Превратности

Служить смотрителем маяка совсем не так притягательно и возвышенно, как думается юным мечтателям. Это труд тяжёлый, по вкусу разве что отшельникам, аскетам. Надо уметь быть с собой и с миром в ладу, уметь уживаться со стихиями и при этом быть порядочным, часто жертвенным и всегда верным долгу человеком, готовым идти на риск, спасая попавших в крушение, в беду. Даже сам образ маяка сродни такому человеку. Одиноко стоящий на стыке стихий: воды и земли, находящийся во власти стихии воздуха и огня. Отважный спасатель с горящим сердцем и высоко поднятой головой. Они тоже стареют. Настало время новых изобретений, которые оставят маяки лишь как памятники о старине. В эти музеи будут ходить романтики с буйным воображением. Они захотят увидеть шторм и почувствовать то, через что проходили служившие там сильные люди. И это тоже одна из черт старости – принятие новой смены, передача опыта, подготовка к уходу в вечность…

За полтора года Маргарита создала фильм и фотовыставку. Фильм был очень успешным и показан в тех же странах, маяки которых стали его героями. В Греции по окончании фильма и после её выступления она познакомилась с австралийцем – бывшим смотрителем маяка. Он многое рассказал о любимой работе, показал фотографии, которые всегда возил с собой по миру. В молодые годы он был механиком на торговом судне, много видел стран. Потом был списан на берег и устроился смотрителем маяка. Через 10 лет маяк закрыли, он уволился. Делать нечего, только жить воспоминаниями.

Рита и Том подружились. Ей пришла идея, и она поделилась ею с Томом: сделать гостиницу в его бывшем доме смотрителя, а на том самом маяке организовать музей. Вся эта затея даст и бывшему маячнику, и маяку вторую жизнь. Только для этого придётся выкупить маяк, а местные власти, кажется, пойдут на это охотно. Маргарита придумала план «реинкарнации» маяка. Если же всё пойдёт как намечено, то можно подумать о новом бизнесе. На удивление австралиец загорелся этой мыслью и пообещал держать её в курсе дел по возвращении в Австралию.

По прошествии года Том пригласил приятельницу посмотреть на результат его труда. Ему не хватало её творческого подхода к затее, ведь это её идея, ей и следить за воплощением. К тому же, нужна была профессиональная реклама для привлечения туристов, а в этом Маргарита точно преуспеет.

Так фильм послужил фундаментом новой интереснейшей жизни и старого маяка, и потерявшего смысл в жизни его бывшего хранителя. Теперь для них открывались перспективы.

Маяк назывался Роковым по имени залива. Он из гранита, по соседству когда-то был гранитный карьер. Такому сооружению стоять и стоять. Тридцатиметровый – один из самых высоких на всём континенте. В серьёзной сигнальной, навигационной системе была большая нужда из-за бесконечных кораблекрушений, но как только в XIX веке маяк воздвигли, море в том районе не поглотило ни одного судна, хотя гранитные рифы никуда не делись и оставались очень опасными. Бывало, на кораблях просили специальных слухачей определять, где скалы по звукам, которые издавали залегшие на скалах морские львы: часто был слышен громкий рёв самцов.

В наши дни взамен гранитного красавца был построен новый маяк в открытом море – так посчитали будет безопаснее для мореходов, да и персонал не потребуется: процесс полностью автоматизирован. Роковой стал просто пенсионером, крепким, всё ещё сильным, смотрящим в море.

Кроме старого маяка, рядом было два коттеджа для семьи маячника и для служителей (техник, механик), да две небольшие хозяйственные постройки. Вот и всё поселение, к сегодняшнему дню пришедшее в явный упадок. Теперь – пора преображения. Два домика стали уютными отелями (там же поселился Том). Сам маяк помолодел, косметика пошла на пользу, а крепок он был от рождения.

Том, ещё работая на маяке, бережно хранил приборы, всё оборудование, старинные вещи, оставшиеся ещё от первых смотрителей. Сохранилась коллекция буёв и плавающих маяков. Керосиновые горелки, старые морские часы, карты с незапамятных времён – вся экзотика будет выставлена в музее.

Маргарита предложила свои фотографии европейских маяков с её же текстами. И главный презент – тот самый фильм о маяках. Похоже, с такими дарами музей должен получиться на славу.

В одном из писем мне, её подруге, Рита писала:

«Я старуха – так себя называю, когда злюсь на себя больную и нуждающуюся в чьей-то помощи. А вообще я дама в летах – это в сносном состоянии. Вот и сегодня болят суставы, трудно ходить, трещит голова и неймётся всему моему организму. Душа томится в такой клетке и рвётся наружу. Но выпустишь её – и останешься никем, или ни с чем. Душе – свобода, телу – смерть, но не всегда настоящая, просто бессмысленное существование, лишённое каких-либо мыслей и понимания – такого нам не надо. Душа, пребывай там, где положено, и в таком старом теле. Можешь заняться воспоминаниями о лучших днях, там есть что вспомнить. Вот мечтать уже не о чем, хотя, почему нет? Можно, к примеру, о том, как прекрасно быть в хорошем настроении, в творческом экстазе: вкусно готовить, обдумывать новые планы, писать, рисовать, или создавать ландшафтный дизайн своего или соседского сада… Теперь есть новое занятие: маяк. Надо помочь сохранить его и поддержать родившуюся идею».

Мы часто касались темы старости с подругой. Сейчас, живя в разных городах, приходится больше переписываться, чем встречаться. Мне понравилась её неожиданная ассоциация старости со страстью:

«Есть созвучие в словах старость и страсть. Кажется, эти понятия никак не могут соседствовать – но нет, могут! Конечно, это не та физическая буйная потребность в ответном чувстве. Это страсть, сублимированная, ближе к духовной. Примеров масса. Нередко пожилые увлечённо пишут или наговаривают на диктофон мемуары, рисуют, увлекаются музыкой, танцуют, фотографируют, записываются на курсы ци-гун и иных практик, занимаются любимым делом со страстью, увлечённо и ничто им не мешает, отчего становятся очевидно моложе. Они свободны, а это великий дар, к которому надо было идти всю жизнь. Наблюдала, как старость уживалась со страстью. И не всегда эта страсть эгоистичная, часто она проявляется в заботе и помощи внукам, детям, друзьям. Эти пожилые нужны и знают это, а потому не дряхлеют в бездействии, а трудятся, как позволяют силы, и уходят из жизни, как альбатросы: умирают в полёте, в деятельной, так необходимой их близким, жизни».

Главным своим достижением она считала то, что нашла средство от безысходности и хандры: ключ в свободный, построенный по её желанию, мир. Она то и дело открывала ключиком ту дверь, когда на неё нападала серость. Научилась «прижигать» на корню нежелательные, негативные мысли и притягивать положительное, желанное. Словом, одолевала серость. И теперь она ещё раз одолеет временную апатию и полетит в Австралию. Кроме маяка, у нее появилась хорошая возможность создать австралийский цикл фотографий, а возможно, и фильм. Она уже договаривается о встречах и планирует свои поездки и морские походы, задумала любопытные маршруты. Желает только одного: сил больше накопить, энергию не растратить, ведь поход предстоит любопытнейший. «Я благодарна Тому за приглашение приехать на старый маяк и провести австралийское лето во время нашей зимы. Надо успеть до наступления «зелёного сезона» ливней и штормов на Большом рифе. Собираюсь в путь через три недели. Рассматриваю фотографии обновленного маяка и думаю, как можно сделать жизнь там более насыщенной, удобной и даже прибыльной. Много работы мне предстоит и по исследованию континента. Но главное – походить по океану, насладиться синей прозрачностью воды, увидеть коралловые рифы и их обитателей. На родине уже с нетерпением ждут австралийских фоторепортажей».

Она приехала на мыс Рока ночью в дождь и шторм. Маяк предстал перед ней как актёр на сцене: снизу освещённый софитами и приветствуемый аплодисментами – волнами бушующего океана. Фоном гремел гром и сверкали ярчайшие молнии. Зрелище величественное, в то же время несколько печальное: теперь свет шёл не изнутри маяка, как тогда, когда он работал, а снаружи, но освещение было щедрым, ярким. Это выглядело знаком почтения к его возрасту и большим заслугам.