Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 5 из 17



Она наклонилась, чтобы поднять упавший предмет.

Это оказалось перо. Маленькое лазурного цвета перо.

Милая дама, прелестная дама…

Не задумываясь, Аврора нажала пальцем у основания пера, чтобы проверить, настоящее оно или нет. У фальшивого пера очин – костяной кончик – не сминается. Перо оказалось настоящим. Аврора задумчиво покрутила его в пальцах.

В замке пока что еще жили голуби, довольно большая стая. Крестьяне иногда ловили их себе на ужин, не слишком доверяя волшебной еде, которой кормила их Малефисента. Но перья у голубей были совсем не такие.

Еще были куры и утки, но и у них, даже у красавцев селезней, не было таких синих перьев.

В позолоченных клетках в замке жили потомки нескольких лесных птиц, но если у них и встречалось голубое оперение, оно было бледным, как выцветшие цветочки на старых гобеленах.

Продолжая разглядывать перо, Аврора медленно шла к себе в комнату.

Жила принцесса в красивых, изящно обставленных покоях на втором этаже замка. Все уцелевшие во время катастрофы гости королевских кровей и местные аристократы жили в главной башне. Ну а жители, так скажем… попроще – крестьяне и слуги – ютились в наспех построенных лачугах на заднем дворе замка.

Если не слишком присматриваться к толстым, закрывающим вид из окна, терновым ветвям и зажечь яркую лампу, можно было вообразить, что находишься поздним вечером в нормальной королевской спальне. Кровать на возвышении, накрытая пышным розовым балдахином. Гардероб с позолоченной резьбой, а в нем несметное количество нарядов. Туалетный столик, на котором стоит серебряный кувшин и таз для умывания. Маленький диван с атласными подушками, рядом с ним еще один столик – изящный, на длинных гнутых ножках. Диван и этот столик – рядом с камином.

Наконец, в комнате Авроры был еще книжный шкаф, полный книг, ставших, к сожалению, совершенно бесполезными с той поры, когда разрушился Внешний мир.

Дело в том, что после катастрофы из книг исчезла бо́льшая часть текста на страницах и практически все иллюстрации. А те слова, которые еще сохранились, были написаны на непонятных языках, которых и в природе-то не существовало. Малефисента объясняла все это воздействием черной магии, которую выпустили на свободу зловредный король Стефан и королева Лия.

Эта магия разрушила не только Внешний мир, но вместе с ним и все, накопленные веками мысли и изобретения человека. А сил королевы Малефисенты, чтобы восстановить все это, было недостаточно, их и так едва хватало на то, чтобы хоть как-то поддерживать жизнь тех, кто остался в замке.

Так что страницы книг опустели, многие изобретения были забыты, и даже ткать полотно приходилось теперь с помощью волшебства, поскольку в королевстве давно уже не осталось ни одной прялки.

Кровать с пышно взбитой периной и откинутым одеялом так и манила к себе Аврору, звала прилечь, уютно свернуться клубочком, пригреться, и…

«Да, наверное, нужно прилечь, – подумала Аврора. – Танцы сегодня будут до утра».

Нужно сказать, что спать или просто мечтать, лежа в кровати, принцесса любила ничуть не меньше, чем петь и танцевать. Кровать была ее любимым местом, где, укрывшись в полумраке одеялом, Аврора могла провести целый день. Сначала можно было просто мечтать, а затем наступала ночь, дарившая удивительные сны, которые были намного увлекательнее скучной дневной жизни в замке. Да и осталась ли вообще жизнь в замке после катастрофы, отрезавшей его от Внешнего мира?



Поэтому даже если в какую-то из ночей Авроре не снились яркие сны, все равно приятно было думать о том, что вот и остался позади еще один бесконечный скучный день.

Аврора легла на кровать, откинула голову на подушку и снова покрутила в пальцах синее перо. Во внутреннем дворе менестрель не появлялся практически никогда. Предпочитал сидеть в замке, в каком-нибудь темном уголке, словно вор или решивший подремать кот. Яркий свет менестрель ненавидел, он резал его вечно воспаленные от пьянства глаза. Так может быть, он двор замка имел в виду, когда говорил Снаружи? Двор замка, а не…

Бедный, свихнувшийся с ума пьяница.

Аврора вздохнула, потянулась к полке, чтобы снять с нее бесполезную книгу в тяжелом кожаном переплете, и принялась перелистывать пустые страницы. Она хотела положить между ними перо, однако в последний момент передумала и вместо этого спрятала его в маленький серебристый мешочек, пришитый к ее поясу. Почему она это сделала? Наверное, потому, что не хотела прятать перо, которое когда-то было живым, среди мертвых страниц, и решила, что пусть лучше оно всегда будет при ней.

Мысль о синем птичьем пере незаметно, как это обычно бывает, перескочила у Авроры на другое перо, не синее и нелюбимое, но оно ждало ее. Принцесса тяжело вздохнула и, вместо того чтобы лечь спать, пересела за столик на гнутых ножках. Взяла лебединое перо (то самое, нелюбимое) и принялась решать математические задачки на тонком листе пергамента.

Захватив власть в замке, обеспечив всех, кто в нем жил, волшебной едой и всем самым необходимым, Малефисента занялась образованием Авроры.

Родителям принцессы всегда было безразлично, учится ли чему-нибудь их дочь или нет. Аврора, естественно, предпочитала ничему не учиться, и к шестнадцати годам выросла принцессой совершенно не образованной. Не владела ни единым навыком, который положено иметь даме такого знатного происхождения, – не умела ни писать, ни читать толком, не умела вышивать, совершенно не знала географию и очень плохо – правила этикета. Обнаружив это, новая королева немедленно взялась за дело и наняла для своей приемной дочери полдюжины учителей – больше их в замке и не нашлось бы, пожалуй. Так, помимо всего прочего, в расписании Авроры появились предметы, о которых она раньше не только понятия не имела, но даже и не слышала.

Математика, например.

Вот уж что никак не давалось принцессе, так это математика.

С другими-то предметами дело обстояло хоть немного, но благополучнее. У Авроры от рождения были, как мы уже знаем, способности к пению и танцу, она была достаточно терпеливой, чтобы освоить и такую премудрость, как шитье. Конечно, освоила она шитье далеко не сразу и долгое время ходила с исколотыми иголкой пальцами. Взглянув на них однажды, Малефисента добродушно рассмеялась и сказала, что следующие науки – чесать лен и прясть шерсть – лучше оставить до тех пор, пока Авроре не страшно будет дать в руки веретено с острым кончиком.

Да, так вот, математика.

Она не давалась Авроре ни в какую. Цифры у нее не желали ни складываться, ни делиться, ни… что они там еще должны делать? Почти каждый раз, садясь за математику, Аврора со вздохом думала о том, что, наверное, есть какие-то науки, которым принцесс обучать не нужно. Почему? Да по той простой причине, что есть премудрости, которые все принцессы одинаково не способны понять. Математика, например. Или алхимия.

Однако Аврора была девушкой послушной и потому терпеливо выслушивала (ничего не понимая, естественно) объяснения старого казначея, который пытался научить ее складывать и вычитать числа на счетах, или придворного плотника, пытавшегося научить принцессу измерять длину и ширину с помощью веревочки и взвешивать грузы на весах с гирями.

Решить даже самый простой математический пример Аврора не могла ни с учителем, ни тем более самостоятельно. Она подолгу смотрела на листок пергамента, и ей казалось, что написанные на нем цифры живут сами по себе – перестраиваются, толкаются, иногда даже убегают куда-то. Ничуть не лучше складывались у нее отношения с рисованием и черчением. Линии подчинялись принцессе еще хуже, чем цифры, в результате нарисованный Авророй домик скорее был похож на кособокий стул, а начерченный квадрат… А начерченный рукой принцессы квадрат вообще ни на что похож не был.

Однако Малефисента придавала образованию приемной дочери такое большое значение, что Аврора не только покорно сносила все эти муки, но и заставляла себя самостоятельно заниматься. Честно говоря, была у принцессы одна мечта – посмотреть, каким радостным станет лицо ее тети, когда она покажет ей, что может разделить стадо овец, о котором спрашивается в задаче, на пять частей.