Страница 2 из 12
– Не было выбора?
– Пакта недостаточно. – Я оборачиваюсь и смотрю на нее, а затем на Адама, который пытается защитить мои уши от шума.
– Но почему? – Хотя она неизбежно расстроена моим святотатством, я вижу, что она искренне пытается понять. И, пока вокруг нас стоят шум и хаос, я впервые понимаю, что для людей еще может оставаться надежда.
Держа в голове эту мысль, я начинаю отвечать на ее вопрос.
ПАКТ ЛАБРАДОРОВ:
Счастье и безопасность человеческих Семейств покоится на жертве.
Нашей жертве.
Мы – последние собаки, которые понимают, что долг превыше всего. Мы последние, кто знает, что человеческие Семейства держат в своих руках наше будущее. Никогда еще не было так сложно поддерживать гармоничную Семейную среду, и никогда это не было столь жизненно необходимо.
Лабрадоры должны посвятить каждую крупицу своих жизней защите хозяев, если мы хотим достичь Вечной Награды. Если хоть один лабрадор не исполнит своей задачи, вся миссия будет подвергнута риску.
Все меньше Семейств заводит собак для защиты, и еще меньше заводит лабрадоров. Это значит, что наше влияние на человеческое общество скоро начнет угасать. Чтобы предотвратить эту ужасающую ситуацию, каждый лабрадор, в Семье он живет или нет, должен действовать в интересах своих хозяев.
Если мы поддадимся инстинктам и забудем о тех, кто заботится о нас, мы никогда не воссоединимся с нашими Семьями после смерти. Поэтому мы должны постоянно помнить высшую истину: разувериться в людях означает разувериться в самих себе.
сад
Я был в саду с Адамом.
Лежал на боку, в траве, нежась на солнце под теплым ветерком. Приложив ухо к земле, я мог слышать нежный пульс земли глубоко внизу. Та-дам. Та-дам. Та-дам.
Адам не слышал звуков земли. Он вовсю сражался с розовым кустом. И, хоть он и был вооружен железными ножницами, розовый куст явно побеждал.
– Ах. Дрянь. Боже. Ах. Черт. Подери, – сказал он, когда колючие стебли предприняли необходимые защитные меры. В конце концов, хотя несколько щелчков ножницами были успешными, он отступил и признал поражение.
– Не знаю, малыш, не знаю, – сказал он мне, отирая бровь тыльной стороной руки в перчатке. Бросив быстрый косой взгляд на солнце, он отвернулся, наклонился и занялся более нежными отростками.
Щелк, щелк, щелк.
Старался, чтобы Природа знала свое место.
приношение
Позже, когда спустились сумерки, Адам повел меня на вечернюю прогулку.
В парке было много людей-подростков, которые сидели на стене. Они делали это каждую неделю, просто приходили и сидели.
Адам старался к ним не приближаться. Он знал некоторых по школе и, думаю, предпочитал оставаться неузнанным. Так что он держался другой стороны парка, искал палочки.
Я увидел одну прежде него, подходящей длины, и носом привлек внимание. Он слабо улыбнулся и, погладив мою шею, подобрал палку.
– Хорошо, Принц, хорошо.
После пары ложных бросков он завел руку за плечо и кинул палку. Я побежал, быстро, пока она летела по воздуху прямо в небо. Я бежал и смотрел на нее, не спуская глаз, даже когда цветы били меня в грудь, смотрел, ждал, когда она достигнет высшей точки, помедлит, не двигаясь, прежде чем вернуться вниз – быстро, еще быстрее – пока не упадет на землю передо мной, неловко подпрыгнув. Не успев замереть, палка оказалась у меня в зубах, и я побежал к Адаму, торжествуя.
Потом мы повторили ритуал еще два раза. Бросок. Лови. Принеси. Бросок. Лови. Принеси. Мы оба в равной степени наслаждались этим. Для меня главное было приносить, я чувствовал удовлетворение, возвращая вещи обратно. Чтобы начать сначала. Закономерность. Повторение. Для Адама, правда, главным был сам бросок. Отпускание.
Посреди четвертого захода, когда палка упала, кто-то закричал. Сперва я не расслышал слов, и Адам тоже, и мы подошли поближе к стене парка.
Увидев, что мы приближаемся, один из подростков, мальчик, встал.
– Прости, – сказал Адам. – Я не расслышал. Как ты меня только что назвал?
– Задрот. Я назвал тебя задротом, – и затем, бросив скорый, воодушевляющий взгляд на одного из друзей, он добавил: – Сэр.
Подростки засмеялись, их головы теперь склонились к земле.
– Очень смешно. Я удивлен, что консультант по профориентации не посоветовал тебе стать юмористом.
– Не важно, – мальчик глубоко затянулся сигаретой. – Но вот в чем дело, я теперь не в школе, так что не обязан терпеть все твое дерьмо.
– Да, уверен, для тебя это большое облегчение.
– Отъебись, сэр.
Он плюнул, помечая свою территорию.
Я подошел и понюхал его. От него пахло поврежденной кожей. Он был ранен под одеждой.
– О, глянь, он натравил на тебя своего пса, – сказал другой мальчик, прикрыв рот рукой.
Я зарычал.
– Ой, сейчас обделаюсь. На помощь! На помощь!
Снова смех.
– Иди сюда, Принц.
Я вернулся к Адаму по команде. Он взял меня за ошейник и пристегнул к поводку, прежде чем выйти из парка. Когда мы начали переходить дорогу, я что-то учуял позади.
Я обернулся и увидел бутылку, летящую по воздуху. Она разбилась у моих лап, разбросав в разные стороны тысячи невосстановимых осколков. Адам испуганно подпрыгнул.
И снова подростки рассмеялись.
– Задрот! – Закричал парень в последний раз, прежде чем мы повернули за угол.
– Все хорошо, мальчик, – уверил меня Адам. – Все хорошо.
порошок
Хэл сыпал белый порошок в стакан и заливал водой. Вот уже несколько дней он был в пижаме.
– Мама еще в больнице, – сказал он Адаму, хотя его не спрашивали.
– О, – ответил Адам. – А Лотти?
– Да, она вернулась. Мама Сары ее привезла. Она наверху.
Адам начал рассказывать Хэлу о брошенной бутылке, но не успел закончить, как Хэл согнулся, хватаясь за живот. Затем он повернулся и быстро побежал в ванную. Неприятные запахи остались.
Адам пошел смотреть телевизор.
Я последовал за ним, и, поскольку Кейт еще не вернулась, свернулся калачиком возле него на софе.
Он гладил меня по голове, переключая каналы, и не задержался на собаках, играющих на пианино, и танцующих кошках.
Хэл вернулся из туалета, все еще держась за живот.
– Как ты? – Спросил его Адам.
– Все так же.
– О боже.
Шарлотта спускалась по лестнице. Она оставила открытой дверь своей спальни, чтобы музыка просочилась на первый этаж. Адам и Хэл ничего не сказали, когда она вошла. У Шарлотты, похоже, был новый образ.
– Все хорошо, засранец? – обратилась она к брату.
– Не говори так, – отозвался Адам.
– Почему? Это ведь правда?
– У него понос. Он плохо себя чувствует. А что у тебя с лицом? Ты похожа на Смерть.
– Это макияж.
– Не волнуйся, папа, – сказал Хэл в притворном ободрении, все еще держась одной рукой за живот. – Ей тринадцать. Она растеряна и сбита с толку. Ей нужно экспериментировать с разными образами. На прошлой неделе Бритни, на этой – Мэрилин Мэнсон. Мы должны постараться и быть рядом… – Он схватился за живот и издал звук, который означал, что ему больно.
– Отвянь, засранец, – и прежде чем Адам успел отчитать ее, она уже вернулась наверх.
беспорядок
Когда Кейт вернулась домой, Адам спросил, как ее отец. Она не ответила, по крайней мере, не прямо.
– Кто оставил это там? – спросила она.
– Что?
– Собачий поводок. Почему его не убрали?
– Я собирался. Меня осыпали оскорблениями дети в парке. Я преподавал у них…
Кейт прошла дальше, в кухню.
– О, Адам, взгляни на этот беспорядок.
– Любимая, прости. Ну же, сядь. Ты выглядишь усталой.
Я подошел понюхать ее, и все было так же, как часто бывало по вечерам. Больничные запахи. Дедушка Билл. Должно быть, она держала его за руку, заметил я, обнюхивая ее. И должно быть, она держала его долго, потому что запах был сильнее, чем прошлым вечером, когда они навещали его все вместе.