на первобытном, инстинктивном уровне, и я не могла этому сопротивляться.
Я подозреваю, что Пол сейчас чувствует то же самое.
Мы едим курицу с лапшой, это слишком неудобное блюдо для свидания, но я хорошо обращаюсь с палочками, и он тоже. Я поддерживаю беседу, а Пол, ну, он пытается флиртовать в ответ, неловкий как обычно, но я вижу, насколько он доволен происходящим.
Однако на половине ужина меня настигает мысль: что будет потом?
Как только мы с Тео сделаем свою работу, мы прыгнем из этого измерения навсегда. Я не слишком беспокоюсь о своих других воплощениях, они будут удивлены, оказавшись в Сан-Франциско, на поезде, где угодно, но они достаточно просто смогут найти дорогу домой. Я сомневаюсь, что они в большей опасности из-за войны, чем до этого.
Но Пол, вероятно, догадается, что на самом деле произошло. Он поймёт, что я не его Маргарет. И надежда, которую я вижу в нем сейчас, этот свет в его глазах, когда он смотрит на меня — это будет уничтожено.
Может быть, нет. Может быть, он отреагирует как Тео и его немного успокоит знание о том, что в другом мире я люблю его. Во стольких других мирах…
Нет. Потому что он будет иметь дело не только с разбитым сердцем. Он будет иметь дело с катастрофическим разрушением проекта Жар-птица и последней надеждой этого народа выиграть войну.
Ты заслуживаешь гораздо больше, чем это, думаю я, пока он рассказывает историю о путешествии сквозь линии фронта, покрывающие континент, по пути из Нью-Йорка в детском возрасте. Мы все заслуживаем большего.
Трагедия этого мира — это ещё один грех лежащий у ног Конли.
Но это делаю я. Это я ставлю жизнь Пола выше, чем целый мир.
Нет. Я не буду об этом думать. Я не могу. Война началась задолго до того, как я попала суда, и я не понимаю, как им может помочь Жар-Птица. Они хватаются за соломинку, вот и всё. Я просто… забираю эту соломинку.