Страница 16 из 24
В основе философии А. С. Хомякова лежал провиденциализм. Историческое развитие каждого народа предопределялось абсолютом. Однако в своем развитии народ в силу тех или иных причин может отклониться от него и не выполнить возложенной на него «миссии».
Понимание славянофилами (в том числе А. С. Хомяковым) процесса исторического развития того или иного народа как постепенного проявления его «начала» имело два неоспоримых преимущества. Во-первых, подобный подход подразумевал стремление понять смысл истории народа. Во-вторых, заставлял пристально вглядеться в специфику народной жизни (именно славянофилы первыми обратили серьёзное внимание на такое фундаментальное явление русской действительности, как сельская община).
Одна из заслуг Хомякова – обоснование им принципа соборности, которое появляется в полемике с иезуитом Гагариным. Прилагательное «соборный» служит характеристикой Церкви и представляет собой перевод греческого слова «кафолический» из Символа Веры. Хомяков настаивает, что нельзя в соборности (равно как и в кафоличности) видеть вселенскость в смысле всемирности, ибо Церковь была соборной с самого начала до своего распространения среди народов. Принцип соборности – это «единство во множестве».
В отношении Церкви Хомяков признавал ее разделение на видимую и невидимую, ветхозаветную и новозаветную. Свои взгляды он формулировал в полемике с папистами и протестантами, доказывая, что церковь – не государство и не собрание верующих, но «единство Божьей благодати». При этом церковь существует «с сотворения мира», а Ной и Авраам были родоначальниками «ветхозаветной Церкви». Вслед за Тихоном Задонским Хомяков принимает католическое учение о семи таинствах, но отвергает католическую добавку Филиокве.
По Хомякову, залогом спасения является церковное единство верующих. Им выделяются внутреннее единство – единство духа и внешнее – единство в таинствах, которые не противопоставляются и не отделяются, а сосуществуют друг с другом. Причем первый тип, проявляющийся в достижении внутренней церковной святости, представляет собой сущность веры, в то время как второй тип есть осознанное проявление веры и единства. Хомяков преодолевает католическую (для спасения необходимы дела) и протестантскую (для спасения необходима вера) богословские крайности и тем самым указывает на недопустимость дихотомии как таковой для православного вероучения. «Посему неразумны и те, которые говорят, что вера одна не спасает, но еще нужны дела, и те, которые говорят, что вера спасает кроме дел».
«…У нас есть Надежда и Мысль о великом назначении нашего отечества!» [1]
В начале творчества Киреевского заметны «западнические» симпатии, вскоре сменившиеся мистицизмом и славянофильством [2].
Главенствующее место у Киреевского занимает идея цельности духовной жизни. Именно «цельное мышление» позволяет личности и обществу избежать ложного выбора между невежеством, которое ведет к «уклонению разума и сердца от истинных убеждений», и логическим мышлением, способным отвлечь человека от всего важного в мире. Вторая опасность для современного человека, если он не достигнет цельности сознания, особенно актуальна, полагал Киреевский, ибо культ телесности и культ материального производства, получая оправдание в рационалистической философии, ведет к духовному порабощению человека. Принципиально изменить ситуацию может только перемена «основных убеждений», «изменение духа и направления философии».
Как и Хомяков в учении о соборности, Киреевский связывал рождение нового мышления не с построением систем, а с общим поворотом в общественном сознании, «воспитанием общества». Как часть этого процесса общими («соборными»), а не индивидуальными интеллектуальными усилиями и должна была войти в общественную жизнь новая, преодолевающая рационализм философия. Суть этого пути – стремление к сосредоточенной цельности духа, которая дается только верой, «осознанием об отношении человеческой личности к личности Божества». Этому должна помочь также и аскеза – необходимый элемент не только жизни, но и философии. В то же время Киреевский отнюдь не считал бессмысленным опыт европейского философского рационализма: «Все ложные выводы рационального мышления зависят только от его притязания на высшее и полное познание истины».
В работе «О внутреннем состоянии России» (1855) Аксаков утверждал, что русские – это «негосударственный народ», в смысле не ищущий участия в управлении, а потому чуждый революционного и конституционного начала; основу быта русского народа еще до принятия христианства составляли общины, государственный элемент появился позже как результат чуждого влияния. Аксаков решительно противопоставляет государственное (государево) общественному (земскому), под последним понимая духовно-нравственную деятельность, тогда как государство «по преимуществу дело военное», смысл которого в «защите и охранении жизни народа». Русское государство по сути есть монархия, ибо строжайшая дисциплина и единоначалие в военном деле уравновешиваются независимостью совести и мысли в деле общественном. Однако эта гармония государства и земли была нарушена Петром I, при котором правительство обособилось от народа; государство начало вмешиваться в дела земли, из служителя народа оно превратилось в идол, требующий беспрекословного подчинения во всём. Так в России возникли «внутренние язвы»: раскол, крепостное состояние и взяточничество.
В работе «О русском воззрении» (1856) он различает общечеловеческое и национальное, провозглашая свою приверженность идеям славянофилов. «Деятельность народа, – писал Аксаков, – как деятельность человека, должна быть самостоятельна». Здесь он решительно критикует попытки отождествления европейского с общечеловеческим, которая выражается в моде в одежде, языке и литературе. Суть этой моды в рабском заимствовании.
«Казахстан. Национальная энциклопедия» пишет: «Социологические взгляды Данилевского наиболее полно изложены в книге «Россия и Европа» (1869), в которой он выдвинул теорию обособленных, локальных «культурно-исторических типов» (цивилизаций), развивающихся подобно живым организмам. Они находятся в непрерывной борьбе друг с другом и с внешней средой, так же, как и биологические виды, проходят стадии возмужания, дряхления и неизбежной гибели. Ход истории выражается в смене вытесняющих друг друга культурно-исторических типов. Данилевский выделяет 10 таких типов; качественно новым, перспективным с точки зрения истории типом считает «славянский тип», наиболее полно выраженный в русском народе» [8].
Данилевский, отрицая всякую общечеловеческую задачу в истории, считает Россию и славянство лишь особым культурно-историческим типом, однако наиболее широким и полным. Он видит в человечестве только отвлеченное понятие, лишенное всякого действительного значения, и оспаривает общепринятые деления – географическое (по частям света) и историческое (древняя, средняя и новая история). При этом Данилевский выставляет в качестве действительных носителей исторической жизни несколько обособленных «естественных групп», которые обозначает термином «культурно-исторические типы».
Всякое племя или семейство народов, характеризуемое отдельным языком или группой языков, довольно близких между собою для того, чтобы сродство их ощущалось непосредственно, без глубоких филологических изысканий, составляет самобытный культурно-исторический тип, если оно вообще по своим духовным задаткам способно к историческому развитию и вышло уже из младенчества. Таких типов, уже проявившихся в истории, Данилевский насчитывает 10: египетский, китайский, ассиро-вавилоно-финикийский [? он же халдейский (?), или древнесемитический], индийский, иранский, еврейский, греческий, римский; новосемитический, или аравийский; и германо-романский, или европейский. Россия со славянством образуют новый культурно-исторический тип, который должен проявиться в скором времени, совершенно отличный и отдельный от Европы. К этим несомненным, по Данилевскому, естественным группам он причисляет еще два сомнительных типа (американский и перуанский), «погибших насильственною смертью и не успевших совершить своего развития» (в отношении Новой Америки Данилевский не признавал особый вырабатывающийся культурно-исторический тип).