Страница 10 из 23
Платье, выбранное Луисцаром, идеально обвило фигуру Маши, подчеркнув ее стройность. Легкое, почти воздушное, но вовсе не кокетливое и игривое, а нежно-загадочное, превратившее ее в королеву-хищницу. Императору виднее, чем поразить членов Совета. Наверняка он руководствовался не только своим вкусом, но и познаниями темперамента Ордена. В Маше должны увидеть уверенную в себе наследницу целой расы, а не растерянного мышонка, попавшего в ловушку из-за кусочка лазаньи.
Маша подобрала к платью подходящие туфли на каблуке-шпильке, а волосы собрала в небрежную «ракушку» на затылке и заколола золотой шпилькой. Убедившись в отсутствии огрехов в своем внешнем виде, она вышла из комнаты. У лифта ее ждали все сопровождающие. Стон и Блин над чем-то смеялись, Тальина очередной раз одарила Машу показной улыбкой, а Луисцар, вертевший в руке бластер, на миг замер. Маша медленно плыла по коридору, оставляя за собой развевающийся от грациозной походки шелковый шлейф.
– Надеюсь, мы не опоздали, – улыбнулась она, подойдя ко всем.
– Я тоже надеюсь, – не преминула возможностью добавить ложку дегтя Тальина. Не зря Маша чувствовала в ней фальшь. Корыстную фальшь.
Флиомы первыми запрыгнули в лифт, за ними вошла Тальина, а Луисцар, все такой же молчаливый, проследил за тем, как входит Маша. Она заметила, что без матери он более сговорчив, и планировала позже выведать у кого-нибудь, что представляет собой Тальина.
Когда лифт доставил их в нужное место, они встретились с двумя крокодилообразными громилами в костюмах из жесткой ткани. Разевая зубастые пасти, они велели сдать оружие и указали на бластер Луисцара. Тот не желал расставаться с оружием и ответил:
– Я намерен использовать его исключительно во здравие.
Маша заулыбалась и прикусила губу, чтобы не засмеяться. У Луисцара было чувство юмора. Своеобразное, но было. Может, он и сам об этом не догадывался. Спорить с охраной было бесполезно. Бластер пришлось сдать, иначе Луисцара не пустили бы на слушание.
Зал заседаний за массивной дверью имел круглую форму. В центре на полу, похожем на лоскутное одеяло, пестрое, как ткань-шотландка, ромбами были обозначены места для виновников слушаний и разбирательств, а вдоль стен на высоте в человеческий рост круговая трибуна, заполненная двумя десятками представителей разных рас. Маша сочла невежественным разглядывать их, поэтому старалась вести себя непринужденно. Она, подобно остальным, встала в один из ромбов и дождалась, пока пчелиный рой Совета перестанет шушукаться и объявит начало рассмотрения дела о нашедшейся хранительнице памяти погибшей расы палал.
Члены Совета оказались пренеприятнейшими личностями, возомнившими себя вершителями судеб. И у них были причины надменно себя вести. Все-таки в их руках власть над всей Вселенной. Они допросили флиомов, и когда те подробно рассказали, как нашли Мариэль, члены Совета начали задавать провокационные вопросы, почему агенты разведывательной службы своевольничали, привезя ее в Опретаун? Почему не отправили ее в больницу землян? Почему не допустили мысли, что она может оказаться аглом? В общем, Стон и Блин пострадали за то, что нашли ту, которую Орден искал тридцать лет. Маше даже стало их жаль. Она периодически переглядывалась с Луисцаром, а он одним только взглядом давал ей понять, что все нормально. Маша вдруг поняла, что привычная ей бюрократия не столь плоха, как кажется на первый взгляд.
Как только флиомы получили выговор за злоупотребление должностными полномочиями и услышали, что в отношении этого инцидента будет назначен суд, где рассмотрят вопрос о снятии с них высшего допуска, Совет перешел к допросу Тальины.
– Вы – императрица Опретауна, стоявшая у власти во времена гибели расы палал. Согласно отчетам, палал и опреты состояли в тесных дружеских отношениях на протяжении семи столетий. Признаете ли вы, что это Мариэль?
Тальина взглянула на Машу с некой снисходительностью, больше похожей на жалость, и улыбнулась:
– У нее типичные для палал волосы и глаза. Восстановился генный знак на ладони. Я не исключаю вероятность его подделки. Но, да будет вам известно, принцесса Мариэль и единственный наследник престола Опретауна, мой сын Луисцар, – почему-то Тальина сделала акцент на «единственном наследнике», – запечатленная пара. Думаю, он почувствовал бы, если бы перед ним предстала самозванка.
Она не заикалась и не выбирала слова покрасивше, чтобы угодить Совету, как это делали флиомы. И больше ей не задали ни единого вопроса.
– Вы – нынешний император Опретауна, – обратились к Луисцару, – и да будет вам известно, – говоривший уколол Тальину взглядом, – единственный наследник трона не от рождения, а по стечению обстоятельств, признаете ли, что эта женщина – Мариэль, принцесса расы палал, ваша запечатленная Вселенной невеста?
Луисцар гордо поднял подбородок и отрезал:
– Признаю!
– У вас имеются сомнения?
– Нет!
– Обоснуйте свою уверенность, – потребовали от него.
Маша едва не хлопнула себя по лбу. Она была уверена, что от злости на Совет у нее покраснели волосы.
– Я считаю членов Совета самыми мудрыми и справедливыми судьями во всей Вселенной и не вижу причин подробно рассказывать, что значит быть с кем-то запечатленным. Многоуважаемый Орден знает это лучше меня. Можно обмануть зрение, слух, обоняние, но не сердце. Эта женщина прописана мне Вселенной, и наша связь – нить, объединившая души. Запечатленный никогда не признает самозванку своей парой.
«Вау!» – пронеслось в голове Маши, и она приковала к Луисцару обалделый взгляд. Ей по-разному признавались в любви. Конечно, все это было игрой. Особенно в постели. Мужчины нашептывали признания, чтобы приободрить ее, раскрыть и получить максимум удовольствия. С Луисцаром все было иначе. Он будто действительно ждал ее, искал, изнывал от тоски, а теперь не мог поверить в свое счастье, боялся оказаться обманутым и вновь потерять ее.