Страница 19 из 26
– Это очень важно! Очень! Только будьте осторожны, Рената, не проявляйте излишнюю активность! – предостерег Матвеев и уточнил: – Насколько вам доверяет Гофре?
– Полагаю, больше чем остальным переводчикам, – подумав, ответила Рената.
– А почему?
– По нескольким причинам. Первая – это моя молодость. И, как он полагает, моя неискушенность.
– Не будьте так наивны, Рената, это спецслужба, – напомнил Матвеев.
– Я понимаю. Есть и другая причина, почему Гофре доверяет мне. В нем и во мне течет одна кровь, моя мама наполовину француженка.
– О, это существенное обстоятельство.
– И еще, он взял с меня подписку о неразглашении. Я строго соблюдаю обязательства.
– Правильно, так и поступайте дальше, – одобрил Матвеев и, завершая встречу, поинтересовался: – Это место вас устраивает?
– Да, вполне. Всегда можно объяснить, что еду к родителям.
– В таком случае когда и в какое время встречаемся в следующий раз?
– Все зависит от того, как быстро мне удастся выполнить ваше поручение.
– Тогда сделаем так: когда я буду в Бюро, запиской дайте знать, что готовы к встрече.
– Хорошо.
– Ну что, расходимся?
– Да, – печально обронила Рената и шагнула к машине.
Матвеев распахнул перед ней дверцу «фольксфагена». Рената остановилась и не решалась сесть за руль. Слова замерли у нее на губах, за нее говорили глаза. Шум машины, донесшийся со стороны шоссе, заставил девушку встрепенуться. Она порывисто подалась к Матвееву. Легкое, подобно дуновению ветерка, прикосновение губ Ренаты к щеке опалило его жаром. Перед глазами возникло и исчезло волшебное белокурое облачко с глазами небесной синевы. Через мгновение об отважной девушке напоминал сизый дымок выхлопных газов.
Шорох за спиной заставил Матвеева встрепенуться. Рука скользнула в карман плаща и коснулась парабеллума. Он обернулся. На ветке покачивалась белка и смотрела на него любопытными глазенками.
– Надеюсь, ты нас не выдашь, – с улыбкой произнес Матвеев и, подмигнув белке, возвратился к машине.
Обратно к озеру он возвращался в приподнятом настроении. Душа пела от радости, а сердце согревала теплота от встречи с Ренатой. Он снова и снова вспоминал каждый ее жест, каждый ее взгляд и в мыслях продолжал находиться в волшебном мире светлых чувств и образов. Военная колонна, двигавшаяся навстречу, вернула его из мира грез к суровой действительности. Встрепенувшись, Матвеев бросил взгляд на зеркало, хвоста за собой не обнаружил и утопил педаль газа до пола. Через десять минут он подъехал к озеру. Шток находился на месте и исправно отрабатывал легенду прикрытия, продолжал ловить рыбу. Матвееву было уже не до рыбалки. Он сгорал от нетерпения поскорее ознакомиться с сообщением Ренаты. Смотав удочки, они покинули озеро.
Возвратившись в Миссию, Матвеев заперся в кабинете и занялся изучением материалов, представленных Ренатой. За скупыми строчками сообщения скрывалась огромная работа, лишний раз говорившая ему, что в ее лице Смерш имеет ценнейший источник информации. Список завербованных и готовящихся к вербовке агентов французской разведки перевалил за полтора десятка. Обработав и зашифровав личным кодом сообщение Надежды, Матвеев положил его в сейф, а подлинник сжег. После этого ему оставалось запастись терпением и ждать выхода на связь курьера из Управления Смерш ГСОВГ.
Следующие два дня для Матвеева прошли в поездках по лагерям, во встречах с лагерной администрацией и в беседах с репатриантами. Они проходили строго по графику, согласованному с командованием оккупационных войск, Бюро, и носили рутинный характер. Очередная поездка в лагерь, расположенный под городом Ульм, не предвещала неожиданностей. В четверг после завтрака Матвеев, отдав необходимые распоряжения сотрудникам Миссии, с водителем – сержантом Муравлевым – отправился в поездку. За несколько километров до лагеря они попали в аварию. Она не была следствием неисправности машины или стечения обстоятельств. При осмотре колес и шоссе они обнаружили острые металлические «ежи».
«Провокация!» – Матвеев вспомнил о предупреждении Ренаты и предостерег Муравлева.
– Коля, от машины не отходи!
– Вот же гады! Как специально сделали! Шоб их… – выругался Муравлев.
– Коля, ругайся не ругайся, а этим делу не поможешь. Запаски у тебя есть?
– Ага. Как знал, взял аж две.
– Сколько тебе надо времени, чтобы поменять колеса?
– Думаю, шо минут за двадцать справлюсь.
Но успели они приступить к ремонту, как со стороны леса донеслись громкие голоса. Они звучали все громче, через минуту на опушке показалась враждебно настроенная толпа репатриантов. Воздух сотрясли злобные выкрики:
– Ну чо, суки, приехали!
– Бей комиссаров!
– Бей гадов!
Толпа приближалась. Ее намерения не оставляли сомнений у Матвеева, что его и Муравлева изобьют до полусмерти. Об этом говорили перекошенные ненавистью физиономии провокаторов и палки в их руках. Их было не больше десятка, и они верховодили толпой. Матвееву и Муравлеву рассчитывать на помощь не приходилось. Дорога будто вымерла, а до лагеря было больше километра. Толпа сомкнула вокруг них кольцо. Отступать было некуда. Матвеев выхватил из кобуры пистолет и кивнул Муравлеву. Николай метнулся к машине, достал саперную лопату и занял позицию за кузовом. В ответ толпа взорвалась злобным ревом и качнулась вперед. Матвеев прижался к бамперу, вскинул пистолет, выстрелил в воздух и предупредил:
– Дальше стреляю на поражение!
Толпа отпрянула и замерла. Над дорогой установилась звенящая тишина. Ее нарушали тяжелое дыхание, сопение и скрип песка под ногами. Решительный вид Матвеева и Муравлева не оставлял сомнений, что они будут биться до последнего патрона и до последнего вздоха. Это остудило горячие головы, и раздались трезвые голоса. Вперед выступил рыжеволосый богатырь и предложил:
– Погодь палить, подполковник! Давай погутарим!
– Мыкола, та чо с ними базарить! Бей комиссарскую морду! – не унимались провокаторы.
– Заткнитесь! – рыкнул здоровяк с буйной шевелюрой и обратился к Матвееву: – Эт ты начальник, шо отправляет нас в Сибирь?
– Я! – подтвердил Матвеев и заявил: – Не в Сибирь, а на родину.
– Ага, знаем мы ту родину! В лагеря! За колючку! – загалдела толпа.
– Это наглая ложь! Даю вам слово советского офицера, поедете домой! – заверил Матвеев.
– Та знаем мы то слово! Поставишь к стенке и в расход! Не верьте ему, хлопцы! Цэ чистая комиссарская брехня!
– Не верите мне, так спросите у моего водителя. Он, как и вы, до февраля сорок пятого сидел в фашистском лагере, а теперь служит в Советской армии.
– Та такого не может быть! Брехня! Чо его слушать! – провокаторы продолжали подзуживать толпу.
– Коля, покажи свои документы! – приказал Матвеев.
Муравлев передал здоровяку с буйной шевелюрой красноармейскую книжку. Тот, полистав ее, воскликнул:
– Цэ правда, хлопцы! Вин сидел у фрицев!
Книжка пошла по рукам.
– А и правда, братцы! Он сидел, як и мы, у фрица в лагере! Выходит, брехал Нильсон, шо нас отправят в Сибирь! – катилось по рядам.
– Домой, домой поедете! Можете не сомневаться, ребята! – продолжал убеждать Матвеев, достав пачку папирос «Казбека», и пригласил: – Подходите, ребята! Закуривайте!
К пачке потянулись десятки рук. Где-то в глубине толпы провокаторы еще пытались подать голос, но их заставили замолчать. Матвеев достал вторую пачку папирос, и она тоже пошла по кругу. Его спокойствие, доброжелательный тон и награды – орден Отечественной войны II степени, два ордена Красного знамени и два ордена Красной Звезды – внушали уважение. Завязался оживленный разговор, но продолжался недолго.
Со стороны лагеря донесся вой сирен. По дороге мчалась кавалькада машин, и, когда облако пыли рассеялось, из них высыпало два десятка американских военных полицейских во главе с майором. Размахивая пистолетом над головой, он приказал толпе расступиться. Его требование подкрепили полицейские, они грозно повели стволами автоматов. Репатрианты нехотя подчинились. По живому проходу майор прошел к Матвееву, нагло, в лицо обвинил его в организации массовых беспорядков и потребовал следовать за ним.