Страница 27 из 32
— Оскорбил чувства верующих, — торопливо сказал Петя, заглядывая мне в глаза; видимо, ему не терпелось хоть чем-нибудь загладить свою вину. — Пострадал за богохульство.
Петя выпрямился, для чего-то стряхнул с груди соринки и торжественно заключил:
— Значит, у ног каменной бабы лежит жертва религиозного фанатизма!
Я не спешил с выводами, но высказанное Петей предположение, что в пещере мы обнаружили предмет поклонения, божество какого-то исчезнувшего местного племени, показалось мне весьма правдоподобным.
Специально я не изучал историю религиозных обрядов, но думаю, что первыми храмами для верующих служили пещеры, подобные хаирханской. Лишь позднее стали сооружаться искусственные храмы — церкви, костелы, пагоды, монгольские дасаны. Очевидно, нам и посчастливилось найти один из первых храмов.
Березкин, просмотрев все записанное хроноскопом, с нашим заключением согласился. Но когда спелеологи, довольные результатом хроноскопии, отправились помогать Пете готовить обед, у нас с Березкиным состоялся краткий разговор:
— По-твоему, все? — спросил Березкин.
— По-моему, нет, — ответил я.
Потом наступило долгое молчание. Как и мой друг, я понимал, что мы, установив внешний ход событий, не уловили главного в поступках людей, ради которого только и стоило заниматься хроноскопией монумента. Но сформулировать это главное, чтобы сделать наше расследование целеустремленнее, ни мне, ни Березкину не удавалось.
— Не знаю, к чему это приведет, — сказал наконец Березкин, — но можно попробовать проследить весь процесс обработки глыбы песчаника. Я имею в виду не технологию, а самих людей, их поведение, что ли.
— Но как ты объяснишь свой замысел хроноскопу? Все-таки его возможности не безграничны. Даже если рассчитывать на истолковательную функцию, все равно, пожалуй, не хватит материала.
Березкин задумался, и я не торопил его с ответом.
— Видишь ли, — сказал он, — тщательность обработки различных частей каменной бабы явно неодинакова. Спина, например, вытесана грубо. Лицо — значительно тоньше. Не послужит ли это нам ключом? Иначе говоря, не сумеем ли мы подвергнуть раздельной хроноскопии начальную и завершающую стадии работы ваятелей? Пойду-ка я в пещеру, — заключил он.
Березкин сформулировал задание хроноскопу и ушел.
Ждать мне пришлось недолго. По уговору Березкин начал с хроноскопии небольшого пьедестала, на котором стояла каменная баба, и спины. Когда экран засветился, я увидел плохо обтесанную глыбу, поставленную «на попа». Вокруг нее толпились невысокие коренастые люди, среди которых выделялся хромоногий. Ваятели работали весело, дружно, и движения их были свободными и широкими. Судя по всему, они не церемонились с глыбой (как и в то время, когда тащили), уверенно стесывая все лишнее. На моих глазах бесформенная масса приобретала контуры человеческой фигуры — постепенно обозначились голова, плечи… Мне нравилось наблюдать за возникновением на экране каменной бабы, и я даже немножко отвлекся — не сразу заметил, что ваятели стали иначе вести себя. Нет, они еще не приплясывали и не раскланивались, но чем отчетливее обозначивались на глыбе песчаника контуры их божества, тем плавнее и торжественнее становились движения людей, тем осторожнее прикасались они к изваянию. И только хромоногий вел себя так, будто по-прежнему перед ним была глыба песчаника, а не возникающее под его руками божество.
Экран погас, но почти сразу же засветился снова — Березкин перешел к хроноскопии тщательно обработанных деталей монумента. На экране изваяние выглядело почти законченным (примерно таким же, как в сцене убийства хромоногого), и люди, прежде чем подступиться к божеству, проделывали сложные ритуальные движения.
Вот, собственно, и все, что нам удалось выяснить. Смысл происшедшего прояснился и для меня и для Березкина. Но мы решили проконтролировать себя, ознакомив с результатами дополнительной хроноскопии спелеологов и выслушав их мнение.
Почти готовый обед был немедленно снят с огня, и у хроноскопа собралась вся наша небольшая группа.
Березкин продемонстрировал все записи хроноскопа, за исключением тех, которые относились к одному хромоногому. Сначала мы увидели веселых и сильных людей, протаскивающих по темной пещерной галерее глыбу песчаника, потом те же люди, ваятели, дружно и весело принялись за обработку глыбы. Но чем рельефнее вырисовывался под их резцами монумент, тем торжественнее становились движения ваятелей. Наконец обычная работа сменилась сложным церемониалом, и, когда один из ваятелей, хромоногий, отказался выполнять его, сильный удар по голове уложил непокорного на месте.
— Грустно, — сказал философ Петя и глубоко вздохнул. — Очень грустно. Сами сотворили себе божество и сами же стали раскланиваться перед ним, убивать за непочтение лучших представителей своего народа. Такова суть всех религий. — При слове «суть» Петя покосился на Сахарова, но у того не было желания иронизировать. — У поздних религий, вроде христианства или мусульманства, все это затушевано, а здесь так обнажено…
Никто из нас ни слова не добавил к выводу Пети — он выразил наше общее мнение.
ГОРДЫЙ ЗНАК
ГЛАВА ВОСЬМАЯ,
в которой спелеологи находят в глубине Хаирханского массива следы неведомого человека, а мы со множеством приключений совершаем путешествие по сложной системе подземных галерей и залов
Узкий проход, ведущий из второй пещеры в глубину Хаирханского массива, как нетрудно догадаться, не давал покоя спелеологам: они начали подготовку к подземному путешествию сразу же после окончания хроноскопии каменной бабы.
Техникой спуска в пещеру или пропасть мы с Березкиным совершенно не владели, ничем помочь своим товарищам не могли и потому со спокойной совестью отправились на Енисей купаться и загорать. Испытывая некоторую утомленность, вялость, я бросился в холодную воду, прошел кролем до островка, а потом на берегу, чтобы согреться, проделал несколько энергичных гимнастических упражнений. Березкин захватил с собой на реку походные шахматы, и остаток дня мы провели за игрой, лежа на солнце.
Рано утром начался штурм пещеры. Конечно, нам с Березкиным тоже очень хотелось побывать в подземелье, но Сахаров вполне резонно заявил, что мы успеем посетить пещеру и после того, как они произведут разведку; брать же с собой новичков слишком рискованно.
Все-таки мы пошли в пещеру, чтобы посмотреть, как спелеологи будут пролезать в узкую черную щель. Честно говоря, вид щели вызывал у меня легкий озноб — очень уж она казалась мрачной, опасной, таинственной. У меня было такое ощущение, что спелеологи непременно застрянут в ней и не смогут выбраться обратно. Мысленно я даже изобретал хитрые способы их избавления из страшного плена.
Но Сахаров и его товарищи придерживались иного мнения о лазе.
— Превосходный лаз, — сказал Сахаров, после того как минуты три пролежал перед ним на животе, подсвечивая себе фонарем. — Можно даже не раздеваться. (Я уже знал, что в самые узкие и коварные щели спелеологи пробираются голышом — одежда может зацепиться за неровную поверхность хода).
Широченные плечи Сахарова, его громоздкая сутуловатая фигура по-прежнему смущали меня. Я сравнивал саженный размах плеч с размерами лаза и почти не сомневался, что Сахарову придется дежурить в лагере вместе с нами. Я ошибся.
Вытянув вперед руки, Сахаров без особого труда протиснулся в щель. За ним последовали философ Петя и остальные спелеологи. Когда ноги замыкающего исчезли в черном ходе, мы с Березкиным вернулись к палаткам.
Чувство беспокойства за товарищей не покидало нас, и потому время тянулось очень медленно. Мы поглядывали то на солнце, то на часы, но солнце упорно висело на одном месте, а стрелки часов хоть и двигались, но, как говорится, в час по чайной ложке. Раза два мы возвращались в пещеру к каменной бабе и заглядывали в щель. Но там было тихо и пусто, словно никто и не проходил по ней.