Лети, не бойся

И всё же возможные выгоды от взаимопроникновения миров делали людей куда покладистее. Колдовскую пользу Купалы спешили извлечь многие. Пожалуй, в каждом жилище было приготовлено по кувшину, который ночью следовало наполнить водой из пруда, где проснутся не только утопленники, но и русалки. Такой водой потом лечились и окропляли от беды окна. Готовили и жернова с зерном, чтобы молоть муку непременно в эту ночь, дабы потом печь хлеб, начинённый её силой. Готовились люди собирать и особые травы. Жаждали узнать секреты, обрести богатство и покровителя с той стороны. Много чем был знатен Купала. Наверное, самый важный день, и для живых и мёртвых.

Проснувшиеся с рассветом старик и его гости тоже взялись за работу. Предстояло приготовить многое. Гобоян раздавал указания, и Миша послушно следовал им, украдкой поглядывая на своих новых товарищей, как те ловко управляются с обработкой неизвестных мужчине растений и готовят из них сырьё. Ближе к полудню приготовления были окончены. Готовым скарбом наполнились увесистые холщовые сумки. Товарищи наскоро перекусили, повесили сумки на плечи и двинулись в сторону крайнего навеса на западной оконечности деревни.

В расположившуюся под навесом конюшню, зашёл Арис и вскоре вернулся, ведя под уздцы трёх сильных молодых коней. Их напоили из корыта, в котором Гобоян размешал приготовленное свежее снадобье. Животные будто вспыхнули изнутри: глаза их увеличились, шерсть приподнялась над шкурой, выступила испарина. Они принялись бешено бить ногами на месте, словно хотели скинуть невидимых наездников. Дикие голоса коней разрывали перепонки и заставили Мишу спрятаться за оградой. Но, вскоре они угомонились, и тогда Арис, накинув узду на каждого коня, раздал поводья Гобояну и Кросу, а одни оставил у себя.

Прежде чем сесть на коня самому, Арис помог Мише взобраться на спину животного, что тот проделал далеко не с первого раза.

– Ты что, верхом не ездил? – удивился бородач.

– Конечно нет! С изобретением машин животных оставили в покое!

– Трудно тебе придётся, брат, – вздохнул Арис и тронул за уздечку, нагонять уехавших вперёд товарищей. От непривычки быть верхом на лошади Миша всю дорогу молил небо сохранить ему в целостности причинное место, нещадно стучащееся о спину и холку животного. Арис оказался прав – легко не было.

Вскоре процессия покинувших деревню мужчин миновала первую сосновую рощу, за ней березовую, обогнула стороной ряд прудов с заросшими высоченным камышом берегами. Проскакала под утёсом крутого холма и выскочила на заброшенную дорогу к огромному полю. Взлетая с холма на холм, компания всадников выехала на поле и стала приближаться к тому самому пресловутому лесу, где Миша, заблудившись, чуть не расстался с жизнью. Теперь коварный лес обрёл имя – Средень.

Чем ближе становилась стена леса, раскинувшегося на границе Одинты, тем сильнее чувствовался его запах, что доносил ветер с западной стороны. Это был отвратительный запах гнили, словно идущий от открытого гигантского скотомогильника. Затем ветер усилился. Он неожиданно стал набирать обороты, ударяя порывами по людям и едва не опрокидывая их, покуда яростный натиск не превратился в беспрерывный шквал, сквозь который кони еле тащились вперёд. Уже не так стало важно, какие запахи нёс набравший силу ураган. Всадники закрыли глаза, вжались в своих коней и лишь скрипели зубами от натуги.

Высокая трава поля превратилась в стелящийся в нескольких сантиметрах над землей живой ковёр, который трепыхался под разбушевавшейся стихией. Ветви деревьев вытянулись по ветру, будто ищущие помощи руки, обнимающие собственные стволы как тела, защищая их от внешней угрозы. А неистовый ветер рвал и терзал их, отнимая лист за листом, и ломая ветви, словно человеческие кости.

Не сговариваясь, что было бы и невозможно в таком положении, всадники остановились и насилу спешились с коней. Гобоян, упираясь изо всех сил ступнями, медленно пошёл вперед. Прошёл с десяток метров и воткнул перед собой в старую межу посох. Затем достал из сумы венок и повесил его на верхушку посоха. Ветер словно взвыл от досады, взорвав ушные перепонки высокой нотой.

Мише показалось, что находиться за спиной Гобояна стало безопаснее. Крос и Арис разошлись по сторонам вправо и влево чуть позади старика и также воткнули посохи в землю. Как только на них легли такие же венки, ветер за образованной стеной почти стих, и воцарилась тишина.

– Щит готов, – Гобоян наделил именем проделанную работу, – теперь отнимем у них волю!

Арис вогнал за щитом в землю кол, к которому привязал коней, затем преклонил колено и достал из наплечной сумки пучок сухой травы, кусок дерева и палочку для огнива. Крос выложил рядом несколько чёрных камней угля. Старик тоже полез в свою сумку и достал оттуда закрытую крышкой ступку с белёсым раствором. Он вышел за границы сооружённой треугольником стены и пучком смоченной в растворе травы стал обводить вокруг защиты круг. Пока Гобоян мазал траву, он бормотал что-то под нос на незнакомом Мише наречии, повышая голос всё выше и выше, покуда не свёл круг, чуть ли не крича. Михаил тоже снял сумку с плеч и с любопытством наблюдал за движениями товарищей.

Арис растёр палочкой в дереве огонь, бережно выложил его на землю и стал подносить к огню один за другим куски угля. После того как все они занялись пламенем, он сложил уголь в кучку. Язычки огня заплясали по чёрным бокам древесных камней, бросая искры вверх. Товарищи застыли вокруг ещё так несмело дрожащего пламени, смотрясь букашками на фоне грозной громады леса и той чёрной силы, что сгрудилась там. И только они сами верили, что смогут не только выстоять, но и победить зло, спасая надежду на выживание всего мира.

***

Ещё не успело до конца стемнеть, как веселая беготня и игры, разгоревшиеся в деревне, вылились на берег пруда, где людей дожидались главные мгновения праздника. Девушки расплетали косы и вставляли в волосы заговоренные растения, ребята подняли над землей огромный шест, воткнули его в заготовленную яму и самый расторопный закрепил на вершине шеста колесо, к которому привязал черепа собаки, лошади, коровы и кошки.

Как только последние отблески солнца сползли с мира за горизонт, мужчины запалили костры и окружили их. За накрытыми едой и напитками столами зашумела жизнь. Хмельной квас и настойки плескались в чарках, вздымаемых вверх под пламенные речи разрумяненных людей. Яркий свет горящих костров осветил землю и пруд. Воздух нагрелся вблизи огня подобно солнечному свету, и празднующие запели во славу Купалы и цветения жизни в его лучах.

Холостые парни и девушки, взявшись за руки, принялись скакать через огонь и заклинать друг друга в супружеском союзе. Среди них были и Варя с Мокшей. Они разбегались и, отталкиваясь от земли, будто парили над алыми языками огня, переносясь на другую его сторону. Жар обжигал их руки, но они их ни разу не отняли их друг от друга. Глаза пар оставались соединёнными взглядом, которому неведом был ни страх огня, ни другой из стихий, поскольку тот сам был ею. И, наверное, самой сильной из всех, по имени любовь.

Напрыгавшись через огонь, молодые стали обливаться водой и звать свои пассии в друзья и подруги. Ребята гонялись за нравившимися им девчонками и старались стащить с тех одежду, чтобы заполучить их как знак будущего союза. Место у пруда зашумело хмельными играми и смехом.

Тем временем, Алекса первым из мужчин деревни, схватил из груды камень и попытался сбить им какой-нибудь из черепов наверху шеста. За ним следом это стали пробовать другие. Ведь сбить череп – всё равно, что дать в глаз колдуну или колдунье. Далеко не всем такой трюк удавался, но раз за разом прилетавшие в цель камни вскоре оставили на колесе лишь осколки белых костей. Подвыпивший Алекса выхватил горящую ветку из костра и полез с нею наверх шеста. Там он зажёг колесо и счастливый сполз назад на землю, где принялся горлопанить о незавидной доле нечистой силы и бесплодности её попыток взять его лично, Алексу, за потроха.