Страница 5 из 9
В России на протяжении многих веков великие учителя веры непрестанно напоминали, что христианская духовность едина для всех: и для монахов, и для мирян. В XV веке святой Нил Сорский учил: «Что касается одиночества, не для каждого оно хорошо. Наша любовь к Богу находит выражение в любви к ближнему»[32]. В XVIII веке святитель Тихон Задонский писал церковным властям о том же: «Не спешите умножать число монахов. Черные одежды ничего не спасут. Кто носит белые одежды и имеет дух послушания, смирения, чистоты, тот и есть настоящий монах, хранящий монашество внутри себя»[33].
• В учении старцев
В XIX веке, вопреки окружающему религиозному окостенению, некоторые старцы возвестили новую святость – святость мирян. Вовсе не отрицая благодатность монашеской жизни, старцы возвратили людям учение о том, что любому человеку вне зависимости от его положения в жизни принадлежит достойное место в замысле Божием и что в сердцевине любого призвания находится милосердие.
Святой Серафим Саровский (1759–1833) первым обратился к светскому миру. Его слова и сегодня поражают нас. Во время одной из встреч с Николаем Мотовиловым он говорил о том, что любой человек, каким бы ни был его статус, призван к любви: «Господь ищет сердца, полные любви к Богу и ближнему»[34]. Святой Серафим утверждал, что все получили и разделяют одну веру, а потому у всех равна и сила молитвы: «Господь одинаково хорошо слышит молитвы монаха и простого мирянина, если оба они имеют веру без заблуждения, если они по-настоящему веруют и любят Бога до глубины своей души, потому что, даже если вера их будет лишь с зерно горчичное, оба они будут горами двигать»[35].
Несколькими годами позже старец Макарий (1788–1860) из Оптиной пустыни также утверждал призвание мирян: «В одиночестве и в обществе, в монастыре и в миру, всегда и в любом месте христиане должны следовать заповедям, и это каждому трудно, каков бы ни был его образ жизни». Далеко не все должны следовать по пути монашеской жизни:
«Я рад, что вы поняли, что жизнь в миру столь же приятна Богу, как и жизнь, проведенная в монастыре»[36].
Эти слова приобретают пророческий характер. Миряне должны были осознать ответственность за свое духовное и светское устроение. В деле спасения им следовало не полагаться на молитвы и духовные труды монахов, а действовать самостоятельно, исполняя на практике заповеди Христовы. Именно в этом глубинный смысл любого земного призвания, поскольку святость происходит прежде всего из любви.
Глава 4
Споры о монашеской миссии в начале ХХ века
Призывы, обращенные к мирянам, не могли не повлиять на общество, пусть это происходило и медленно. Благодаря представителям православной интеллигенции, находившимся в общении со старцами, пробудился интерес к деликатным вопросам о миссии монахов и мирян. Накануне русской революции эти вопросы стали предметом напряженного обсуждения.
Чтобы проиллюстрировать эту дискуссию, мы выберем только две известные фигуры из числа тех, кто активно в ней участвовал. Это монах, богослов А. М. Бухарев[37] (1824–1871) и писатель Ф. М. Достоевский (1821–1881). Мы представим также свидетельство простого белого священника, относящееся к 1882 году. С нашей точки зрения, все эти люди являются вестниками новой духовности.
Бухарев выпустил книгу о Православии и его отношениях с современностью. Он одним из первых задался вопросом, должно ли христианство быть вне мира или в мире, и размышлял о «внутреннем монашестве», совместимом с жизнью мирянина. По его мнению, проблемы, которые волнуют человечество, небезразличны христианству, более того, духовные идеалы Евангелия могут играть большую роль в их разрешении. Однако пресса и общественное мнение осудили эти мысли Бухарева.
В романе «Братья Карамазовы» Достоевский предсказывал, что спасение придет из монастыря через духовность старцев. Старец Зосима отправляет Алешу в мир, чтобы он жил там как монах. Многие страницы романа ярко свидетельствуют о надеждах и нуждах той эпохи, хотя Зосима как персонаж и подвергался критике, в том числе оптинскими старцами.
Эти проблемы обдумывали не только интеллигенты. В скромных записках священника Г. Остроумова, окормлявшего женский монастырь в Пермской губернии, поставлен ряд вопросов, которые показывают, как важна была для него мысль о возможности жить в миру по-христиански: «Почему существуют монахи, разве невозможно молиться, оставаться безбрачными, вести совершенно христианскую жизнь, живя в миру? Разве нет примеров высокой христианской добродетели в жизни людей обоего пола, всякого возраста, всякого сословия, вовсе не удалившихся от мира, но занятых в миру какой-то деятельностью во всех областях семейной и общественной жизни?»[38]
Накануне русской революции в обществе встал вопрос о роли мирян в истории спасения. Одновременно разгорелся спор о монашестве и его миссии.
Миряне принимали участие в подготовительных совещаниях перед созывом Поместного собора русской Церкви. Некоторые из них мечтали увидеть монастыри, поставленные на службу миру.
В 1909 году в весьма напряженной обстановке, когда политическая оппозиция решительно утверждала, что монашество – это враг, с которым нужно бороться, в Троице-Сергиевой Лавре при закрытых дверях проходил Всероссийский съезд монашествующих, на котором поднимались важные вопросы. Епископ Никон[39], богослов и церковный публицист, говорил, что отец Паисий в конце XVIII века принес в Россию светильник, но в начале ХХ века свет его так дрожит и мерцает, что, кажется, он находится под угрозой. В заключительном слове он делился своим беспокойством: «Сейчас мы обязаны продвигаться вперед как авангард воинствующей Церкви Христовой, идти навстречу князю мира сего, вооружившись не словами, но делами, укрепившись нашим личным подвигом, чтобы сразиться с сатанинским плотским миром. <…> Речь идет о том, чтобы наши сердца возгорелись огнем любви к сладчайшему Господу Иисусу. Мы верим, мы знаем, что от этого огня, дарованного по благодати Божией, обязательно возгорятся бесчисленные огоньки православных русских сердец»[40].
Эти высказывания позволяют понять, сколь сильны были духовные потрясения, охватившие Церковь и русское общество. В них звучит горькое пророчество. Нравственная ситуация в городе и деревне была драматичной. Революционная атеистическая пропаганда находила отклик во всех слоях населения, что вызывало глубокую тревогу. Тем не менее владыка Никон давал своим слушателям надежду, призывая каждого без промедления встать на службу Любви. Хотя значительная часть духовенства и мирян приспосабливалась к ситуации или мирилась с ней, все чаще и чаще раздавались голоса, призывающие к возрождению и обновлению церковной жизни. Многие чувствовали, что исторический цикл завершается и должен начаться новый.
В этой краткой работе мы ограничились беглым обзором истории духовного движения монашествующих старцев в России. Тем не менее надеемся, что сказанное выше позволяет яснее увидеть, в каких исторических обстоятельствах проходило служение отца Алексея Мечева.
Подведем итог сказанному в этой части повествования. Итак, русское старчество вписывается в очень древнюю православную традицию, которая с неожиданной силой и глубиной обновилась в русской Церкви в конце XVIII века. Воспитательский и апостольский труд старцев, в частности монахов Оптиной пустыни, имел огромное значение для всего русского общества, от интеллектуальной и культурной элиты до крестьян, по большей части неграмотных. Исполненные милосердия Божия, старцы-монахи призывали обращавшихся к ним в великом множестве людей к совершенствованию христианской жизни, которое возможно как в удалении от мира, так и в миру.
32
Ibid.
33
Ibid. P. 127.
34
Ibid. P. 126.
35
Ibid.
36
Ibid. P. 124.
37
Александр Матвеевич (в монашестве Феодор) Бухарев – русский богослов и духовный писатель. В своих книгах и проповедях стремился связать православную веру с современностью.
38
Цит. по: Arminjon V. La Russie monastique. Sisteron: ed. Présence, 1974. P. 166.
39
Никон (в миру Николай Иванович Рождественский, 1851–1919), епископ Вологодский и Тотемский, стал инициатором и председателем Съезда монашествующих. Занимал твердую антиреволюционную позицию.
40
Arminjon V. Op. cit. P. 181.