Домик номер десять

— Розалия, вы что-то ищите? — обратилась к ней бабулечка Матвея.

— Нелли Борисовна попросила блюдо для мафрума, — Роза надеялась, что правильно запомнила название блюда. Она не имела ни малейшего понятия, что это и из чего готовится. Она и простые-то вещи готовила с огромным трудом и без всякого энтузиазма, что говорить про экзотические. А «мафрум» звучало, как что-то волшебное из восточной сказки.

— Одну минуту, — юрко открыла антикварный сервант Идида Яковлевна и протянула большое кобальтовое блюдо. — Отнесите, будьте добры.

Роза не стала спорить. Отнести блюдо не велика проблема. Знала бы — лучше поспорила.

Неприлично подслушивать, и надо было сразу дать понять, что Роза вошла на кухню, но слова Нелли Борисовны вылетели как пуля и поразили Розу насквозь. Поразили — и в смысле «удивили» тоже. Роза так и стояла с этим дурацким кобальтовым блюдом, борясь с трясущимися руками, в страхе уронить и разбить, как кажется, только что разбилось сердце Розы.

Ведь мелочь, ерунда, не то, на что в обычной ситуации прагматичная и циничная Роза обратит внимание. Примет к сведению, если это нужно, а нет — выкинет из головы, как ненужный хлам.

Розе есть о чем подумать, кроме того факта, что Матвей Розенберг «воспользовался наивностью» Риточки в самом, что ни на есть, библейском смысле. «Взял ее невинность». Попросту — переспал с ней! С почти ребенком! И пусть она совершеннолетняя, что это меняет!

Ей от силы девятнадцать, а может, и семнадцать! А Матвею Розенбергу тридцать четыре года!

— Не спал я с ней, — устало вздохнув, проговорил Матвей. — Оставьте с Верой Абрамовной Ритку в покое.

— Маргарита — чудесная девушка, умница, лучшая для тебя партия.

— Маргарита — чудесная девушка. Девушка! Ей девятнадцать лет, она моя ученица, я — не лучшая партия для нее. К тому же у Риты есть молодой человек. Так что простите меня с Верой Абрамовной, но я пасс.

— Это не молодой человек, это недоразумение! — взвыла Нелли Борисовна — И потом, как честный человек, ты обязан!

— Как честный человек, мамуля, я не занимаюсь сексом со своими ученицами и молоденькими девочками.

— Конечно же, сексом ты занимаешься с Розой. У вас двоих написано на лбу, что сегодня вы занимались этим! Мало того, что ты работаешь в такой день, так еще и… — Нелли Борисовна вздернула нос и возмущенно фыркнула.

— Ты очень наблюдательна, — Матвей хихикнул по-мальчишески, попытался перегнуться через маму, чтобы своровать лакомый кусочек. Как мальчишка!

Почему-то Роза улыбнулась этой мизансцене.

- Прости мамуля, встречаться и заниматься любовью я буду с женщиной, которую люблю, а не с «лучшей партией» по версии Веры Абрамовны и твоей. Роза, — резко повернулся к дверям, где монументом застыла Роза. — Что стоишь, как неродная, давай это несчастное блюдо! — засмеялся.

— Смотрю, твоя Роза, — снова с нажимом на «твоя», — не слишком воспитана, если подкрадывается во время конфиденциального разговора сына с матерью.

— Зато как она целуется! — засмеялся в голос Матвей и резко дернул на себя Розу, повернулся спиной к маме, как прикрыл собой от пуль. Пуля прилетела в виде полотенца.

— Пошел вон с моей кухни! — взвизгнула Нелли Борисовна и грохнула тарелкой по столу.

Глава 27

Празднование было в разгаре, Роза хоть и чувствовала себя стесненно в компании незнакомых или малознакомых людей, все же получала удовольствие от происходящего. Большого, шумного семейства, дружеской атмосферы, шуток, а то и откровенных подколов друг друга, а также всевозможных яств, наготовленных Нелли Яковлевной.

Матвей быстро перевел основные слова и поздравления, которые то и дело звучали за столом. Все оказалось просто на первый взгляд. «Шана това», — говорили одни, «Шана това уметука», — отвечали им. «С новым годом» поздравляли. «Счастливого и сладкого года» желали в ответ. Большего, как оказалось, не ведают почти все собравшиеся.

Этим поделился Леонид Львович, когда вышел во внутренний двор, как называли двор с прудиком и мостком через него. Роза стояла там же, вышла подышать свежим воздухом, а на самом деле просто пошла за Матвеем, который окликнул ее, когда отправился на улицу с Даниилом и Светиком, отвлекая от отца с мамой. Те заспорили из-за какой-то незначительной ерунды, Миша сжал губы добела, Софа же не уступала ему, буравя взглядом. Матвей вовремя отвлек малышню, они, кажется, не заметили разгорающегося конфликта.

— Немного необычно, правда? — заметил Леонид Львович, показывая взглядом на дверь в дом. Роза поняла, что он имеет в виду.

— Да, — согласилась.

Было необычно. Немного необычно. Скорее даже обыкновенно, если представить, что это не Новый год по лунному иудейскому календарю, первый день тишрея, а день рождения кого-то из многочисленной семьи. В последние шесть лет Роза жила в местности, где празднуют Ураза-байрам наряду с Православной Пасхой, почему бы Розе не узнать про традиции Рош ха-Шана.

— На самом деле почти никто из них не знает толком традиций, не понимает смысла происходящего. Это, как у нас — все красят яйца на Пасху, а пост соблюдают не больше десять процентов населения, — улыбнулся Леонид Львович. — Хорошо разбирался Борис Соломонович, отец Нелли, да Идида Яковлевна придерживается, а молодежь… — махнул небрежно рукой. — Вы не переживайте, если Нелли что-то неловкое сказала.

— Я не переживаю, — Роза соврала. Не то, чтобы ей хотелось во что бы то ни стало понравиться маме Матвея Розенберга, но история с «чудесной девочкой Риточкой», «отличной партией» не выходила из головы, а обсуждать это с Матвеем времени не было, да и стоит ли.

— Главное, вы Идиде понравились, простите за фамильярность, Розалия. Идида Яковлевна — душа этой семьи, дома, мальчишки страшно боятся ее огорчить.

— Так мне повезло, выходит? — помимо воли вырвалось у Розы. Хотелось добавить «скажите пожалуйста!», упереть руки в боки и заявить, как в лохматом анекдоте: «Плевать мне, на каком глазу у тебя тюбетейка!».

— Ершистая какая, — Леонид Львович рассмеялся в голос. — Повезло, только не с Идидой Яковлевной, а с Матвеем, надеюсь, вы это понимаете или поймете в будущем.

Роза кивнула и устремила взгляд на Матвея. Все-таки потрясающий мужчина этот старший тренер и руководитель Розенберг М. Высокий, свободные джинсы не скрывали длинные ноги с крепкими мышцами и ягодицами. Ветровка, накинутая на свитер крупной вязки, подчеркивала ширину плеч, а яркое обрамление золотой осени оттеняло темные волосы, вьющиеся сильнее обычного от влажного воздуха, и карие глаза.

Розе и правда повезло, что в ее жизни есть такой мужчина, чем бы ни закончилась история курортного романа, насколько бы ни были мизерны шансы на продолжение — повезло. Матвей Розенберг поднял планку для всех последующий мужчин Розы на невероятную высоту, а Розе, как оказалось, и не нужны «последующие мужчины». Впрочем, как и «предыдущие». Защемило в груди, на глаза навернулись слезы, Роза скомкано извинилась и подошла, скорее подбежала к Матвею.

Он тут же обнял ее, обхватывая двумя руками, приподнял, прижал к себе крепко-крепко, Роза чуть не замурлыкала от счастья, пытаясь вжаться еще сильнее, уткнулась носом в горячую шею и вдохнула аромат: смесь легкого парфюма, геля для душа, скошенной травы, костра на соседнем участке, сосен, сырости залива.

— Что, лягушонок? — Матвей сначала прижался губами ко лбу, потом обцеловал щеки, не смущаясь того, что в любой момент могут выйти во двор нечаянные зрители. — Папа рассказывал, какой я молодец? Как тебе повезло отхватить великолепного меня? — усмехнулся и прикоснулся губами к губам. Роза задохнулась от внезапно нахлынувшей нежности. Щемящей, колкой.

— А мне повезло? — поцеловала, изо всех сил старясь не углублять поцелуй, держаться в рамках приличий. Рядом носились Светик с Даниилом, в любой момент могли появиться родственники, а то и вовсе «чудесная девочка».

— Тебе видней, — тихо засмеялся. Прокрутился вокруг своей оси, кружа Розу, и поставил на ноги, снова целуя.