Превратности

Руперт:

– С кем, с кем? Хаммурапи? Это кто такой?

Адам:

– Ты что, никогда не слыхал этого имени? Основатель государства Вавилония.

Руперт:

– Право, первый раз слышу это имя…

На этом спор закончился. Замолчали. Победителей не было, обиженных и разгневанных – двое. Адаму этого было достаточно, чтобы охладеть и отстранить от себя несговорчивого собеседника. Жене он потом признался: не о чем говорить с таким недоучкой, который имя Хаммурапи впервые услышал от меня.

Он был раздражён и не планировал встреч с приятелем Рупертом. Продолжал заниматься судебными делами, дома проводил время за чтением и подготовкой к судам. И всё же благодаря стараниям и некоторой хитрости обеих женщин со временем Адам смягчился и возобновил общение. Их приятельство продолжилось, хотя поначалу и без былого расположения. У обоих была общая страсть к музыке, могли часами слушать Рахманинова, Моцарта, Бетховена, Чайковского. Молча, что спасало от споров и размолвок. Мия с Полли обсуждали в это время цветоводство и вопросы образования. У Полли и Руперта было трое сыновей. Для их семьи вопрос образования был первостепенным, особенно с учетом последующего обучения в Мельбурнском университете. Мия предложила помочь младшему сыну по немецкому языку, у того не ладилось с иностранным. Эндрю заметно улучшил немецкий и получал хорошие отметки. Мия гордилась своим достижением и готова была обучать иностранным языкам других сыновей. Она рада была общению с детьми. К языкам у Мии был особый талант, она осваивала их так легко и говорила почти без акцента на семи. Этим была хорошо известна в Австралии, её часто приглашали в другие города для проведения разных мероприятий, для переводческой работы, что было поистине моментами духовного подъёма, можно сказать, счастья. Она любила быть на виду, много и увлечённо работать с людьми.

Ещё повезло Мии: она получила разрешение супруга обучаться шотландским танцам. Удивительно, как он позволил ей в течение многих лет ходить каждую неделю на занятия, где были не только женщины, но и мужчины – для ревнивца представлявшие собой потенциальную угрозу его спокойствию. Некая весёлость этих танцев Мию сразу подкупила, она относилась к ним с юмором, иначе не могла. В жизни ей не хватало лёгкости, а здесь Мия находила её и получала удовольствие. Сначала было немного смешно, когда мужчины в килтах грациозно подпрыгивали, быстро и изящно на лету выбрасывая то одну, то другую ногу, как в балете, сохраняя при этом серьёзность. Бальными, хайланд, кейли, – всеми видами шотландских танцев увлеклась по-настоящему, потом танцевала вполне профессионально, выезжала с их группой на конкурсы. Побеждали. Была музыкальной, да и вообще способной, как оказалось, довольно интересной натурой. Даже в местную газету писала регулярно и неплохо. Мию хорошо знали в городе и любили.

Так шли их годы в Маруне, где жизнь проходит монотонно, если только сам её не разнообразишь. Адам не вёл дневников, но имел привычку с юности ежевечерне обдумывать прошедший день, фиксировать, что смог выполнить из запланированного, что осталось его недоработкой, долгом самому себе. Будто делал корректуру текста: внимательно просматривал, отмечая все промахи и удачи, вёл чёткий анализ каждой фразе, жестоко казнил себя и особо жестоко – других. Переживал прожитый и опять планировал в деталях следующий день, в котором не было места лёгкости и улыбкам, на первом и единственном месте всегда стояла серьёзная работа. К понятию «работа» относилась и его увлечённость писательским делом. Он издал два криминальных романа («Джокер» и «Прыжок в неизвестность»), в Польше поставили фильм по первому. Адам писал постоянно, никогда ни с кем не обсуждал написанного, рукописи никому не показывал, а по выходе книги в свет давал читать Мии и Руперту и всегда посылал экземпляр с автографом в Варшавский университет. В Польше чтили автора. Однажды направили в Маруну своего корреспондента, который записал для польского телевидения двухчасовое интервью с Адамом. Всё это льстило писателю и давало повод для ещё большей гордыни.

О чём мечталось теперь, чего не хватало Адаму и Мии? Не было у них уже общей мечты, как раньше: построить свой дом и иметь достойную работу. И то и другое давно осуществилось. Теперь ему хотелось быть ещё более известным и успешным, слыть на всю страну самым профессиональным и принципиальным юристом (таким и был на самом деле). Мия радовалась своей работе, прекрасным отношениям с людьми. Но ей по-настоящему не хватало радости материнства, домашней сутолоки младших и старших – любимых и любящих детей, если не своих, то хотя бы родственников. Ещё она хотела, чтобы приходили гости, как в родительский дом в Уппсале, где собиралось по двадцать человек, где всегда было интересно, весело. После застолья танцевали, играли в карты, придумывали разные поездки, пикники. Это невозвратно ушло. Адам последние годы стал совсем нелюдимым. Раньше кое-кто из знакомых хоть изредка захаживал к ним, а теперь лишь Руперт. И то хорошо.

Недалеко от Адама и Мии была ферма, где они брали свежие яйца и парное молоко – это напоминало Мии детство, когда они с родителями уезжали в пригород и проводили время на природе в деревне. Семья фермеров, особенно Лиз, молодая, но уже многодетная мать, была симпатична Мии. Иногда при встрече женщины разговаривали, вспоминали счастливое детство с любящими родителями, печалились, что эта часть жизни ушла навсегда. Лиз – сирота. Её родители – хирург и медсестра – летели в Перт в непогоду по вызову на срочную операцию, и самолёт потерпел катастрофу. После их гибели она жила с бабушкой, которая рада была сбыть с рук внучку, выдав её за фермера, как только та стала совершеннолетней. А девушка мечтала о другой жизни.

Лиз большей частью горевала о своей судьбе, но иногда и радовалась не столько супружеской жизни, сколько материнству, она любила своих детей. Так и прожила тринадцать лет, непрерывно рожая и заботясь о малышах. Она устала рожать одного за другим и вести большое хозяйство. Ей стало неинтересно и тяжело так жить. Родив шестого ребёнка, она заболела. Узнав, что послеродовая лихорадка сулит ей скорую смерть, Лиз молила Бога не о себе, чтобы выжить, а о том, чтобы дети оказались под присмотром доброй и умной женщины, и чтобы Дин не спился.

Дин – хороший хозяин, фермер, но не ровня жене: он даже читал редко, не то чтобы размышлять о возвышенном, как Лиз. Ни в библиотеке, ни в музее не бывал отроду, как, впрочем, и другие земледельцы и скотоводы. Он из рода фермеров, где основное – это земля и скот. Этим жили несколько поколений уже более ста лет и хорошо умели вести своё хозяйство. Его родственники тоже трудолюбивы, бережливы, в общем, о них ничего больше не скажешь, даже если захочешь найти нечто выделяющее их из своей среды. И Дин – обычный труженик, как будний день с рутинными делами – такой, как все, только выпивать любит больше других. Он хорош собой – первый парень на селе – так бы характеризовали в округе. Высокий, статный, светловолосый, голубоглазый. Его жену считали везучей: лучший парень достался, да ещё и дети все в него пошли. И вот теперь он вдовец с таким детским садом.

Мия, узнав о трагедии в семье фермера, сразу пришла помочь. Поспособствовала получить муниципальную помощь, о чём Дин и не подумал бы сам. Стала навещать детей, так сильно страдавших после смерти мамы. По-прежнему покупала у Дина молоко и приносила детям гостинцы. Адам поначалу нормально принимал такое участие жены в горе семьи, но позже, когда визиты Мии стали чаще обычных, он забеспокоился и потребовал закончить столь тесное общение с фермером и его детьми. Мия не восприняла его слова как серьёзное предостережение и продолжила ходить на ферму, лишний раз не упоминая об этом. Она уверяла себя, что ходит именно к детям, Дин, их отец, тут ни при чём. Дин ей был, пожалуй, приятен, но она им не увлеклась по-настоящему, хотя между ними была взаимная симпатия мужчины и женщины – может быть, довольно опасная в такой ситуации.

Мия всегда хотела детей, но Адам был против, имел на то основания: некие генетические предрасположенности настораживали его. Жена приняла его доводы, согласилась, но тяжело переживала бездетность. Теперь Мия была счастлива тем, что даёт шестерым детям любовь, и тем, что они её не просто любят, а превозносят, боготворят. Она успевала в короткие визиты поиграть с ними, что-то интересное рассказать, и конечно, угостить. Жаль, что надо было скрывать эти сердечные отношения от мужа. Она частично заменяла им мать, хотя и виделись всего-то раз или два в неделю на короткое время, но душу она вкладывала в каждого, и дети её ждали, обнимали, целовали. Как тяжело было расставаться с весёленьким детским роем и бежать через буш обратно домой, не делиться радостью с мужем из-за его сложного характера и недовольства её связью с этим семейством. Но и Адама можно было понять: чувствовал опасность потерять свою жену, ревновал. И оказалось не напрасно. По прошествии нескольких месяцев после ухода из жизни Лиз Дин стал оказывать особые знаки внимания Мии. Мия пребывала в таком счастливом состоянии близкого общения с детьми, что не заметила сама, как стала отвечать Дину взаимностью. Наверное, ощутила давно желанное чувство полноценной семьи, любви к детям и их ответного искреннего чувства к ней. Начался роман. С её стороны не страстный, скорее, это был ответ на его нежные ухаживания, а к такому душевному теплу она не привыкла. Дин был поистине разгорячён страстью к давно желанной им женщине. Она не только восхищала его красотой и весёлым нравом, но привлекала как хорошая мать и жена – в этом он всё больше убеждался. Так прошло три месяца влюблённости, когда Мия начала прозревать и понимать, что такие отношения следует прекратить. Всё же это был совсем не подходящий ей человек, к тому же ей просто стыдно. Нашла слова, подключив разум, и поставила Дина перед фактом: будет приходить только к детям, а он пусть найдёт себе женщину, благо желающих заполучить такого парня было много. И, кажется, получилось. Со временем Дин восстановил отношения с давней подружкой, а Мия спокойно продолжила навещать детей – та напасть, точнее, дурман быстро рассеялся.