Страница 4 из 6
Один из близнецов – Анатолий Ильич продолжал учебу в Училище правоведения, по окончании которого работал прокурором судебной палаты в Тифлисе, позже занимал пост вице-губернатора в Ревеле и Нижнем Новгороде. Второй близнец Модест Ильич тоже заканчивал юридическое образование. В дальнейшем был литератором и переводчиком. С 1876 по 1892 г. был воспитателем глухонемого мальчика Коли Конради, сына Германа Карловича Конради (1833–1883) (владелец имения «Гранкино»), а после его смерти Модест стал опекуном мальчика. Написал воспоминания о Чайковском.
Сестра Петра Ильича – Александра Ильинична, как указывалось выше, после окончания закрытого учебного заведения и брака с Давыдовым Львом Васильевичем жила в поселке Каменке Киевской губернии. В будущем мать шестерых детей.
Отец Чайковского Илья Петрович – директор Технологического института, в 1863 году в возрасте 68 лет вышел в отставку. Был женат третьим браком на Елизавете Михайловне Липпорт. Жил до конца дней в Петербурге.
Глава 3
В Москве
30-летний московский пианист и дирижер, младший брат директора Петербургской консерватории А.Г. Рубинштейна – Николай Григорьевич Рубинштейн (1835–1881) прибыл в Петербург с целью найти преподавателей для своих музыкальных классов. Антон Григорьевич предложил ему взять Чайковского:
– Он из приличной семьи и пианист неплохой, не пожалеешь.
Спросили мнение Чайковского. Он с радостью согласился. 5 января 1866 года он прибыл в Москву и занял место преподавателя в музыкальных классах Русского музыкального общества (преобразовано в Консерваторию в 1866 году осенью).
Основатель и первый директор музыкальных классов в Москве Николай Григорьевич Рубинштейн, виртуоз-пианист, кумир москвичей, проявил заботу о нуждах Чайковского. Переселил его из гостиницы в одно из помещений музыкальных классов рядом со своей комнатой. Оценил музыкальные способности Чайковского и стал поощрять его стремление к серьезному творчеству. Он всего на 5 лет был старше Чайковского, но уже известен в музыкальном мире Москвы и даже за ее пределами.
Через несколько месяцев в «Московских ведомостях» появилось объявление: «Класс теории музыки Петра Ильича Чайковского открывается по вторникам и пятницам в 11 часов утра, о чем доводится до сведения желающих поступить в оный. Плата с ученика три рубля в месяц».
Ростислав Владимирович Геника, пианист, ученик Московской консерватории писал о Чайковском: «Унылой чередой проходили для Чайковского его часы уроков теории, он откровенно скучал и с трудом удерживал зевоту». Геника описал его внешность в эти годы: «Молодой, с миловидными, почти красивыми чертами лица, с глубоким выразительным взглядом красивых темных глаз, с пышными, небрежно зачесанными волосами, с чудной русой бородкой, бедновато-небрежно одетый, по большей части – в потрепанном сером пиджаке, Чайковский торопливой походкой входил в свою аудиторию, всегда слегка сконфуженный, слегка раздраженный, словно досадуя на неизбежность предстоящей скуки». По воспоминаниям того же Генике, Чайковский в обращении с учениками был «удивительно мягок, деликатен и терпелив».
В первые полтора года пребывания в консерватории Чайковский успел написать несколько романсов, первую симфонию «Зимние грезы», начал писать оперу «Воевода» (окончил в 1867 году). Большой театр в весеннем сезоне был предоставлен гастролировавшей в Москве итальянской опере, на которую сразу же начался ажиотаж. «Билеты не дешевы, но аншлаг был ежедневный», – писали газеты.
Петр Ильич сидел в первых рядах партера в ожидании начала театрального представления. Занавес поднялся, и на сцену вышла певица – примадонна итальянской оперы Арто Дезире. На шее и на руках сверкали драгоценные камни. Лицо у нее было самое обыкновенное, не поражало красотой, но вдохновенное. Она держалась раскованно, красиво двигалась по сцене, жесты ее были уместны и артистичны. Когда она запела, Чайковский с этого момента уже больше ничего не слышал, кроме ее голоса, и никого не видел, кроме двигавшейся по сцене солистки. Диапазон ее голосовых возможностей был так велик, что, казалось, у нее не две голосовые связки, а тысячи. Чайковский сидел как зачарованный и смотрел, не отрываясь, на примадонну. Она заметила восхищенный взгляд молодого человека и теперь смотрела на него и, казалось, пела для него. Все чувства, которые он испытывал, слушая певицу, отражались на его лице. Чайковский обратил внимание, что она умеет управлять не только своим голосом, но своей мимикой и жестами. В тот же вечер он написал Модесту: «Ах, Модя, какая это великая актриса и великая певица!»
Вскоре ему представился случай познакомиться с нею ближе. Находившийся в тот период времени проездом в Москве Антон Григорьевич Рубинштейн был приглашен на вечер к Дезире и взял с собой Чайковского. Дезире была уже знаменита в Европе. Теперь в Москве публика осаждала театр, где она пела, и забрасывала ее цветами.
В гостях у нее Чайковский смущался. Говорил мало, «был застенчив более, чем когда либо», – вспоминали позже его друзья. Певице понравилась не столько его внешность, сколько его скромность и деликатность, которыми не так часто наделяет природа мужскую половину человечества. С этого времени она стала присылать ему приглашения на свои вечера, и он стал бывать у нее почти ежедневно. Дезире собиралась на гастроли в Варшаву, и они решили летом оформить брачные отношения. Перед отъездом она попрощалась с Чайковским, а потом долго беседовала с Рубинштейном.
После отъезда Дезире Чайковский сообщил отцу, что собирается жениться. «Милый, дорогой мой папаша! До Вас, конечно, дошли слухи о моей женитьбе. Весной я познакомился с певицей Арто, был у нее на ужине. С тех пор я ежедневно получал от нее приглашения. Вскоре мы воспылали друг к другу нежными чувствами, затем последовало взаимное признание. Возник вопрос о браке, которого мы оба с нею весьма желаем и который должен совершиться летом. Но существуют некоторые препятствия. Во-первых, ее мать, которая находится при ней, препятствует браку, находя, что я слишком молод для ее дочери. Она боится, что я заставлю ее жить в России. Во-вторых, мои друзья, и особенно Николай Григорьевич Рубинштейн, употребляют энергичные силы, дабы я не исполнил свой план женитьбы. Они говорят, что я буду играть жалкую роль мужа знаменитой певицы, ездить по всем углам Европы, жить за ее счет и не буду иметь возможности работать. А когда моя любовь к ней охладится, останутся одни страдания, отчаяние и погибель. Несмотря на ее любовь ко мне, она не сможет жить в России и бросить сцену, которая доставляет ей славу и деньги. В настоящее время она уехала в Варшаву. Мы остановились на том, что летом я приеду в ее имение близ Парижа, и там решится наша судьба. Она не может бросить сцену, а я колеблюсь в решении жертвовать ради нее своей будущностью. Положение мое затруднительное. Я привязан к ней всеми силами души, и мне кажется невозможно и прожить без нее. А с другой стороны, холодный рассудок заставляет меня призадуматься над возможностью тех несчастий, которые рисуют мои приятели. Жду, голубчик, Вашего взгляда на это дело».
Через три дня он получил из Петербурга ответ от отца:
«Ты любишь, и она любит, ну и дело в шляпе. Но надо подумать и разобрать все по косточкам. Ты артист, она тоже артистка. Оба вы снискиваете капитал из ваших талантов. Только она снискала себе и капитал, и славу, а ты только начинаешь снискивать, и Бог знает, достигнешь ли того, что она имеет. Друзья-приятели осознали твой талант, но боятся, чтобы ты не потерял его с этой переменой. Если ты бросишь коронную службу, то не перестанешь быть артистом, даже если на первых порах и не будешь счастлив. Ты горд, и тебе неприятно, что ты не приобрел столько, чтобы содержать жену, чтобы не зависеть от ее кошелька. Если вы полюбили друг друга не ветреным образом, а солидно, как подобает людям вашего возраста, и если отношения ваши искренни, то все остальное вздор. Счастливая супружеская жизнь основана на взаимном уважении. С такой особой, как твоя желанная, ты скорее усовершенствуешься, чем потеряешь талант. Если твоя желанная имеет такие же качества, как твоя мать, на которую ты похож, то все опасения вздор. Но если придется быть прислужником, то будь прислужником самостоятельным, и когда она будет петь твои арии, то чтобы аплодисменты принадлежали Вам обоим».