Страница 29 из 42
«Адлониада»
Под началом заурядного лидера министерства иностранных дел Германии работало множество настоящих специалистов и друзей России. С началом войны они были обречены на практически абсолютную беспомощность и бездеятельность. Общий перевод министерства иностранных дел в почти бесполезную категорию рудиментарного чиновничества – Риббентроп полагал, что с наступлением немецкого мирового господства необходимость в существовании министерства иностранных дел отпадет, – предоставило специалистам, объединенным в «комитете России», возможность сплотить других чиновников, которые, в первую очередь из соображений престижности, стремились вернуть ускользающий контроль министерства иностранных дел над немецкой внешней политикой. Этот «брак по расчету» между разочарованными карьеристами и несколько непрактичными дипломатическими экспертами должен был стать противоядием как от негативизма Гиммлера и Бормана, так и от политики «дифференциации», пропагандируемой Розенбергом.
Лидером и бесспорно «старшим государственным деятелем» этой группы – одним из немногих, кого в равной степени уважали немцы, великороссы и нерусские эмигранты, – был граф фон дер Шуленбург. Он вернулся из Москвы в 1941 г. полный разочарования и, прежде чем присоединиться к антигитлеровскому заговору в 1943–1944 гг., несколько раз пытался совершить крупные преобразования в немецкой Ostpolitik. Шуленбург, сторонник «политического действия», был, пожалуй, единственным видным человеком в рейхе, который выступал за промежуточный курс в национальном вопросе, который мог бы кого-то удовлетворить в обоих лагерях. «Всем национальностям было бы предложено право на самоопределение, и он помог бы всем им, в том числе и великороссам, создать независимые государства. Если бы новые государства в конечном счете решили основать федерацию, он бы не стал возражать». Один из его бывших коллег утверждал, что Шуленбург лично предпочел бы, чтобы это была Российская Федерация, но был готов признать государственность любой национальности, которая действительно бы этого пожелала. Другой бывший сотрудник пишет, что «граф фон дер Шуленбург считал, что с окончательным статусом Украины можно определиться только после завершения войны. В качестве возможных решений он предусматривал сильную автономию Украины в рамках Российской конфедерации или при определенных обстоятельствах независимую Украину в рамках конфедерации европейских государств».
Эффективные действия потребовали бы поддержки Риббентропа или, по крайней мере, его молчаливого согласия.
Однако министр иностранных дел боялся подойти к Гитлеру по любому вопросу, связанному с изменением политики, так как он уже и без того успел впасть в немилость. Мало того что вторжение 22 июня дискредитировало его главное достижение[23], его протест в конце июля 1941 г. против неограниченной власти Розенберга на Востоке закончился одной из самых яростных печально известных вспышек гнева фюрера. Поэтому впредь он старался помалкивать.
Однако весной 1942 г. Риббентроп не смог устоять перед соблазном, столь привлекательно обрисованным Шуленбургом и его соратниками, – возможностью вернуть себе инициативу в восточных делах. Идея была достаточно простой: найти применение ведущим представителям нерусских эмигрантов – в качестве рычага как для содействия переходу советского народа на сторону противника, так и для возвращения министерству иностранных дел былого влияния. Некоторые из эмигрантов уже создали «национальные комитеты» и «правительства в изгнании» в Берлине, Париже или Анкаре. Последним толчком стало давление со стороны Турции, которое, по мнению министерства иностранных дел, добивалось поддержки турецких эмигрантов из СССР. В любом случае граничащим с Турцией районам необходимо было уделить особое внимание.
В апреле 1942 г. министерство иностранных дел разослало приглашения около сорока лидерам эмигрантов, почти все из которых согласились; в конце месяца они собрались в отеле «Адлон» в Берлине. Среди них были такие разнообразные личности, как граф Геракл Багратион, претендент на трон Грузии, и внук северокавказского борца за независимость Саид Шамиль. После некоторого обсуждения гости призвали немецкое правительство заявить о своей поддержке «независимости» каждой из стран, которые они представляли.
«Адлониада» (такое название тут же получила эта конференция) приобрела фарсовый характер. Шуленбург и его друзья убедили Риббентропа добиться аудиенции у фюрера, чтобы защитить интересы Германии, которые, по их мнению, требовали сотрудничества с сепаратистскими беженцами. В начале мая Риббентроп увиделся с Гитлером – и, как обычно, вернулся с пересмотренными в пользу своего вождя взглядами и наотрез отказывался от собственных же заявлений, сделанных всего несколько часов назад. «Все это чепуха, господа!» – сказал он своим помощникам. «В военное время вашими сантиментами ничего не добиться. Не ломайте голову над вещами, относительно которых фюрер уже принял окончательное решение!» Риббентроп покорно принял очередное поражение, и участники конференции вскоре разошлись. Но Шуленбург лишь еще больше разозлися. Он обвинил министра иностранных дел в низкопоклонстве и неспособности обрисовать проблему должным образом. С некоторой долей наивности он сказал одному из лидеров Северного Кавказа в «Адлоне»: «Если бы вместо этого человека у нас был настоящий министр иностранных дел, возможно, мы могли бы преуспеть». В ретроспективе же кажется очевидным, что, несмотря на некомпетентность Риббентропа, его личность здесь не имела никакого значения. Гитлер в любом случае ни за что не поменял бы своего мнения.
ОMi направило свою «тяжелую артиллерию» против этого внезапного и «незаконного» вторжения со стороны министерства иностранных дел. Розенберг настаивал на том, чтобы восточными делами занимался лишь он, и никто другой не должен был в них вмешиваться, особенно Риббентроп, которого он ненавидел. Розенберг также обнаружил «демократические» мотивы у некоторых участников конференции, среди которых были некоторые старые эмигранты, которые в атмосфере Франции, Швейцарии или Турции были убежденными антифашистами.
Таким образом, под угрозой «посягательств» со стороны Коха и Риббентропа Розенберг попросил аудиенцию у Гитлера, и 8 мая тот его наконец принял. Среди множества обсуждаемых вопросов конфликту с министерством иностранных дел Розенберг уделил особое внимание. Теперь он круто изменил свои взгляды относительно вопроса эмигрантов. Прочитав список присутствовавших на собрании в «Адлоне» (среди них, по словам Розенберга, было два «известных агента» антигитлеровской коалиции), он вдруг пришел к мнению, что «собирать здесь всех этих эмигрантов со всего мира – чрезвычайно опасно». Если и задействовать эмигрантов, то только из числа его доверенных советников. Гитлер, писал Розенберг в своих заметках, «слушал с удивлением» и дал указание Ламмерсу «официально сообщить министерству иностранных дел о немедленном прекращении всей его деятельности на Востоке». Больше к этой проблеме фюрер возвращаться не хотел. Действительно, в последующие дни Гитлер неоднократно выражал свое негодование по поводу министерства иностранных дел. «Министерство иностранных дел должно в первую очередь воздерживаться от любых разговоров о сотрудничестве [с восточными народами], – воскликнул он. – Что за подборка персонажей [Sammelsurium von Kreaturen] в нашем министерстве иностранных дел!»
Случай с «Адлоном» привел к официальному отстранению дипломатов от вопросов, связанных с СССР и народами, его населяющими. Розенберг нетерпеливо требовал немедленного исполнения устных инструкций Гитлера. Когда Риббентроп запротестовал, Розенберг снова обратился к Ламмерсу с просьбой о новом и официальном приказе Гитлера. Наконец, после того как различные министерства в течение нескольких недель обсуждали проекты декретов фюрера, Ламмерс 10 июля представил проект Гитлеру. Розенберг ликовал, что фюрер уже решил, что «все политические приготовления на Востоке должны быть скорректированы в соответствии с формулой, предложенной мной». Он обратился с просьбой о роспуске дипломатов комитета экспертов по России и об отзыве наблюдателей министерства иностранных дел с оккупированных территорий. Наконец, он хотел, чтобы Риббентроп передал ему дела всех эмигрантов, присутствовавших на собрании в Берлине.
23
Пакт о ненападении, подписанный в августе 1939 г.