Страница 15 из 16
Решительно распахнув резные двери, она оказалась в огромной, полной воздуха и света комнате, которую ее отец называл своим кабинетом и где он проводил почти все время с тех пор, как скончалась его жена. Жасмин вздохнула, проходя мимо огромной модели Аграбы с встроенным часовым механизмом. Ее маленькие водяные часы действительно работали, заставляя крохотные солнца и луны подниматься и опускаться, отмечая дни и ночи. Закатив глаза, она окинула раздраженным взглядом яркие шелковые воздушные змеи, развешанные под потолком. Их доставили султану из далеких восточных стран, где были в обычае змеи в виде драконов.
Отца она застала занятым его самой новой, любимой игрушкой, которую ему привезли с далекого запада: это была головоломка из резных фигурок разных животных, которых надо было аккуратно сложить друг на друга по мере убывания в размерах. Венчать неустойчивую пирамиду должна была фигурка мыши.
В настоящий момент султан держал в руках желтую уточку и сосредоточенно хмурился, глядя на нее.
– Отец, – вежливо заговорила Жасмин, стараясь не напугать его своим неожиданным появлением. Чтобы умерить свое нетерпение, ей пришлось стиснуть зубы.
– О! Жасмин! – радостно просиял султан. Это был пожилой, упитанный коротышка с пышной бородой – такой же белой, как снег на далеких горных вершинах. Он был немолод даже тогда, когда только женился на матери Жасмин, но тогда в его бороде были лишь отдельные белые пряди – скорее, как белые облачка на темных горных пиках. Белый тюрбан правителя украшали гладкий округлый рубин и переливчатое голубое перо. Его одежды были расшиты золотой канителью, а кушак украшен бирюзой.
Он вдруг умолк, уставившись на дочь: ее бирюзового цвета шальвары были все в пыли, у щиколотки зияла прореха, блуза измялась, а кушак перекосился.
– Милая, у тебя все в порядке?
Жасмин сделала глубокий вдох и отбросила с лица растрепавшиеся волосы.
– Нет, отец, у меня не все в порядке. Прошлой ночью я сбежала из дворца…
– Жасмин! – с упреком воскликнул султан.
Она сделала еще один вдох и продолжила:
– А Джафар заставил своих стражников арестовать юношу, который спас меня на базаре от того, кто хотел отрубить мне руку.
Султан сморгнул.
– Джафар, – снова начала она, помедленнее, – заставил своих стражников… арестовать… юношу…
– Отрубить тебе руку? – В вопле султана соединились негодование оскорбленного монарха и отчаянный выкрик испуганного отца.
– Это было просто недоразумение, – небрежно бросила Жасмин, отмахнувшись своей все еще целой рукой, как будто речь шла о совершенных пустяках. «Довольно серьезное недоразумение, – прибавила она про себя, немного поразмыслив, – которое могло возникнуть только оттого, что кто-то не имел представления о том, как устроен мир за дворцовыми стенами. Деньги. Нищета. Цена яблока». – Главное, что он спас меня…
– Джафар спас?
– Да нет же, тот юноша, – сказала она, окончательно теряя терпение. – Юноша, имени которого я не знаю, остановил того торговца, который собирался отрубить мне руку, а потом повел меня показать мне Аграбу, и Джафар его арестовал…
– Ты вышла за пределы дворца одна, без сопровождения?
– Возможно, именно поэтому Джафар и приказал арестовать того юношу, – продолжала Жасмин сквозь зубы. – Хотя он не причинил мне никакого вреда. Наоборот, он помог мне, он заслуживает награды, а не тюрьмы, но я нигде не могу его найти и поэтому очень беспокоюсь.
Султан некоторое время недоуменно таращился на дочь, лишившись дара речи.
– Признаюсь, – заговорил он наконец, – я не слышал ни о каких арестах. Однако я немедля поговорю об этом с Джафаром, обещаю тебе.
– Спасибо, отец, – сказала Жасмин, склоняя голову.
– И раз уж мы заговорили о том, что тебе чуть не отрубили руку, – продолжал султан уже более грозно, – давай-ка выясним, как так получилось, что ты покинула дворец… без сопровождения… сбежала…
– Что ж, видимо, это не так уж важно, раз Джафар может проследить за каждым моим шагом, – с горечью ответила Жасмин.
– Да, и можешь не сомневаться, я непременно поблагодарю за это Джафара.
– Поблагодарите меня за что, Ваше Величество?
Жасмин гневно посмотрела на Джафара, который в этот самый миг вплывал в комнату, как всегда, спокойный и невозмутимый. Она сбилась с ног, разыскивая его все утро, а теперь вот он, пожалуйста, является, откуда ни возьмись, как будто его нарочно вызвали. Одетый, как всегда, с ног до головы в черное и красное, поверх платья – длинная мантия с острыми плечами, высокий белый воротник закрывает шею до самого подбородка, как будто сейчас зима в морозном краю, а не разгар лета в жаркой Аграбе посреди раскаленных пустынь. Мерно постукивает своим длинным посохом с навершием в виде головы кобры… На многих облик великого визиря наводил страх, Жасмин же видела в нем только глупое пристрастие к театральным эффектам.
Хорошо хоть его глупого попугая при нем не было.
Возможно, у кого-нибудь другого столь сильная привязанность к крикливой птице вызывала бы умиление… У Джафара же она была лишь еще одним проявлением его безумия. Яркая пернатая тварь частенько целыми днями просиживала у него на плече, время от времени лакомясь сухариками, которыми ее с удовольствием угощал султан, а потом облегчаясь прямо на черную мантию визиря. Из-за этого сзади она была вся в противных белесых потеках.
И ведь никто ни во дворце, ни в городе не решался даже словечка сказать по этому поводу.
Интересно, чем сейчас занят вредный попугай? Опять треплет какие-нибудь бесценные гобелены и мусорит повсюду?
– Что ты сделал с юношей? – сердито вопросила Жасмин, скрестив руки на груди.
– Э… что? – Кажется, Джафар искренне растерялся.
– С тем юношей, которого арестовали по твоему приказу!
– Ах, с тем… Полагаю, он уже мертв. Однако я пришел сюда по гораздо более важному поводу.
– Мертв?
– Совершенно верно. Его увели в пустыню и казнили за то, что он поднял руку на принцессу крови. Ну, или что-то в этом роде, – бросил Джафар, нетерпеливо отмахиваясь.
– Кто дал тебе разрешение казнить арестованных? – задал вопрос султан.
Но Жасмин уже едва ли слушала.
Она была знакома с этим юношей всего несколько часов, но его лицо так легко всплывало в ее памяти, как будто она видела его наяву. Она помнила каждую черточку. Большие карие глаза и лучики-морщинки, которые собирались в их уголках, когда он улыбался. Маленький шрамик с левой стороны над верхней губой. Жест, которым он отбрасывал со лба волосы, когда смеялся.
А теперь его нет. Ничего не осталось. Только прах.
И все из-за нее.
– Помолчи, ты, бесполезный жалкий старик. Я пришел сюда не для того, чтобы рассуждать о судьбе какой-то Уличной Крысы, – сказал Джафар.
Отец Жасмин застыл на месте, не находя слов. Никто не смел так разговаривать с султаном. Даже Джафар. И даже Жасмин.
– Я пришел сказать тебе, что твое царствование, боюсь, подходит к концу.
– Последи за своим языком, Джафар, – с угрозой произнес султан. – Очевидно, что-то приключилось сегодня с твоей головой. Однако даже ты не можешь считать себя превыше обвинений в измене своему правителю. Что ты имел в виду под этими словами?
– Я имел в виду, – проговорил Джафар, подчеркнуто растягивая слова, – что твоему. Царствованию. Пришел. Конец. И теперь править Аграбой буду я.
– Немедленно объяснись! – вспылил султан. Его лицо побагровело от возмущения, а пухлые руки сжались в кулаки.
Жасмин постаралась сосредоточиться. Она все еще не оправилась от потрясения после новости о казни юноши, но похоже, что вокруг происходило нечто очень и очень странное.
– С великим удовольствием, – сказал Джафар. Сунув руку под мантию, он театральным жестом извлек из-под нее…
… нечто, до крайности похожее на старую, помятую медную лампу.
– Это что, какой-то розыгрыш? – с любопытством поинтересовался султан. – Разве у меня сегодня день рождения?
Жасмин тоже поначалу растерялась.