Страница 66 из 75
Высовываю голову в окно и вижу как наш поезд изгибается дугой, лёгкие занавески, нанизанные сверху и снизу на медные прутки, пузырятся с лёгким шорохом.
«Блин»!
Купе заполняется невидимым в темноте дымом: прыгаю вниз и закрываю окно.
После Бологого в купе неслышно проскользнула Оля и сразу же, не спрашивая, открыла окно.
– Сейчас говорила с Новаком, – подруга, не теряя времени, почти в полной темноте деловито сооружает большой бутерброд из того, что послал нам бог. – на билетах имеются смазанные частичные отпечатки нескольких человек, но точных совпадений с найдёнными у тебя на квартире – нет.
– Что, тогда отбой?
– Ни ф коем флучае! – Оля энергично жуёт и прихлёбывает нарзаном. – Не рассслабляться, чует моё сердце – они это. На станции прошлась по перрону: в их купе открыто окно, но света нет. Почти все уже спят, только в купе у Богословского возня… боюсь покатится наша комсомолка по наклонной плоскости и я буду в этом виновата.
– Кого-кого? Никиты Богословского? – Подливаю подруге в стакан ещё воды. – Так вот это кто такой! А я тут на всякий случай свои органы чувств подтьюнил, слышу стукнул кто-то в стенку: приставил стакан – слушаю. А там павлин какой-то перья распушил: «Хочу авто купить, „эмку“, вот только не продают её в личную собственность. Писал наркому внешней и внутренней торговли товарищу Розенгольцу, он отказал. Может брат твой поможет»? Ты понимаешь, у двадцатилетнего пацана деньги на машину есть!
– Понимаю, – кивает головой Оля. – а тут заслуженному человеку приходится икрой паюсной давиться.
– Точно! – Хохочем вместе.
Неожиданно поезд довольно резко притормаживает, бутылки сметает со стола и Оля – левой, а я – правой синхронно ловим их у самого пола. Подруга одобрительно подмигивает мне.
– Не дрова везёшь! – Дурачась кричит Богословский из-за стенки под хихиканье официантки.
– Вот только я не понял, – оглядываю пустой стол. – что за брат за такой крутой у нашей комсомолки, что может в обход Розенгольца «эмку» достать?
– Это – ты. – Давится от смеха Оля.
В Малой Вишере поезд остановливается на десять минут. Подношу руку к глазам.
«Без пяти два, до Ленинграда ещё три часа пути».
К моему окну по полупустому плохо освещённому перрону неспеша подходит парочка. В последний момент успеваю отпрянуть от окна в глубь купе: давешний гигант ведёт под ручку даму, которая внимательно смотрит в мою сторону.
Полулежу на верхней полке, опираясь спиной о наружную стенку купе. По ней и оконному стеклу мерно постукивают редкие капли дождя.
«Бух, бух-бух». – Почти неслышные толчки я скорее ощутил спиной, чем услышал.
Быстро поворачиваю голову к окну: в кромешной темноте едва различаю чёрную тень, перечёркнутую серой вертикальной линией. Хватаю наган, взвожу курок, мягко соскальзываю вниз, поднимаю револьвер на уровень плеч и замираю, напряжённо вглядываясь в окно. Ослепительная вспышка молнии белым неоновым светом вдруг освещает всё вокруг, ярко отразившись в дверном зеркале позади. Прямо на меня смотрит чуть расплывающееся в мокром от дождя окне дуло пистолета, ниже – рифлёная подошва ботинок, дальше – тёмная узкая фигура, повисшая на толстой белой верёвке, и белое перекошенное от злобы женское лицо с открытым ртом.
Не целясь, нажимаю на спусковой крючок и лишь на секунду опережаю свою противницу. Грохот выстрелов сливается с громовым раскатом от близкой молнии. Стекло на мгновение покрывается мелкой сеточкой, затем ухает вниз, как отхлынувшая волна, а в лицо ударяет порыв тёплого влажного воздуха. Ногами вперёд обмякшее тело диверсантки, опоясанное простынёй, влетает в оконный проём, скользит вниз в широкой петле и застревает в ней подмышками.
– Хальт! Хендэ хох! Книн! – Из коридора слышится властный Олин голос. – Вяжите его, живо!
Потрясённо смотрю как из левого глаза диверсантки вытекает чёрная густая кровь и не могу опустить наган. Влетевшая через секунду в купе Оля с первого взгляда оценивает обстановку, отбирает у меня револьвер, сажает на диван и включает свет.
– Дура, дура, дура… – причитает она, быстро осматривая меня.
– Содом и Гоморра! – Всплёскивает руками появившийся в дверях проводник.
– Коньяк… – дрожащей рукой показываю на свой чемоданчик.
– Вот здесь, товарищ Чаганов, распишитесь… – Следователь линейного отдела НКВД на транспорте протягивает мне протокол допроса.
Выхожу в коридор из «композиторского» купе, превращённого в допросную, за мной в неё заходит Оля. Поезд стоит у перрона Московского вокзала, но на нём ни души: оцеплен милицией.
– Так им и скажи, – кричит в догонку переводчику из НКИДа начальник Ленинградского управления НКВД комиссар госбезопасности 1-го ранга Заковский. – ихний диверсант признался во всём.
«Оля умеет убеждать».
Сотрудники германского Генерального консульства понуро бредут по перрону в сторону вокзала.
– Извини, Алексей, забыл спросить, – Заковский поворачивается ко мне. – ты как себя чувствуешь?
– Всё в порядке, Леонид Михайлович.
– Я вот что хотел тебя спросить, – он берёт меня под руку и мы выходим на воздух. – что у вас там происходит в центре? Звоню Фриновскому – его нет на месте и никто не знает где он, Шапиро – отстранён. Ходят слухи, что наркомом назначен Ворошилов. Это правда?
– Правда, указ ЦИКа уже подписан, но дела ещё не принял. Сегодня будет собрание центрального аппарата, там наверное его и представят. Заведует секретариатом товарища Ворошилова комдив Хмельницкий, звоните ему. Он сможет вам подтвердить мои полномочия (Заковский бросает на меня встревоженный взгляд)… Я прислан сюда товарищем Ворошиловым чтобы на месте ознакомиться с ходом расследования в отношении ведущих сотрудников Ленинградского филиала Остехбюро и дать предложения по его реорганизации. Прошу вас дать распоряжение по управлению.
– Конечно, Алексей… – Он облегчённо выдыхает.
– Вы просили напомнить… – сзади к нам приблизился порученец Заковского. – насчёт товарища Люшкова.
– Ах да, – спохватывается он. – звони Семёнову, пусть организует ему охрану, на границе неспокойно и пусть предупредят о его приезде начальников застав.
«Люшков собрался награницу с инспекцией? Меня терзают смутные сомнения».
– Я бы на вашем месте, Леонид Михайлович не спешил с этим… – Многозначительно качаю головой.
– Стой! – Заковский рукой останавливает подчинённого. – Погоди.
– … вы говорите Люшков собрался на границу?
– Да, с инспекцией пограничных застав прибыл вчера. – Упитанная, начинающая расплываться, фигура главы НКВД Ленинградской области напряглась.
– А кем подписан приказ о назначении инспекции?
Заковский бросает требовательный взгляд на порученца.
– Товарищ Люшков мандата не предъявлял, – бойко рапортует тот. – устно сообщил, что это распоряжение товарища Фриновского. Я ж вам докладывал.
– Правильно. Я поэтому и стал звонить в Москву. – Заковский снимает фуражку и начинает вытирать носовым платком пот со лба.
– Транспорта Люшкову не давать…
– Товарищ комиссар госбезопасности 1-го ранга, вас к аппарату ВЧ! Звонит товарищ Жданов! – К нам подбегает запыхавшийся майор госбезопасности.
– Спасибо, Алексей, – Заковский крепко жмёт мне руку. – подожди меня вместе поедем в Управление.
«ЛЭТИ, улица Попова, альма матер»…
Ноги сами находят дорогу на второй этаж к кабинету декана электрофизического факультета Вологдина. В приёмной всё та же Матильда Казимировна всё так же хмурит лоб.
– Опаздываете, Чаганов, – испепеляет она меня взглядом. – вам когда было назначено?
– Прошу прощения, поезд опоздал. – Оправдываюсь по привычке как студент.
– Заходите уж, – секретарша удовлетворена моим жалким видом. – Валентин Петрович у себя.
Профессор Вологдин ничуть не изменился с последней нашей встречи: окладистая седая борода, высокий морщинистый лоб и карие с прищуром глаза. Легко поднимается из-за стола, встречает в центре кабинета с мебелью конца прошлого века и дружески пожимает мне руку.