Сделка

— Моя личная жизнь не имеет отношения к работе.

На то, что, схваченная на горячем, она безропотно сдастся сама и сдаст всех, Блэк, конечно, вовсе не возлагал наивных надежд. Но всё равно звучание этого возражения его задело. Впрочем, он был готов к тому, что опытный прокурорский юрист не даст себя потопить на мелководье.

— Да, — кивнул он, наконец опускаясь в кресло и всматриваясь Алексии в глаза — открыто, с ярко транслируемой надеждой, с последними невымытыми обидой и возмущением каплями интереса к ней. — Всё верно. За бесстыдный роман с правой рукой главаря криминальной группировки тебя не посадят. И даже уволить юридически обосновано не смогут.

Майкл Берри, всё это время выдерживающий напряженное молчание, подался вперед.

— Как старому другу, — мягко проговорил он, — скажи честно, девочка моя: откуда взялись сто двадцать тысяч фунтов стерлингов на лечение Оливера?

Алексия дергано обернулась к прокурору. Накануне тот, вздохнув, сказал Блэку:

— Эти деньги — это неплохо. Но невыполнимо. Они не поступали на её счет, она сама от них отвертится на раз-два, и никакой суд как доказательство взятки их не примет.

Вторя его словам Грин молниеносно парировала:

— Помощь от щедрого благотворителя.

Берри улыбнулся и кивнул, будто получив удовлетворившее его подтверждение смекалки и хватки Алексии. Она, хищно взблеснув глазами — на долю секунды Блэка сковало парализующее осознание, что она хмурилась совсем как Майло Рэмси, с глубокой вертикальной складкой между бровей, низко опуская веки — добавила:

— На этом всё?

С прокурором они договорились разделить роли на банальных и заезженных, но в их случае потенциально единственно рабочих — хорошего и плохого полицейского. Уилер был последним — обвинял, загонял в угол, давил. Майкл Берри урезонивал, сглаживал, помогал.

Он вздохнул и, доверительно понизив голос, спросил:

— Как думаешь, Грин, сколько ты протянешь, когда Джошуа узнает, что ваш с ним сговор раскрыт? — Наклонившись ещё немного вперед, он добавил: — Я не ставлю перед собой цели тебя запугать. Ты и сама не хуже меня это знаешь. Но позволь напомнить, что у Оливера совершенно никого не осталось — только ты.

— Что с ним будет, Алексия? — подхватил Блэк. — Что будет, когда вместо очередного свидания Майло Рэмси по приказу Джошуа просто тебя прикончит, м?

Она обернулась к нему, и её взгляд впечатался в него, как пощечина наотмашь — столько злости в нём оказалось. Злости и страха.

— Подумай над этим, девочка моя. Не отвечай сейчас. А хочешь, не отвечай и потом, но пообещай мне, что всё хорошенько обдумаешь.

Грин отчетливо сглотнула, Уилер различил шевеление под светлой кожей шеи. Всмотревшись в неё он вдруг впервые различил кроме двух темных отметок родимых пятен бледный тонкий след затянувшегося рубца. Будто выгоревшая петля повешенного он тянулся поперек горла. Словно ощутив его взгляд, Алексия подняла руку и безотчетно провела пальцами по шее.

— Чего вы хотите? — слабо спросила она, обращаясь к Берри, но тот перевел взгляд на Уилера. До суда это было больше его дело, нежели прокурора лично.

— Сдай Майло Рэмси.

— Даже если я соглашусь, мне ничего не известно.

— Тебе не нужно свидетельствовать. Только дай нам весомый повод крепко его ухватить.

— Что это значит?

Блэк не говорил Берри и не собирался сейчас говорить Алексии, что видел как Майло обнимал её в больнице и как, не обнаруживая себя ей, чутко присматривал на похоронах. Уилер сам не представлял, как кто-то вроде Рэмси в природе своей был способен на теплые чувства к другому живому существу, но правда была таковой, что Майло любил её. А так, Блэк не сомневался, что не тюремный срок, а именно Грин, которую он потеряет несмотря на все попытки обезопасить её, сломает его. Злорадно, ядовито, мстительно он собирался пробить в груди Рэмси сквозную дыру, всунуть туда руку и безжалостно там поковыряться, причиняя максимальную боль.

Вслух он уклончиво проговорил:

— Твой ответ взамен на мой.

***

Наверное, события последних дней, месяца или даже полутора лет выжгли Алексию изнутри до безразличной каменистой пустыни. Она приняла происходящее с таким холодным спокойствием, что удивилась сама себе. В кабинете Майкла Берри единственное, что она ощущала, была стальная горечь. Но не было ни страха, ни сожаления, ни ощущения загнанности.

То, о чем говорили Блэк и прокурор, в их интерпретации выглядело вовсе не так, как было на самом деле. Вот только её это не особо заботило, да и то, чему предстояло произойти далее, не беспокоило тоже. Главное, что с Оливером всё теперь было в порядке. Она успела сделать всё, что могла, чтобы спасти его, и Майло Рэмси ей в этом своеобразно помог. А потому Алексии было спокойно.

Наказание должно было прийти рано или поздно. И оно пришло в наилучший момент, когда она ещё не окончательно лишилась рассудка, влюбившись в убийцу, но когда уже отвоевала Олли у болезни.

Только внутри, отдельно от рассудка, сердце ощущало что-то тягучее, грустное. Грин с самого начала твердо понимала, как поступит, но в то же время на очень нездоровый манер нуждалась в Рэмси.

А потому, ответив согласием на предложенный Майклом Берри и Блэком Уилером план, прямо из кабинета прокурора она спустилась вниз, села в машину, набрала номер, совершать звонки которому прежде казалось каторгой, и безапелляционно потребовала:

— Давай встретимся.

— Что-то срочное? — отозвался из трубки стальной голос, и Алексия едва рефлекторно не ответила совершенно прямо: беги, Майло. Бросай всё и беги — из Ливерпуля, из Англии, из Европы.

Но она промолчала, договариваясь о встрече, и, конечно, ничего не сказала во время.

К условленному времени она приехала в Кросби — в третий раз в жизни, и с каждым визитом в дом Рэмси, вопреки ожиданию, волнуясь всё сильнее. Впервые она попала сюда, совершенно точно представляя, зачем. Во второй, наутро после нападения на неё, приехала исключительно на эмоциях: страхе за свою жизнь и гневе на Майло. Сейчас она припарковалась у многоквартирного дома совершенно отчетливо понимая, что не должна была здесь быть.

Картинка обернулась до совершенно противоположной. В апреле Майло дожидался её на Давентри-Роуд, и тогда его присутствие было последним, о чем Алексии захотелось бы попросить. Два месяца спустя она курила, неспокойно вышагивая вокруг своей Вольво, дожидаясь Рэмси и остро нуждаясь в его близости.

Он приехал точно в договоренное время — всегда устрашающе верный своему слову. В три резких движения запарковав длинный акулий силуэт БМВ, вышел из машины, потянувшись всем телом, будто провел за рулем день, и, лениво растягивая шаг, пошел к Алексии. Взгляд серо-зеленых глаз был прямым, испытующим, очень внимательным. Впервые Грин стало любопытно, откуда над левым глазом Майло появился темный тонкий шрам. То, о чем она раньше знала только некоторые сухие факты, но о чем предпочитала не рассуждать — его преступное прошлое и настоящее, — заинтересовало её. Чем он на самом деле занимался? Почему он оказался во всё это втянут? Сожалел ли о чем-то из того, что совершал?

— Ну, — подойдя, сухо бросил он. — Что нужно, прокурорша?

В нём уживалось несколько совершенно разных людей. Алексия была только наслышана о кровавом монстре, прячущемся в этом невысоком, крепко сколоченном теле, но воочию видела две других личности: этого безразличного, окидывающего её презрительным взглядом, произносящего черствые слова и хлесткие ругательства хама; и твердо знающего свои желания, но воплощающего их со своеобразной нежностью и щедростью, осторожного любовника.

Он обнимал её, целовал очень крепко, но чутко, гладил по голове, убаюкивая, гнался не только за своим, но и за её удовольствием. И в абсолютную противоположность от этого разговаривал с ней так, будто не только не был с ней нежным, но и по природе своей быть таким не мог. От этого контраста верить в обе эти непримиримые стороны Майло Рэмси было очень сложно. И каждый раз, когда он заговаривал с ней, ей казалось, что их близость она придумала. А когда та случалась, в Грин зарождалось что-то наивно отрицающее грубость.