Страница 14 из 22
Долго ждать вестей не пришлось. «Того ж лета, июля в 6 день, приходил ко Мценску Крымской царь Девлет-Кирей да с ним дети его царевичи калга Магмет-Кирей царевич да Адал-Кирей царевич», – сообщал русский летописец, и пришел он по наущению Сигизмунда, «великой казной» поднявшего «царя» «на царевы и великого князя украйны»188.
Наместником Мценска тогда был князь Ф.И. Татев-Хри-пунов, успевший принять необходимые меры и «с украйными людми не со многими» и сбежавшимися под защиту стен мценского детинца окрестными мужиками достойно встретивший татар189. Не сумев взять город, хан в ночь на четвертый день стояния под городом приказал отступать. На обратном пути он не стал удерживать своих людей, и его мурзы, среди которых первым был назван ногайский Дивей-мурза, «дума царева» и его лучший военачальник, «войну роспустили к Волхову и на Белевские места»190.
Действия татарских мурз оказались не слишком удачными. Рассеявшиеся отряды татар были перехвачены порознь карачевским воеводой В.А. Бутурлиным с немногими карачевскими и болховскими служилыми людьми (в Полоцком походе приняло участие чуть больше 200 детей боярских из Карачева и Волхова191). Русские «воевать им (татарам. – В. П.) не дали, но и во многих местех в загонех Крымских людей побили и языки имали и полон многой отполонили»192.
Увы, не столь успешны оказались действия посланных с «берега» воевод во главе с князем М.И. Воротынским «со многими людми». Они «ходили за ними (татарами. – В. П.) до Коломака и до Мерчика, и не сошли воеводы царя Крымского, потому что пошол [царь] от украйны спешно»193. Медлительность Воротынского дорого стоила ему. 15 сентября 1562 г., вернувшись в Москву, Иван Грозный наложил опалу на него и его брата Александра «за их изменные дела», конфисковав вотчины, а самих князей посадив – старшего, Михаила, в тюрьму в Белоозере, а младшего – в Галиче «в тын» «за сторожи»194. Но все эти события не должны заслонять главного – Иван Грозный так и не стронулся из Можайска все лето, не рискнув послать своих ратных людей на «берег», «чтобы людей не изволочити, для Литовского дела»195. Так Девлет-Гирей помог своему литовскому «брату».
4. Невельская «поторжка»
Мценская неприятность для Ивана Грозного не была единственной в это лето. Сперва 31 июля с Поля Ивану привезли весть, что обласканный им князь Дмитрий Вишневецкий, герой наступления на Крым, перешел на сторону Сигизмунда196. Известие, что и говорить, неприятное197, так как князь, опытный военачальник и знаток «малой» войны, был весьма полезен в действиях против крымских татар в Поле. Под занавес же лета, 19 августа, князь Курбский под Невелем имел «поторжку» с поляками. Ее итоги оказались двусмысленными – обе стороны отчитались о победе, но, похоже, по очкам поляки переиграли Курбского.
Описание этой «поторжки» в русских и польско-литовских источниках весьма противоречиво. Согласно Псковской летописи, «того же лета авгоуста приходили литовьские люди под Невлю городок великого князя, и волости воевали». Для наказания захватчиков «ходил за ними князь Андреи Курбьской и с ыными воеводами, и мала была помощь, с обеих сторон потерноулися, и языков наши взяли оу них»198. Разрядные записи и того лаконичнее – согласно им, с Великих Лук «ходили воеводы в войну князь Ондрей Курбской да князь Федор Троекуров; одиново и приходили литовские люди и Курбского ранили»199, и это все. Официальная же московская история войны молчит об этой «поторжке», как и сам Курбский. Иван же Грозный в своем «многошумном» послании к Андрею Курбскому укорял его, что под Невелем в августе 1562 г., воевода «пятьюнадесять тысяч четырех тысеч не могосте победите, и не токмо убо победисте, но и сами от них язвени едва возвратишася, сим ничто же успевшу…»200. Правда, есть все основания полагать, что Иван в полемическом запале явно «заострил» свой тезис, стремясь показать «безделность» и бестолковость своего оппонента, его неспособность грамотно распорядиться вверенными ему силами.
Подробный разбор польских источников по истории Невельской «поторжки» был сделан А.И. Филюшкиным201, что избавляет нас от необходимости останавливаться на этом вопросе. Более или менее связное и не претендующее на эпичность описание этого эпизода Полоцкой войны, однако выдержанное в ярко выраженном пропагандистском духе, содержится в хрониках М. Стрыйковского и М. Бельского. Первый сообщал, что пан Станислав Лесневольский, имея под своим началом 1000 конных и пеших польских наемников, 200 литовских жолнеров, двор полоцкого воеводы С. Довойны и «немало казаков», всего с полторы тысячи бойцов с несколькими орудиями, напал по приказу коронного гетмана Ф. Зебржидовского на московский замок Невель. Навстречу ему выступило 45-тысячное московское войско, однако Лесневольский, заняв удобную для обороны позицию в болотистой местности и умело расставив имевшуюся у него артиллерию, в течение целого дня («od poranku az do wieczora») бился с московитами и обратил их в бегство. При этом на поле брани осталось 3 тыс. павших московитов, тогда как поляки потеряли всего лишь 15 человек, да и то незнатных202.
«Хроника» М. Бельского более обстоятельна. Согласно его описанию, 1,5 тыс. поляков с несколькими полевыми орудиями под началом Ст. Лесневольского, отправившихся по приказу коронного гетмана из Езерищ под Невель, там наголову разбили 40-тысячное московское войско. По словам хрониста, зная о приближении неприятеля, Лесневольский занял удобную позицию для обороны, прикрытую с флангов водой, а для того, чтобы ввести противника в заблуждение относительно численности своего войска, приказал с вечера разжечь великое множество костров. Наутро он расставил своих людей и замаскировал пушки, устроив засаду. Тем временем показался неприятель, которого было так много, что поляки не могли их всех разом обозреть («окiem przejrzec nie mogli»). Поляков же было так мало, что московиты дивились их храбрости, московский же «гетман» князь Крупский сказал своим приближенным, что одними нагайками погонит их до Москвы («ich nahajkami do Mosk-wy zap^dzic mieli»). Ободренные малочисленностью неприятеля, московиты ринулись в бой, который длился с утра до вечера. Победа долго оставалась неопределенной, но к вечеру поляки одолели «москву», положив на месте 7 или даже 8 тыс. трупов, не считая тех, кто потоп во время бегства или был убит при преследовании бегущих. Польские же потери в этой удивительной битве были минимальны203.
Попробуем, сопоставив сведения из русских источников со сведениями из польских хроник и переписки Ф. Зебржидовского с М. Радзивиллом Рыжим, восстановить в общих чертах картину Невельской «поторжки». Для начала отметим, что, по мнению А.Н. Янушкевича, экспедиция польского отряда под Невель была предпринята по инициативе коронного гетмана204, тогда как наивысший гетман был недоволен чрезмерной, по его мнению, активностью поляков, выгодно выделявшей их на фоне пассивности посполитого рушения Великого княжества Литовского205. С этим можно согласиться, и, исходя из численности польского отряда, можно сказать, что перед нами – типичная экспедиция «за зипунами». Можно понять также, почему Радзивилл был против экспедиции – риск достаточно велик, а потери, в случае неудачи, могли быть очень чувствительны, не говоря уже о разлагающем действии таких грабительских набегов на дисциплину.
Сохранившиеся «пописы» реестры личного и командного состава польского наемного контингента на Полочанщине летом 1562 г. дают имена ротмистров, участвовавших в этом набеге, – М. Потоцкий, Ст. Замойский, Я. Зборовский, 3. Зебржидовский. Я. Сецигневский, М. и С. Вонсовичи, М. Рей и К. Тарновский206. Этот список представляется более точным, чем тот, который приводит, к примеру, А. Гваньини207. Вероятно, что раз уж этот отряд возглавил цехановский каштелян Ст. Лесневольский, то свою роту (230 «коней») он также взял с собой. Вместе с ней списочная численность польского отряда должна была составить 1644 «коня»208, что с учетом так называемых «слепых почтов» (незаполненные вакансии в ротах, жалованье с которых шло ротмистрам) как раз и дает те самые 1,5 тыс. всадников. Добавив к ним те 500 литовцев, о которых писал М. Стрыйковский, получаем, что у Лесневольского было около 2 тыс. конных и пеших бойцов209. Артиллерию его составили, скорее всего, 6 орудий – 2 средних и 4 больших фальконета и, возможно, некоторое количество гаковниц210.