Страница 17 из 27
Маркс проникает в мирские основы иудаизма и обнаруживает, что хотя иудейская религия по форме и противоположна христианству, но на практике они едины. Пик развития иудейского духа, сосредоточенного на практических потребностях, своекорыстии и культе денег, приходится на гражданское общество, а оно, в свою очередь, реализуемо только в христианском мире. Эту точку зрения Маркс излагает спекулятивным философским языком: «Христианство возникло из еврейства. Оно снова превратилось в еврейство». «Христианство есть перенесенная в заоблачные выси мысль еврейства, еврейство есть низменное утилитарное применение христианства». «Еврей является практическим христианином, а практический христианин снова стал евреем» (1955. Т. 1. С. 412). Иначе говоря, в области мышления христианин поклоняется богу, а в реальной жизни он гоняется за деньгами. Проповедничество, пост христианского миссионера – все это становится товаром, а церковный чин – прибыльной должностью. Так, неудачливый предприниматель может сделаться священником, а разбогатевший священнослужитель – оставить сан и заняться коммерцией. Евреи же преклоняются перед деньгами, ставят их над всеми остальными богами. Различие между этими религиозными доктринами состоит в том, что христианство носит спиритуалистический характер, направляющий все мирские стремления и потребности в царство божие и отчуждающий человеческую природу в виде божественной сущности, а иудаизм превращает небесного владыку в светское божество – деньги. Именно в этом смысле Маркс полагает, что хотя самоотчуждение человека от природы и самого себя завершилось в христианстве, именно еврейство сумело «превратить отчужденного человека, отчужденную природу в отчуждаемые предметы, в предметы купли-продажи, находящиеся в рабской зависимости от эгоистической потребности, от торгашества» (1955. Т. 1. С. 412).
Отчуждение должно быть уничтожено – в этом Маркс согласен с Фейербахом. Однако тот говорит об этом лишь в отношении религии. По его мнению, панацея против всех болезней общества кроется в том, чтобы вернуть родовую человеческую сущность самому человеку. В этом смысле Бауэр, полагая отказ от религии предпосылкой политической эмансипации, не выходит за пределы фейербаховского понимания. Маркс придерживается иного взгляда. Он выделяет два уровня в проблеме ликвидации религиозного отчуждения:
1. Освобождение государства от религии, то есть отмена религиозных привилегий и государственной религии. Это то, что буржуазные революции стремятся и могут осуществить. Доказательство тому— опыт Франции и Северной Америки.
2. Полное устранение религиозного отчуждения. Для этого недостаточно действия политических революций. Необходимо уничтожить мирскую основу религии.
Существование такого мировоззрения, как религия, красноречиво свидетельствует о перевернутости мира, ее породившего. Поэтому необходимо вернуть человеку не только его родовую сущность, отчужденную в этом виде, но и все человеческие отношения, весь мир людей, устранить противоречие между чувственным и родовым бытием индивида во всех сферах жизни, ликвидировать взаимную изоляцию членов гражданского общества и искоренить у каждого эгоистическое корыстолюбие. Когда реальный индивид станет родовым существом не только в политической, но и в повседневной жизни, в своих взаимоотношениях и труде, лишь тогда он из члена гражданского общества эволюционирует в истинного человека. В этом и состоит человеческое освобождение. Как сказано у Маркса: «Философское превращение немца, проникнутого поповским духом, в человека будет эмансипацией народа» (1955. Т. 1. С. 423).
Окончательное освобождение пролетариата возможно только в результате полного возрождения человека
Критика Марксом гегелевской философии есть критика самой системной, богатой и полноценной из философий, – немецкой философии государства и права, – направленная на Германию, но не ограничивавшаяся ею. С одной стороны, внимание к современности предполагает анализ прошлого таких передовых стран, как Англия и Франция, которое продолжает проявляться и в их настоящем. С другой, эта критика вышла за пределы политической эмансипации и отталкивалась уже от так называемых истинно человеческих проблем, которые касаются уже не только Германии, но и всего мира. Маркс замечает: «Как только современная политико-социальная действительность сама подвергается критике, как только критика возвышается, следовательно, до истинно человеческих проблем, – она оказывается за пределами немецкого status quo» (1955. Т. 1. С. 418).
Здесь Маркс уже не задается вопросом, способна ли Германия осуществить политическую эмансипацию, подобную английской и французской, а озвучивает новый: «Может ли Германия достигнуть практики a la hauteur des principes [пер. с фр. – на высоте принципов], то есть революции, способной поднять Германию не только до официального уровня современных народов, но и на человеческую высоту, которая явится ближайшим будущим этих народов?» (1955. Т. 1. С. 422) Тогда Маркс еще отвечает на него утвердительно.
Что есть истинно человеческая революция, та, которая поднимает на человеческую высоту? Пусть буржуазные либералы воображают, что говорят от имени и за человека, пусть Маркс некогда считал Великую французскую революцию человеческим возрождением, однако впоследствии он обнаружил, что политическая эмансипация, несмотря на то, что она превращает индивида в гражданина, делает его в то же время одиноким и эгоистичным. Это освобождение не всего общества, а лишь его части. Здесь человек не овладевает всей своей сущностью, а утрачивает ее. Истинно человеческая революция – это освобождение человечества, ее цель – вернуть отчужденную у него природу. Об этом Маркс пишет: «Единственно практически возможное освобождение Германии есть освобождение с позиций той теории, которая объявляет высшей сущностью человека самого человека» (1955. Т. 1. С. 428). И еще: «Критика религии завершается учением, что человек – высшее существо для человека, завершается, следовательно, категорическим императивом, повелевающим ниспровергнуть все отношения, в которых человек является униженным, порабощенным, беспомощным, презренным существом» (1955. Т. 1. С. 422).
Позиция Фейербаха состоит в том, что «человек есть наивысшая сущность человека», что является весьма антитеологическим, антирелигиозным утверждением. Под первым «человеком» философ имеет в виду род, а под вторым – индивида; иными словами, род есть сущность индивида. Согласно религиозно-богословским доктринам бог – наивысшее персонифицированное бытие, существующее помимо человека, а Фейербах переворачивает это, провозглашая дух отчуждением человеческой родовой сущности и в связи с этим постулируя: человеческий бог не находится вне человека, им должен стать сам человек. Философ констатирует: «Человек человеку бог»[22]. Он возводит истоки богословия к гуманизму, ищет тайну духа в человеке, однако его учение о противоречии между индивидом и родом так и не дает религии научную интерпретацию.
В тот период Маркс соглашается с тезисом Фейербаха о сущности человека, но повторяет его не совсем в том же смысле. Он замечает слабость фейербаховской теории. Во-первых, в качестве логического обоснования своей критики религии Фейербах исходит из того, что человек творит религию, а не религия – человека, при этом он делает человека абстракцией, природным существом. Маркс считает, что «человек – не абстрактное, где-то вне мира ютящееся существо. Человек – это мир человека, государство, общество» (1955. Т. 1. С. 414). Анализируя природу евреев в статье «К еврейскому вопросу», он подчеркивает: «Сущность современного еврея мы находим <… > не как абстрактную, а как в высшей степени эмпирическую сущность, не только как ограниченность еврея, но как еврейскую ограниченность общества» (1955. Т. 1. С. 413). Во-вторых, по мнению Маркса, Фейербах этим тезисом подводит итог всей своей критике религии и не выходит дальше за рамки противостояния человека и духа. Маркс указывает на то, что в Германии критика религии уже завершилась, и необходимо от опосредованной политической борьбы переходить к непосредственной, низвергнуть все отношения, в которых человек является униженным, порабощенным, беспомощным, презренным существом, то есть, говоря марксовым языком, «совершить революцию, начав ее с самого основания», «уничтожить всякое рабство» (1955. Т. 1. С. 428). Несмотря на это, для обоснования человеческой эмансипации положения о человеке как наивысшей человеческой сущности недостаточно. Оно гуманистически окрашено и развертывает революционные требования, исходя из того, что индивид отчуждается от человеческого мира и человеческих отношений, становится угнетенным и неспособным реализовать свою человеческую сущность.
22
Фейербах Л. Собрание сочинений в 3-х томах. М.: Мысль, 1974. Т. 2. С. 67.