Сколько ты стоишь?

Но он, наверное, сам не смог бы предложить Алле расстаться, да и не было такой мысли в его голове. Она всё решила за двоих, без памяти влюбившись в одного из студентов своего вуза, и пришла плакаться Илье на плечо.

И Берестов её отпустил. Правда, с тем парнем у Аллы ничего не получилось, и со следующим тоже. И каждый раз после этого она звонила Илье, вздыхала и заявляла:

— Нет, а всё-таки ты лучше всех мужиков на свете. Жаль только, что мне с тобой скучно…

Последнее время они с Аллой почти не общались, но Илья знал, что у неё всё хорошо — видел фотографии в соцсетях.

Интересно, а что сказала бы Алла, если бы узнала, при каких обстоятельствах он познакомился с Варей? Наверное, ничего… Треснула бы ему просто от души и хорошенько размахнувшись.

А вот Варя Илью не била. Может, зря?..

Несмотря на приподнятое настроение, в машину Берестов садился немного напряжённым. Настроение настроением, но зная Варю… Сейчас как опять запаникует — и снова два шага назад в отношениях.

Правда, пока она не паниковала. Задумалась о чём-то, и пока Илья включал тихую музыку и выруливал со стоянки, молчала. Спросила, уже когда они катили по улице:

— А почему ты стал юристом?

Берестов от удивления чуть руль не выпустил.

— Почему… хм. А ты почему стала рекламщицей?

— А я на редакторское не поступила. Три специальности тогда было на факультете, куда я поступала — редактирование, книговедение и реклама. Я редактором хотела быть, но не добрала баллов. А на рекламу хватило. Думала перевестись, а потом захватила эта тема… И я осталась. Вот так.

— Ясно. — Илья задумался: как бы рассказать Варе, но не затронуть тему получения травмы?.. — А я вообще не знал, кем хочу стать. Поэтому просто написал на бумажках названия различных профессий, сунул их в кепку и вытащил юриста. Судьба, видимо — как и тебе, мне потом понравилось учиться.

Варя кивнула и вновь замолчала, о чём-то размышляя.

Примерно с таким же выражением лица Алинка собирала пазлы…

— Я хотела сказать тебе одну вещь ещё вчера, но… не решилась, — медленно заговорила Варя. — Твой… способ получать удовольствие… я про шлюх… кажется мне более честным, чем способ Семёна.

Илья думал сообщить, что ему тоже, но побоялся спугнуть Варю.

— В этом… способе нет обмана. Там есть много чего другого, но обмана нет. Я одного только не понимаю… неужели тебе не противно?

Берестов вздохнул.

— Ты действительно хочешь это знать?

— Да.

— Ладно. Тогда скажи… тебе не противно, например, садиться на скамейки в общественном транспорте?

— Ну ты сравнил, — буркнула Варя. Кажется, она не поняла.

— Варь… просто для тебя эти девочки — не вещи. Ты думаешь о них иначе. Как о людях. Поэтому я и спросил, действительно ли ты хочешь это знать… Ты и так меня боишься.

— Я… — она запнулась. — Нет, я хочу. Объясни.

— Если заказчику всё равно, сколько мужиков до него пользовали эту конкретную девочку, он возьмёт подешевле. Мне это, в общем-то, тоже безразлично, главное — отсутствие инфекций, а остальное… Какая разница? Два часа — и с глаз долой. У них часто даже имён нет, а какие-то дурацкие прозвища.

Варя, задумавшись, кусала губы, и от этих неосознанных движений Илью на секунду бросило в жар.

— Неужели тебе не хотелось нормальных человеческих отношений? Без денег.

— Ну почему не хотелось? Хотелось. И они у меня были. Просто бывают и такие периоды времени, когда секса хочется, а отношений — нет. А обманывать женщин я не люблю. Да и в целом… Варь, извини. Заказать шлюху намного проще. Даже если первоначально девушка не против одной совместной ночи, потом она может передумать, и нужно будет потратить изрядное количество времени, сил и нервов, дабы доказать ей, что вам оно не надо.

Варя молчала, и Илья продолжил:

— Я знаю, что не образец для подражания, ты уже говорила. Но честное слово, женщин я никогда не обижал. Если не считать тебя, конечно.

Она усмехнулась.

— Да уж. Про таких, как ты, мой папа говорит: «Редко, но метко».

Берестову стало горько.

— Ты всё словами меня бьёшь, Варя… Лучше бы разок треснула хорошенько.

— Чего? — она от неожиданности даже повернулась и посмотрела прямо на Илью.

— Того. Хочешь, давай остановимся. Размахнёшься и дашь мне в глаз с размаха.

Варя несколько секунд изумлённо глядела прямо на Берестова, а потом тихонько засмеялась.

— В глаз… А машину ты как поведёшь после этого?

— Справлюсь, — пожал плечами Илья. — А не справлюсь, ты поведёшь.

— Ишь какой хитрый. Нет уж, живи. Не буду я тебя бить.

— Почему?

Варя вновь отвернулась и начала кусать губы.

— Ты один раз спросил, но я тогда не смогла… Да и сейчас с трудом, но я попробую. Ты спросил, очень ли больно мне сделал, помнишь?

Берестов кивнул. От удивления даже язык отнялся. Она и правда… сможет это обсуждать?

Варя глубоко вздохнула, явно переживая очередной приступ паники.

— Было… неприятно. И больно больше душе, чем телу, хотя и телу было несладко. Я потом недели три к себе жуткое отвращение чувствовала, но старалась об этом не думать. Уговаривала себя, что пройдёт… Почти прошло. Иногда только накатывает… вместе со страхом и тошнотой. Кажется, что я грязная, причём не снаружи, а внутри. Но я хотела рассказать не об этом…

Моя мама была учительницей литературы. И она обожала читать вслух. Я уже давно выросла, а она всё читала мне своё любимое… И её любимое становилось моим любимым.

У Анатолия Алексина есть один рассказ… Ты знаешь Анатолия Алексина?

— Кажется. Но я не уверен, Варь.

— Ладно, неважно… Я не помню, как называется этот рассказ, хоть убей.*

(*Далее Варя вспоминает рассказ Алексина «Чужой человек»)

В этом рассказе у женщины, участника Великой отечественной войны, берут интервью. Женщина эта участвовала в форсировании Днепра… И её просят рассказать о самом страшном, что случилось в её жизни. Знаешь, что она говорит? «Самое страшное вообще случилось не на войне».

Варя засмеялась. А Илья, внезапно повернувшись к ней, заметил, что при этом она ещё и плачет.

— Мне тогда было десять лет, — продолжала она, глотая слёзы. — И я решила прочитать про форсирование Днепра. Я прочитала… про то, что вода там была красной от крови, и про многое, многое другое… И спросила у мамы — как так? Вот же оно — самое страшное! Что же может быть страшнее ЭТОГО? Мама тогда сказала, что я потом пойму… И я поняла. Спустя два года, когда она заболела и начала медленно умирать на моих глазах, а я ничего не могла сделать.

Берестов давно перестал осознавать, куда они вообще едут, так заслушался. И так… плохо ему было.

— Илья… — Варя вытерла мокрые щёки ладонями, всхлипнула, — то, что ты со мной сделал — не самое страшное, что случилось в моей жизни. И…

— Это не оправдание, — вырвалось вдруг у него.

— Да, я знала, что ты так скажешь… Но мне и не нужны твои оправдания. Я понимаю, что ты хороший человек, и мне этого достаточно… Это лучшее из всех возможных оправданий.

В этот момент Илья осознал, что больше не выдержит. И остановил машину.

Уже потом, намного позже, Варя сообразила, что тогда, по идее, она должна была испугаться. Остановка была резкой, да и повернулся к ней Берестов тоже довольно резко. А уж когда Варя посмотрела в окно…

— А где это мы?

— Понятия не имею, — заявил Илья. — Я не туда свернул. Сейчас в телефоне включу навигатор, поглядим, как отсюда выехать. Но сначала… Варь, я хотел бы прикоснуться к тебе. Можно?

— Сейчас? — она смутилась.

— Да. Я не сделаю ничего плохого.

— Я понимаю…

Пару секунд Варя колебалась, закрыть ли глаза, но в итоге всё же закрыла. А в следующее мгновение Илья положил обе свои руки на её колени, и она вздрогнула.

— Знаешь, как мне всё время хочется тебя назвать? — прошептал Берестов, начиная легко гладить её коленки. Очень легко… и выше не поднимался, словно осознавал, как она этого боится. Боится… и ждёт.