Толмач

9. Проблемы и казусы

Мне намекнули, что каждая аргентинская группа находится в зоне внимания у нашей службы госбезопасности. Естественно, где, когда и кто из «старших братьев» будет рядом, никто из гидов не знал. Иногда мы вычисляли «следаков», а иногда случались казусы.

Как-то, после долгого путешествия, трудового туристского дня, разместившись в придорожном мотеле, мои аргентинцы, как всегда, собрались в холле на вечерние посиделки, на совместное распитие чая мате. Когда-то давно этот травяной чай был не более чем традиционным напитком индейского племени гуарани. Но у аргентинцев чаепитие «эрба мате» превратилось почти в сакральное действо. Приносят термосы с уже готовым мате, наливают дымящийся чай в «бомбилью» – сосуд не только в форме маленькой тыквы, но и сделанный из этого же плода, высушенного и выдолбленного изнутри. В тыквенную чашечку вставлена широкая трубочка с серебряным или золотым мундштуком. Первый отпивает, передает другому. Кипяток один-два раза, не больше, подливается в термос, потом снова заваривается свежей травой. Бомбилья идет по кругу, все приобщены к этому действу: определенная аллюзия «трубки мира» у индейцев. Пьется настоящий «мате» без сахара и очень крепко заваренный – «амарго» (горький), наверное, что-то вроде тюремного «чифиря». И это круто во всех смыслах. Слабый, спитой мате называется «кларин» – светлый в переводе. Есть одна из множества пословиц, посвященных этому напитку, в которой степень бедности соотносится с крепостью мате: «Он так беден, что пьет «кларин». И вот, сидим мы, пускаем по кругу «бомбилью», делимся впечатлениями, как всегда, спорим о чем-то, но мирно, без фанатизма, устали. Неожиданно к нам подходит человек и просит меня узнать, нет ли у кого-нибудь пассатижей. Честно говоря, я и по-русски тогда не знала, что такое пассатижи, а уж на испанском подавно. Но всегда, если не знаешь точного перевода слова, термина, можно передать смысл понятийно, описательно. Человек мне в двух словах сказал, что это – инструмент, применяемый обычно в слесарном деле. Я без труда перевела. Тут же послышался добродушный смех, посыпались шутки. Аргентинцы, как было сказано, народ с большим чувством юмора, стали предлагать: женщины – пилочки для ногтей и маникюрные ножницы, мужчины – штопоры и перочинные ножички. Но человек, настаивал, что ему нужны именно пассатижи. Я пытаюсь доказать, что все уже поняли, о чем идет речь, но у них нет с собой никаких слесарных инструментов, объясняю, что обычно туристы вообще никогда не берут их в поездку за рубеж. Человек, явно раздосадованный и даже несколько смущенный, берет лист бумаги, рисует этот самый инструмент. И вдруг один из группы радостно откликается, встает из-за стола и вместе со странным человеком, в полночь интересующимся пассатижами, отходят сначала в дальний угол холла, затем скрываются за дверью гостиницы. Оказывается, как мне объяснил потом аргентинец, что это был некий пароль, на который надо было отреагировать подходящим образом. А с аргентинцем, у которого оказались «пассатижи», мы за долгий месяц поездки подружились, и он, не таясь, сказал, что является членом регионального отделения международной антифашистской организации, которая помогает обнаруживать бывших нацистских преступников и сообщать об этом агентам заинтересованных спецслужб.

Не один раз в работе с аргентинцами мне приходилось убеждаться в специфических особенностях их характера, но всегда выручало, еще раз повторю, чувство юмора. А у аргентинских евреев, впрочем, как и у советских, это чувство было превосходным. К тому же, при всей своей гордыни, они не были лишены и самоиронии. Вот один анекдот, который со смехом рассказал мне кто-то из группы. «Вопрос: знаете, какой самый удачный бизнес? – Ответ: купить аргентинца по его настоящей цене, а продать по той, какую он себе сам назначил». Смех, юмор, шутки помогали «переводить стрелки» с ситуации проблемной и серьезной на решаемую, находить вариант обойти трудности.

10. Туалеты – это серьезно

А проблем, как было сказано, тогда было более чем достаточно. К примеру, проблемными оказывались плохо вымытые клозеты и ванны, отсутствие туалетной бумаги, редкая смена полотенец и постельного белья, грязные автобусы, некачественное питание в ресторанах и еще уйма других.

Проблема с туалетами становилась особенно острой при продолжительных автобусных турах. Как я уже упоминала, остановки по трассе были запрещены, кроме заправочных станций. Там не только заправлялись, но и, говоря простонародно, оправлялись, во всяком случае, надеялись. Я-то знала, что надежды не оправдаются. Каждый раз повторялась одна и та же сцена. Останавливаемся на АЗС, люди выскакивают из автобуса и трусцой направляются к дощатому строению, на расхлябанных дверях которого грозно растопырились черным крупные буквы русского алфавита «М» и «Ж». Стены сияют свежеокрашенной голубой краской, наложенной на предыдущие давние слои. Почему-то всегда стены общественных уборных красили именно в этот цвет, – метафора чистоты и свежесть морского бриза. Но контраст между небесно-голубыми стенами снаружи и «декором» внутри был ошеломительным. Я всегда оставалась сидеть в автобусе, уныло наблюдая через окошко за происходящем, зная, что будет дальше. А дальше происходило следующее. Обнаружив на первой-второй остановке совершенно кошмарный по грязи туалет, туристский народ уже не спешил выходить и бежать к «М» и «Ж». Контроль мужественно берет на себя лидер группы. Остановка. Все прилипают к окошкам и ждут сигнала. Лидер выходит, направляется к уборной, как обычно выкрашенной в голубенький веселый цвет надежды, заглядывает туда, а потом делает узнаваемый сигнал своим соотечественникам. Мимика и жесты красноречивы, эмоциональны и легко дешифруются: «Ужас! Не выходить! Не входить!». А на третьей остановке отважный «первопроходчик», приняв всю полноту ответственности за порученное дело, уже и не будет заглядывать внутрь уборной. Он выйдет из автобуса, сделает два-три шага к заветным дверям, сделает вздох, уловит тошнотворный смрад и подаст друзьям по несчастью уже знакомые сигналы. В конце концов, дело решалось просто, если конечно, удавалось уговорить водителя. Нарушая инструкцию, он останавливал автобус на обочине у леса. Гурьбой вываливалась вся группа, и мальчики шли налево, девочки – направо. Это была моя идея, как понимаете, далеко не оригинальная. Мы здесь к такому были привычны, а они как-то не очень, но вернувшись из леса, аргентинцы, например, ржали как необъезженные мустанги, шутили, как говорится, на грани фола, но все были довольны. Однажды попался или очень вредный, или очень бдительный водитель: ни в какую не хотел останавливаться на дороге. Я его упрашивала, уговаривала, тем более, что одна пожилая сеньора предупредила о своем недуге недержании. Я и водиле сказала об этом, но тот упирался. Тогда эта почтенная дама устроилась у задней двери, и «водичка» побежала по ступенькам. Все тактично отвернулись, а водитель, яростно взревев и почему-то обругав меня, наконец – то остановился.

11. О политических дискуссиях в узком кругу

Кроме таких бытовых проблем, приходилось подключаться и к проблемам совсем иного свойства и характера. А именно: вступать в дискуссии на социально-экономические и политические темы. Часто не было возможности избежать этих утомительных споров. В силу профессиональной деятельности, пафосно выражаясь, социальной роли гида, как единственного в конкретный момент представителя страны, куда приехали иностранные туристы, приходилось, вопреки желанию и настроению, втягиваться в спонтанно возникшую дискуссию, высказывать свое мнение, обсуждать серьезные мировые проблемы.

Каждый переводчик прекрасно знает, что всегда наступает такой момент, когда по окончанию официальной части, будь то деловые переговоры, встречи в общественных организациях, посещения индустриальных объектов или после регламентированных по времени экскурсий, он остается один на один с бизнесменом, туристом, специалистом, не важно. И тому, оказывается, интересно узнать личное мнение гида по многим вопросам. Отвертеться бывает весьма затруднительно. Особенно частыми дискуссии стали в период нашей Перестройки. Субъектом споров часто становился Горбачев, его личность, его деятельность. Гласность крепчала, но Горби (как его называли иностранцы), повышая собственные рейтинги в зарубежных поездках, внутри своей страны терял популярность, авторитет, да и уважение. В те времена я уже больше работала с итальянцами, и они, эмоционально влюбленные в чету Горбачевых, не могли принять мой скепсис, принять мои объяснения нарастающего недовольства главного перестройщика. Они обожали первую леди: в центре Флоренции, недалеко от вокзала, в честь ее даже был открыт магазин модной одежды «Raissa».