Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 92 из 97

Девушка подошла к окну, повернула ручку и открыла его нараспашку. Свежий воздух ворвался в комнату, перевернул листы бумаги на столе.

– Неприятное зрелище, согласись? – Мурашов стоял в дверях. – Мне самому противно от себя. Советую, на кухню не заходить.

Даша улыбнулась. Слезы продолжали свой путь из глаз, стекая по щекам и растворяясь где-то в свитере.

– А зачем же ты так? – задала девушка глупый вопрос, ведь сама все понимала.

Влад усмехнулся. Подошел к столу, выдвинул стул и присел на него.

– В тишине проще, что ли, залечивать свои раны, – он достал из пачки, лежащей на столе сигарету, прикурил. Табачный дым ударил Даше в лицо. – Это как серьезная, сложная операция. Шансы, что пациент выживет, очень малы. Я бы даже сказал, их практически нет. И вот ход операции: сильная анестезия – алкоголь, как ничто другое подходит на эту роль, ватный тампон, чтобы убрать пот с лица, снять дикое напряжение – табачный дым хороший в этом помощник, и скальпель, такой острый, что даже наркоз не помогает заглушить боль.

Даша присела на край постели. Смотрела на Влада, плакала.

– А что же в этой операции заменяет скальпель? – голос звучал сипло, словно девушка его сорвала, застудила.

– Тут целый набор хирургических инструментов. Есть даже те, что побольнее режут. Один вот прямо сейчас сидит напротив меня. Смотрю на него, и выть хочется. Встать со стула, подойти к окну и сигануть вниз. В пропасть.

Даша почувствовала, как в горле застрял ком. Она резко вскочила с кровати и рванула к окну. Одним движением руки захлопнула стекло и повернула ручки. Мурашов даже не пошевелился, на губах у него играла легкая ухмылка.

– Да ты так не волнуйся, – смеялся он, – не буду я прыгать, и вешаться не буду. Не хочу. Пойми, эти чувства надо прожить самому. Не стоит их прятать в себе, закрывать на сотни замков, обесценивать. Ведь они могут сожрать тебя изнутри, и вот тогда ты точно способна броситься под машину или его похуже, – Влад потушил сигарету о спинку стула. – Проживать боль, чувствовать ее и побороть в итоге – это своего рода искусство. Огромный опыт, который не раз пригодится в жизни.

Даша все еще плакала. Не могла остановиться, как бы не старалась.





– Прости меня, – прошептала она, – прошу, прости!

Влад улыбнулся тепло. Привстал со стула, подошел к девушке и обнял ее на плечи.

– Знаешь, я всегда умел говорить красиво. Говорить душой, искренни, горячо, правдиво. Говорить много и сильно. О тех вещах, что болят, терзают, ломят где-то внутри. Я мог рассказать о чувствах, которые колют, режут глубоко в подсознании. Умел играть, орудовать, защищаться словом. Мне казалось, что донести важное, главное словом – это так легко и просто, что мне нечего бояться в этой жизни, – Влад всхлипнул. Задрожал. – Но последние дни я просто молчу. Сам с собой. Смотрю куда-то вдаль и ничего не вижу, словно кругом темнота. И мне не страшно, я принял это. И вот сейчас я осознал, что слова потеряли знание, они стали ничтожны, малы, ими просто не описать то, что творится внутри меня. Они стали мишурой, красивой окантовкой состояния, но не его смыслом, – парень перешел на шепот. Его стало трясти сильнее, но он не отпускал Дашиных плеч, так было не страшно. – Я стал закрывать глаза, пропускать через себя свою же боль, обиду, ненависть. Теперь они во мне. Я знаю о них все. Какие они на вкус, какой формы и размеров, так сложно будет их искоренить. И больше я не бегу от них. Остановился, открыл глаза, распахнул свои руки и принял их, сдался, впустил в себя, как впускает земля воды. И теперь боль ломает меня, рушит, но я сильный, я выдержу, – Влад замолкает. Слышится лишь тихое, ровное дыхание. – Я любил тебя, и буду любить всегда, как и обещал. Ничто не изменит во мне этих чувств. Во мне нет больше на тебя обиды, там теперь только благодарность и безграничная любовь. А прощать, увы, я не умею, да и никто на этой планете не способен на такое. Так что, Бог тебя простит. А я просто отпускаю.

Влад обнял ее сильнее, прижал к себе в последний раз. Его глаза были мокрыми от слез. Даша думала, что вот так штормит океан, когда ему плохо, когда ему больно. Он не кричит, он прячет внутри себя все чувства, и не дает им выхода. Но те все равно берут вверх, вырываются и топят все вокруг. Сейчас она смотрела на океан.

– Я не хочу, чтобы тебе было больно, – хрипло сказало Даша, – я знаю, что ты говоришь это специально, чтобы успокоить меня. Прошу ненавидь меня, я разрешаю тебе это. Выплесни всю волну горя на меня, и уверяя, тебе станет легче.

Влад в ответ наклонился и поцеловал девушку. Нежно, страстно. Вложил в этот поцелуй остатки своих чувств.

– Мы теперь с тобой друг для друга всего лишь тени, отголоски в толпе из прохожих. Зачем мне ненавидеть остаточное явление!

И Влад засмеялся. Громко. Звонко. Он точно сошел с ума. А затем вновь резко зарыдал. Его трясло, как на морозе. Даша обняла его сильно и заплакала вместе с ним.

– Значит, мы никогда не попадали в слепую аварию, – Влад плачет. Это больно. Словно ему отрезают ногу без наркоза.

Даша не поднимает глаз. Она не может смотреть на него. Паршивое такое чувство – вины.