Страница 7 из 25
Большой зал блестящего ювелирного магазина понемногу оживал. Появлялись посетители, все как на подбор одетые богато, но слегка безвкусно. Буржуа, решила я. Новые хозяева. Равнодушно следя за ними глазами, я подумала, что, если Бонтран не сможет выполнить мое условие, ещё не всё потеряно. Я отправлюсь к другим ювелирам. У кого-нибудь мне повезёт.
Моё внимание привлекла молодая дама в тёплом меховом манто и высокой шляпе с перьями. Она была одета безупречно, и это заинтересовало меня. Я инстинктивно почувствовала в ней свою. Дверь перед ней распахнул служащий магазина. За дамой шла горничная. На миг они остановились посреди вестибюля и о чём-то перемолвились, потом хозяйка направилась к витрине. Через миг я увидела, что она беседует с приказчиком, и поглядывает на меня так же заинтересовано, как я только что поглядывала на неё.
Кто она? Аристократка? Может быть, даже моя знакомая? Женщина, как и я, была под вуалью, конечно, не такой густой, как у меня, но разобрать черты её лица издали было трудно.
–– Мадам!
Этот голос вывел меня из задумчивости. Подняв голову, я увидела рядом с собой служанку заинтересовавшей меня женщины.
–– Что такое?
–– Мадам, моя госпожа спрашивает, действительно ли вы собираетесь продавать изумруды.
Несколько удивленная, я потвердила это.
–– И правда ли то, что эти изумруды из самой Индии, из Голконды?
–– Да.
–– В таком случае, мадам, моя госпожа очень хотела бы взглянуть на них. Она бы могла заплатить немного больше, если бы ваши изумруды подошли ей.
–– Да, но меня ждёт разговор, и сейчас ко мне выйдет мэтр Бонтран. Боюсь, я…
Я посмотрела на даму, стоящую у витрины. Что-то подсказывало мне не отказываться от предложения. В конце концов, это лишь увеличит мои шансы на удачу.
–– Как имя вашей госпожи?
–– Её зовут мадам Брюман.
Я качнула головой. Вот как… Брюман! Это имя принадлежало одному довольно известному коммерсанту, владельцу многочисленной недвижимости в Париже, ресторанов, игорных домов и пансионов.
–– Передайте вашей хозяйке, что я согласна поговорить с ней.
Мадам Брюман приблизилась, поклонилась, и я приветливо кивнула ей. Когда она садилась рядом, на меня повеяло свежим ароматом лилий. У неё и в отношении духов был неплохой вкус.
–– Понимаю, что моё предложение неожиданно, – сказала она, улыбаясь чуть виновато. – Но я так мечтала об изумрудах… о настоящих «индийцах». Это такая редкость.
Я машинально передала ей футляр, а сама уже чувствовала, как холодеют от волнения мои руки. Она сидела, чуть наклонив голову, в профиль ко мне, а её вуаль была достаточно прозрачной, чтобы я могла видеть черты ее лица. Смуглая кожа, большие карие глаза с янтарным оттенком. Вьющийся чёрный локон касается щеки, в мочку уха вставлена неяркая бриллиантовая серёжка.
Я узнала её. Теперь я не сомневалась. Я знала, почему с первого же взгляда она завоевала моё внимание. Мы ведь были знакомы. Мы пережили вместе самые жестокие испытания: штурм Тюильри, ужасы сентябрьских дней 1792 года. Подумать только, она стала мадам Брюман, сменив своё имя… И какое имя – Валентина де Сейян де Сен-Мерри!
Я давно взяла себе за правило никого не судить. Да и откуда мне было знать, что приключилось с Валентиной за эти годы, каковы были обстоятельства её жизни. Всякое могло случиться. Женщины чаще всего становились жертвами этой многолетней смуты, но не каждая женщина смирялась с этим. Иные предпочитали измениться, но не погибнуть. И не всем же аристократкам везло на встречу с Александром.
Она восхищённо разглядывала камни.
–– Клянусь Богом, мадам, это восхитительно! Через неделю мой день рожденья, муж просил подобрать себе подарок. Но что может быть лучше этого?
–– А кто ваш муж? – спросила я. – Господин Брюман – это тот самый владелец недвижимости?
–– Да, можно так сказать.
–– Давно вы замужем?
–– Четыре года.
–– То есть вы повстречались с господином Брюманом ещё во время террора.
Она взглянула на меня чуть удивлённо и ответила уже гораздо сдержаннее:
–– Да.
Видимо, ей мои расспросы показались неуместными. Я ведь даже имени своего не назвала. Ещё раз полюбовавшись переливами изумрудов в блеске зимнего солнца, мадам Брюман сказала:
–– Мне известно, что ювелир предложил вам миллион франков за эти камни. Если вы будете столь любезны и уступите мне их, я заплачу на сто или двести тысяч больше. Мне ещё надо уточнить, какой именно суммой я располагаю.
Я ничего не ответила. Потом подняла вуаль.
–– Валентина, это же я. Вы помните меня?
Какой-то миг она непонимающе смотрела на меня, потом чуть зажмурилась, словно хотела проверить зрение, и бледность разлилась по её лицу. Негромко и очень нерешительно она спросила:
–– Сюзанна?
Я кивнула. Она хотела ещё что-то сказать, но, похоже, не могла собраться с мыслями, и я, боясь, что меня узнает не только подруга, сжала руку Валентины.
–– Ради Бога, молчите. Давайте уйдём отсюда! Нас не должны видеть вместе.
Она ничего не понимала, но послушно поднялась и пошла за мной к выходу. В этот миг за конторкой появился ювелир.
–– Мадам, – произнёс он мне, – имею честь сообщить вам…
–– Нет-нет, – сказала я поспешно, снова опуская вуаль. – Сделка не состоится. Мои планы изменились, мэтр Бонтран.
Я затащила Валентину в свою карету – благо, что она шла за мной послушно, как ребёнок, сама захлопнула дверцу и приказала кучеру ехать в какое-либо спокойное и безлюдное место.
–– В парк Монсо, может быть? – осведомился он.
–– Да, да, именно туда!
Я повернулась к вновь обретённой подруге.
–– Вы согласны? Согласны ехать туда?
–– Но почему именно туда? – кротко возразила она. – Я бы так охотно пригласила вас к себе!
–– Дорогая моя, вы, может быть, удивитесь, но оставаться с вами у всех на виду – это самое ужасное для меня в нынешнее время.
–– Почему?
–– Потому что мне необходима ваша помощь.
Ничего необыкновенного не было в том, что бывшая мадемуазель де Сейян, чей отец был расстрелян за роялизм, чей жених воевал за короля на юге Франции, стала женой буржуа. Это лишь на первый взгляд могло показаться возмутительным. Покинутая всеми, даже мной, Валентина не имела ни денег, ни определённых намерений. 1793 год – то было время, когда Франция захлёбывалась в крови. Чтобы выжить, нужно было уметь драться, пускаться в авантюры, изворачиваться. Валентина ничего этого не умела. Комитеты в те дни охотились за всеми, кто своими манерами хотя бы отдаленно напоминал аристократа. Нужно было искать прикрытие. И оно нашлось – в лице торговца Жака Брюмана, сделавшего мадемуазель де Сейян предложение. Она стала мадам Брюман, а это имя уже не внушало подозрений. А преуспевающий буржуа лишь потом оценил, до чего удачный сделал выбор: при Директории стало очень модно жениться на аристократках и украшать своё богатство ещё и блеском титула жены – пусть не столь важного сейчас, но приятного для честолюбия.
–– Я должна была думать не о чести и даже не о том, что совершаю мезальянс, – проговорила Валентина, словно пыталась защититься от моих ещё невысказанных упрёков. – Я даже об отце не думала. Возможно, это звучит эгоистично, но мне хотелось жить, просто выжить…
–– Вам незачем оправдываться. Я понимаю вас лучше, чем вы думаете.
Парк Монсо был безлюден сегодня. Погода была чудесная. Даже солнце скупо светило из-за туч. И всё же я, опасаясь, что мы находимся слишком на виду, увлекла Валентину в «Лилльскую красавицу», то самое бистро, где мы с Изабеллой в ужасные времена Робеспьера пили лимонад. Сейчас нам подали кофе и ванильные пирожные.
Валентина спросила:
–– Понимаете ли вы, с кем вы связываетесь, Сюзанна?
–– Кого вы имеете в виду?
–– Клавьера.
Я не ответила, ожидая, что скажет по этому поводу Валентина.