Самая длинная ночь

— Ты скучал по мне?

— Очень, — Корвин торопливо обшарил себя, избавился еще от пары серебряных амулетов и стараясь ни на что не наступить, двинулся к Герберту. — Между прочим, ты обещал писать.

— Между прочим, ты обещал меня навещать, — парировал Герберт, отступая к кровати. — И ни разу не появился за полгода.

— Но я-то тебе писал, — Корвин споткнулся о попавший под ногу башмак. Герберт тут же кинулся на него. Кровать жалобно заскрипела под весом двух барахтающихся тел.

— Ко-ори! — Герберт успевал одновременно ласкать и ласкаться. — Вот теперь я верю, что ты скучал!

— Еще бы, я же эти полгода почти не вылезал из Эринии, — Корвин дернул за шнурок, стягивающий длинные светлые волосы и зарылся в них, вдыхая до боли любимый запах. Герберт не менялся. Ни внешне, ни в привычках. Это пугало и одновременно обнадеживало.

Они разом застонали и некоторое время лежали, не расплетаясь.

— Ты останешься хотя бы на неделю? Я дам тебе ключи от моего дома. В нем, правда, давно никто не жил, но крыша цела и стены тоже.

— Не хочу срывать тебе учебный процесс, — Корвин улегся поудобнее. — Но у меня есть три свободных дня. А потом придется вернуться. Меня нанял Арден сопровождать его посольство к Селару.

— Ты ведь не собираешься перебраться в Эринию окончательно?

— Меня настойчиво приглашают. Но я пока не дал ответ, — Корвин взял Герберта за руку и соединил их пальцы. Над ними возник светящийся шарик. — Ты помнишь, какой сегодня день?

— Какой? — Герберт нахмурился, и тут же брови его взмыли вверх. — Что, неужели двадцать лет прошло?

— Именно, — Корвин крепче сжал пальцы. — Я выиграл пари. И могу потребовать у тебя, что угодно.

Герберт приподнялся на локте и посмотрел на него с легкой тревогой. Нынешний Корвин нисколько не походил на трогательного жеребенка. В свои пятьдесят он выглядел на тридцать и стареть не собирался - сказывалась кровь фейри. Но за эти два десятилетия произошло многое. И постоянно пополняющаяся коллекция шрамов на теле Корвина тому подтверждение.

— И что же ты хочешь? — Герберт намеревался произнести эту фразу небрежным тоном, но в голосе проскользнули предательские нотки паники. Он вдруг понял, что больше не уверен в своем Кори. Тот слишком быстро менялся.

— Я хочу… — Корвин выдержал драматическую паузу, наслаждаясь замешательством Герберта. — Тебя. На всю оставшуюся мне жизнь.

У Герберта округлились глаза и рот. Он нахмурился, улыбнулся, снова нахмурился. Корвин любовался этим мгновенными переменами, не выпуская его руки.

— Я не покину Подземелье, — наконец сказал Герберт.

— Ты сам предложил условия пари, а теперь торгуешься? — Корвин щелкнул пальцами. Шарик над ними завибрировал и начал расти. — Это не шутки, Герберт. И что ты имеешь против Эринии? Ты там — легенда, о тебе песни поют.

— Весьма польщен, — Герберт не спускал глаз с шара. — Но спать в гробу половину суток? Нет уж, благодарю покорно, к такой жизни я возвращаться не намерен.

«Ты хочешь, чтобы я полностью от тебя зависел?» Корвин почти услышал этот вопрос, заданный ледяным тоном. И собственный ответ: «Ты мне не доверяешь?». Он хотел переселиться в Эринию. Хотел стать лучшим некромантом молодого мира, а не оставаться до конца жизни вторым в Подземелье в лучшем случае. И он хотел, чтобы Герберт был рядом. Шар продолжал расти. Пальцы Герберта всё ощутимее подрагивали.

— Я не настаиваю на твоем переселении в Эринию, — Корвин прижал его руку к губам. — Мы можем встречаться, как сейчас, когда я буду в Подземелье.

— Договорились, — Герберт расцвел такой лучезарной улыбкой, что Корвин зажмурился. Магический шар сжался в искру и исчез, но они не разняли рук.

— Кстати, ты был у меня дома? — Герберт потерся носом об ухо Корвина.

— Да, там все в порядке. Ни одной пылинки, и роза стала еще красивее. Улли старается от всей души.

Улли был слугой Герберта, которого он выбрал из гоблинов методом многочисленных проб и ошибок.

— Ой, я же тебе письмо привез от Игрейны! — Корвин дотянулся до жилета и вытащил из кармана многократно сложенный лист бумаги.

Герберт сел, подложив под спину подушку, и принялся за чтение. Корвин искоса поглядывал на него. Равнодушный к мимолетным романам вампира, он безнадежно ревновал его к Игрейне. Королева гоблинов прочно занимала в жизни Герберта гораздо более важное место, чем он сам.

Герберт засмеялся.

— Гномы опять устроили свару с гоблинами. При молчаливой поддержке троллей, разумеется. Теперь башню ремонтируют. Джарет сменил всю охрану.

— Я застал финал этой истории, — улыбнулся Корвин.

Он помнил, как всё началось, как раз в тот год, когда они с Гербертом влюбились друг в друга. Король гномов предложил Джарету план по восстановлению безопасного пути в Эринию — под предлогом налаживания торговых связей между мирами. Причем гномы брались разобрать западную башню замка и собрать ее за пределами Лабиринта за символическую плату. Джарет потребовал за ту же цену восстановить замок. И когда Альбрехт согласился, окончательно уверился, что гномы преследуют какую-то иную цель, нежели торговля. А уж когда к ним в помощь прибыли тролли, всё стало ясно.

— Ториус с Альбрехтом до сих пор ждут, когда Джарет отправится в бессрочный вояж по вселенной. Ну пусть подождут еще лет эдак сто, — Герберт сложил письмо, приподнял край перины и достал из-под нее большую плоскую шкатулку. В ее двух отделениях лежали письма. Корвин с горечью отметил, что посланий Игрейны больше, чем его.

— Как поживает Алиас? — Герберт спрятал шкатулку и снова прижался к Корвину.

— Пытается воспитывать Ринальдо. Без особого результата, на мой взгляд. Мальчишке пора уже определяться, к чему у него талант, а он носится по Лабиринту с гоблинами и усложняет жизнь бедолагам, угодившим на испытания Джарета. И эта его страсть к музыке… Отец взбеленится, когда узнает.

— Может, его талант как раз в музыке и заключается, — усмехнулся Герберт. — А ты слишком много требуешь от младшего брата.

— Он что, тебе жаловался?!

— Он не жалуется, просто иногда рассказывает кое-что.

Корвин сделал мысленную пометку серьезно поговорить с братом. С тех пор, как Ирис окончательно, по ее словам, порвала с Алиасом и эмигрировала в Эринию, Ринальдо стал совершенно неуправляемым. Отец его избаловал до безобразия.

— Ты есть хочешь? — с надеждой спросил Герберт. — Я какао сварю.

Корвин содрогнулся.

— Спасибо, я не настолько голоден, чтобы пить твою отраву.

— Я сварю без перца.

— А так же без кардамона, корицы, спирта, соли и неизвестной дряни, непонятно как оказавшейся в сахарнице, — безжалостно перечислил Корвин. — Только с молоком. Коровьим.

Герберт надулся.

— Тебе не понять моей творческой натуры.

Корвин окинул его медленным взглядом. Герберт улыбнулся, облизнув клыки.

— Вари какао, — обреченно согласился Корвин. — Но попозже, часа через два.

Какао они пили уже ночью, и к тому времени Корвин так проголодался, что даже острый запах незнакомой пряности не мог испортить ему аппетит.

— А это что? — он вытащил из стопки растрепанных фолиантов новенькую книгу в красно-черном сафьяновом переплете.

— Отец прислал, — Герберт скорчил страдальческую гримасу. — Можешь забрать себе. Я ее даже открывать не стал, мне и личных воспоминаний хватает.

— «Дорога боли: этапы трансформации души и их влияние на облик демона», — прочитал Корвин. — Это граф написал? Обязательно прочитаю. Алиасу, полагаю, тоже будет интересно ознакомиться.

Герберт промолчал. Он сидел на подоконнике, поджав ноги, и прижимал к себе кружку с какао, словно хотел согреться, хотя в комнате было тепло.

— А в Эринии бывает зима, — негромко сказал Корвин. — Вам повезло открыть ее летом, а то бы замерзли.

— Да, повезло, — Герберт повернул голову. Его глаза поблескивали в темноте. — Особенно нам тогда повезло наткнуться на шершней.

Корвин сочувственно кивнул.

— Сейчас их почти всех уничтожили. Разве что в самых глухих лесах еще остались.