Страница 14 из 75
«Стоп! А чему они радуются?… Уж точно не за меня. Как то всё очень уж гладко получается… и потом это подозрительное шуршание за спиной… Предположим, что первоначально ручка находилась у Заковского. Мог он её передать кому-нибудь из соседей?… Определённо мог. Егор Кузмич со своего третьего ряда момент передачи скорее всего не заметил бы, да и шум был очень коротким.
Тогда ручка сейчас находится у соседей Заковского либо у Фриновского, либо у Курского или осталась у него самого… Фифти-фифти и ещё фифти».
– Сейчас на счёт «три» ручка окажется в кармане Косырева! – Отступаю к двери, картинно задираю голову к потолку. – Раз!.. Два!.. Два с половиной! (Правая рука Фриновского слегка дёрнулась, ощупывая карман) Три!
– Нет ничего. – Разводит руками комсомольский комсомольский лидер под дружный смех публики.
– К сожалению фокус не удался… – Сокрушённо опускаю голову. – ручка осталась в правом кармане Михаила Петровича Фриновского.
Под присмотром десятков глаз он виновато достаёт «Паркер».
– Заковский! – Чуть не взвыл с досады Ежов. – Ты нас продал! Платок носовой он вынул, это знак был!
– Товарищ Ежов! – Затрясся всем телом глава ленинградского НКВД. – Не было такого.
– А-а-а! Врёшь! – Вдруг закричал нарком, безумным взглядом обводя комнату. – Так вы сговорились с Чагановым. Заранее!
– Николай Иванович! Вот те крест! – Испугавшись своего жеста, «Паулс» оглядывается по сторонам.
«Хм, по католически крестится: ладошкой слева направо, а вообще – неожиданный поворот».
– И этот человек возглавляет… – Щурится Ежов.
– А вдруг товарищ Чаганов действительно может мысли читать? – Из угла доносится голос невысокого грузного лысоватого мужчины лет сорока с петлицами комиссара госбезопасности 2-го ранга, весь вечер молча просидевшего за столом, изредка сморщившись пригубливая свою рюмку. – Как Гарри Гудини или Вольф Мессинг.
Абрам Слуцкий, это был он, лишь недавно вернулся на свою должность начальника Иностранного Отдела после ссылки Шпигельгласа на Дальний Восток и выглядел здесь, среди сотрудников сильно обновившегося центрального аппарата, «белой вороной».
«Что мысли, я будущее могу предсказывать»…
Часть собравшихся восприняла слова начальника ИНО на полном серьёзе: поёжилась как от холода и опустила глаза, другая – обратила свои взоры на начальство – какие будут указания.
«Показал, называется, фокус… того и гляди, и те и другие кинутся толпой да удавят в углу. Что делать? Не сдавать же Кузмича».
Внизу хлопнула входная дверь и сквозняк, пронизавший здание, прихлопнул полуоткрытую стеклянную дверцу посудного шкафа-горки.
«Хорошая идея».
– Настоящие фокусники никогда своих секретов не выдают, но чтобы не поехать отсюда в камеру на допрос (никто даже не улыбнулся), докладываю: фокус называется «на воре шапка горит». Смотрел кто дёрнется на счёт три…
«Выдохнули, задвигались».
– Ну и что увидел? – Спросил кто-то.
– Неа, заметил в стеклянную дверь шкафа как Михаил Петрович ручку перепрятывет.
Зал грохнул от смеха.
«Поверили».
Москва, Центральный Аэродром,
1 мая 1937 года, 09:45
Опускаю взгляд на часы.
«Точно по графику».
Сижу у бокового окна в полукруглом салоне на носу самого большого в мире воздушного корабля «Максим Горький». За небольшим столиком у переднего окна над исчерченной цветными карандашами картой склонились две белозубые девушки в авиационных шлемах – штурмана, с трудом сохраняющие деловой вид и то и дело стреляющие смешливыми глазами в мою сторону.
«А почему двое штурманов на борту? Командир агитационной эскадрилии Михаил Кольцов еще не определился с выбором? Да, но и откидных штурманских столиков тоже два. Запишем в загадки»…
По другую руку от прохода на такому же как у всех никелированному креслу подходит граф Алексей Николаевич Толстой, при встрече на лётном поле вспомнил нашу случайную встречу два года назад и тепло поздоровался со мной, удостостоив стоящего рядом Кольцова лишь холодным кивком. Представил свою спутницу Надежду Алексеевну Пешкову, бывшую невестку Максима Горького, элегантную даму лет тридцати пяти, с большими живыми близко посаженными карими глазами, пухлыми щеками и крупным носом, дающими все вместе на удивление миловидное лицо. Вскоре выяснилась и причина столь прохладной встречи двух выдающихся деятелей культуры: Кольцов отказал классику в месте в носовом салоне, точнее навигационной рубке, за которое развернулась нешуточная борьба. Но лучший журналист страны недооценил изворотливости графа, тот через «Тимошу» (такое прозвище дал Пешковой Горький), родственницу героя Советского Союза Михаила Громова, который сегодня пилотирует МГ на Первомайском Параде, добился своего и сейчас вместе со своей дамой устраивается у противоположного бокового окна.
Увидев меня в центральном холле аэропорта, Иван Михеев, сегодня – второй пилот МГ, поймал меня в свои сильные объятия и долго не отпускал.
– Лёшка – наш человек, – глотая слоги говорил он стоящему рядом Громову. – не сдрейфил тогда… я тебе так, Михалыч, скажу: смело можешь садить его в моё кресло – не подведёт.
– Приятно познакомиться. – Открытый добрый взгляд, железные тиски огромной ладони.
«Да, современная авиация – это не для хлюпиков. Попробуй поворочай штурвал самолёта, подави на его педали… А от предложения второго пилота просто отмахнулся, чувствуется что у Громова на хозяйстве – порядок, сам решает кому где место»…
Двоих корреспондентов центральных газет, в последний момент лишившиеся своих мест, Кольцову пришлось пересаживать в салон похуже, за кокпитом, а середину нашего – занял оператор, который напрочь заблокировал треногой своего киноаппарата выход пассажирам. Оборачиваюсь назад и сквозь двери проходной кабины пилотов виден длинный коридор аж до самого хвоста воздушного лайнера виден чинный ряд кресел и столиков перед ними с изящными настольными лампами. Вышитые скатерти и занавески радуют глаз аккуратными складками, на буфетной стойке сияет «обтекаемыми» формами, возможно, тот самый электрический самовар, что чуть не убил меня в первом полёте.
От крыльев самолёта одновременно отчаливают два грузовичка с движками в кузове, раскрутившими последнюю пару двигателей МГ.
– Сдержанный рокот моторов переходит в гул, – Раздаётся сзади громкий голос Михаила Кольцова. – «Максим», слегка переваливаясь на неровностях почвы… рулит по аэродрому и, наконец, выбирается на недавно построенную бетонную взлётную полосу. Рёв моторов заглушает всё вокруг… здание аэропорта ускоряет свой бег, потряхивание на стыках плит становится всё мягче и… вот «стальная птица» плавно отрывается от земли. С замиранием сердца смотрю вниз и в тысячный раз испытываю всегда новое чудесное ощущение взгляда с птичьего полёта, которое холодит сердце и превращает всё сущее на земле в модель-схему, вычерченную по линейке.
«Не ожидал такого, журналист-инноватор ведёт живой радиорепортаж с борта самолёта „Максим Горький“! Прямое включение»!
Рядом со мной на пороге между пилотской и штурманской кабинами маячит «золотое перо Союза» в наушниках и с выносным микрофоном в правой руке. Его левая рука лёгким взмахами акцентирует окончания фраз. Сидящий напротив Толстой кривится и закатывает глаза.
– Вот на горизонте появляется стая металлических птиц… – репотаж начинает походить на трансляцию с футбольного матча. – наш «Максим» делает величественный разворот и… оказывается во главе колонны военно – воздушных сил! Именно он будет открывать Первомайский военный парад!
– Товарищ командир, – одна из девушек-штурманов склоняется над установленным перед ней микрофоном. – от пересечения железной дороги с Ленинградским шоссе нужно держаться шоссе, которое приведёт к Красной площади.
– Слыша эти указания я с трудом скрываю улыбку, – доверительным тоном делится своими мыслями с сидящими в нашем салоне и со всей страной Кольцов. – я вспоминаю как этот самый пилот, что держит сейчас левый штурвал «Максима», блестяще совершил на моих глазах опаснейшую посадку у французского городка на реке Луаре, проявив свою исключительную способность ориентироваться даже в условиях абсолютно незнакомой местности, усложнённой темнотой и проливным дождём. Вряд ли сам пилот помнит этот незначительный эпизод своей многолетней воздушной работы, которая сделала его известным всему миру. Это – Михаил Громов, Герой Советского союза. Другой штурвал – в надёжных руках Ивана Михеева, орденоносного пилота. Сегодня с нами в полёте лучшие люди страны: рядом со мной сидит Алексей… (Толстой снисходительно поворачивает голову к репортёру, но Кольцов из под носа уводит у него микрофон)… Чаганов, недавно вернувшийся из зарубежной командировки. Еще два года назад он был никому не известным студентом, а сегодня – руководитель, в подчинении у которого сотни людей. Что вы пожелаете, Алексей Сергеевич, миллионам наших радиослушателей в этот праздничный день?